— Итак, уважаемый мистер Кэмпферт, — заключил Великовский, — вы заблуждались по всем пунктам. Вавилоняне в шестнадцатом веке до нашей эры видели Венеру не в том месте и не такой как видим ее мы. Что касается египтян, то они наблюдали не за 2800 лет до нашей эры, как вы писали, да еще округлили до 3000 лет, а только с начала Нового царства. И вовсе не Венеру, а Сириус. Когда вы увидели, что ошиблись, логика вашего построения была следующей: действительно, это не Венера, а Сириус, действительно, не за 3000, а за 1900 лет до новой эры. Но если египтяне видели Сириус за 1900 лет до новой эры, то они должны были видеть также Венеру. А если они видели ее за 1900 лет, то почему бы им не видеть за 3000 лет до новой эры? Странная логика, не так ли? Осталось ли что-нибудь из ваших возражений? По этому поводу я посмею рассказать вам весьма поучительную историю.
Однажды к пекарю пришла девочка. Мама велела ей сказать, что в булочке, купленной сегодня утром, оказалась муха. На это пекарь ответил: «Принеси мне эту муху и ты получишь взамен булочку».
Аудитория отреагировала на это дружным смехом и аплодисментами.
После лекции Великовский подошел к своему противнику, стоявшему в окружении людей, обменялся с ним рукопожатием и несколькими словами по поводу автомобильной катастрофы, в которую недавно попал Кэмпферт. У окружающих не было сомнения в том, что научный обозреватель «Нью-Йорк таймс» сожалеет о своей статье. Во всяком случае, его больше не было в лагере противников Великовского.
31. ИЗДАТЕЛЬСТВО ВЫНУЖДЕНО ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БЕСТСЕЛЛЕРА НОМЕР ОДИН
Посещение дантиста — событие не столь привлекательное для описания жизни ученого, как публичная лекция. Но жизнь, увы, состоит не из одних привлекательностей.
Мало радости сидеть в зубоврачебном кресле и настороженно прислушиваться к гнусному жужжанию бормашины. Но, в сравнении с тем, что произошло в течение ближайшего часа, зубоврачебное кресло можно было считать местом в десятом ряду филармонии, а жужжание бормашины — финалом Девятой симфонии Бетховена.
Дантист ответил на телефонный звонок и тут же передал трубку Великовскому.
Элишева сообщила, что звонили из «Макмиллан». Президент компании хотел бы срочно встретиться с Великовским. Встреча состоялась уже спустя несколько минут. Сперва в рабочем кабинете президента, а потом продолжилась в его квартире за чаем. До этого Великовский никогда не видел Джорджа Бретта.
Компания «Макмиллан», рассказывал президент, попала в ужасное положение.
Основная деятельность и основной доход компании — издание учебников. После выхода в свет «Миров в столкновениях» агенты компании возвращаются из университетов с пустыми руками. Университеты перестали покупать учебники, изданные «Макмилланом». Профессора объявили бойкот и отказались издавать в «Макмиллане» свои книги. Издательство терпит огромные убытки. Доктор Великовский сделает доброе дело, если согласится расторгнуть договор. Разумеется, доктор Великовский не пострадает. Уже найдено другое не менее респектабельное издательство, которое согласилось взять книгу. Это «Даблдей и K°». Оно больше «Макмиллана». К тому же там нет слабого места — отделения учебников.
Великовский не мог поверить услышанному. В Соединенных Штатах ежегодно издаются десятки тысяч книг. В их числе может быть совершеннейший абсурд. Могут быть книги от магии — черной, белой, «в полосочку» и «в крапинку», до грязной порнографии. Ни одному издательству никогда за это не объявляли бойкот. А тут…
Даже если не все, содержащееся в книге, выдержит обоснованную научную критику, то и в этом случае нет объяснения и извинения ученым, ведущим себя подобным образом.
А издательство? Книга издана не отделением учебников, а коммерческим отделом.
Книга числится первым номером в списке национальных бестселлеров. На сегодня за два с половиной месяца продано 54.000 экземпляров по четыре с половиной доллара за экземпляр. И при этом издательство хочет расторгнуть договор!
Более того. Бретт предупредил, что все это пока должно оставаться абсолютной тайной. О передаче книги другому издательству знают восемь человек — четыре в «Макмиллане» и четыре в «Даблдей и K°». Даже Путнэму не следует сообщать об этом.
Великовский прочитал восемь угрожающих писем профессоров, полученных издательством. Профессор Маклоулин, астроном из Мичиганского университета, с гордостью писал: «Нет, я не читал „Миры в столкновениях“ и никогда не прочту».
Примерно так же звучало письмо профессора Поликарпа Куша, физика из Колумбийского университета…
Президент согласился дать Великовскому копии этих писем, если они расстанутся дружелюбно. Беседа становилась все менее мирной. Бретт, по-видимому, впервые наткнулся на подобное упрямство и независимость автора.
— Ну, а если моя теория верна? Что, если, как многие обозреватели писали, это большой шаг вперед? Как будет выглядеть ваш издательский дом в будущем? Возможно, что мои преследователи станут известны потомкам не благодаря их научной деятельности, а именно благодаря тому, что они преследовали меня.
Великовский добавил, что сообщит о своем решении в течение двух недель и, едва сдерживая гнев, расстался с президентом.
Бретт позвонил значительно раньше двухнедельного срока: Великовский задерживает его очень важную деловую поездку в Европу. Он прозрачно намекнул, что если Великовский не освободит их от договора, книга умрет в издательстве.
Через несколько дней на деловом обеде с английским издателем Виктором Голанцем будет присутствовать Путнэм. Связанный словом, данным Бретту, Великовский не мог предупредить своего друга о том, что передачу книги издательству «Даблдей» можно считать почти решенным вопросом. С другой стороны, ему не хотелось поставить Путнэма в неловкое положение перед Голанцем, специально приехавшим из Лондона, чтобы заключить с Великовским договор на издание книги в Англии.
Голанц был серьезным издателем. Ежегодно он отбирал в Америке не более пяти самых достойных книг для своего издательства. В этом году в его список, разумеется, попали «Миры в столкновениях» — национальный бестселлер номер один из недели в неделю.
Великовский позвонил Путнэму и, не объясняя причины, стал многозначительно уверять, что при любых обстоятельствах он останется самым верным другом, всегда благодарным за все, сделанное для него и для его книги. Путнэм тут же понял: произошло что-то необычное. Через несколько часов, предварительно побеседовав с главным редактором, он позвонил Великовскому и сказал, что ему известны все детали этого позорного дела, и во время обеда с Голанцем он не окажется в глупом положении.
32. ПУТНЭМ УВОЛЕН ВСЛЕД ЗА ЭТВОТЕРОМ
Тед Теккерей ничего не знал о происшедшем, когда получил очередное письмо от Шапли.
«6 июня 1950 года
Дорогой Тед:
На мое письмо от 8 марта ты ответил 10 апреля. Я бы должен был написать тебе 12 мая, но в ту пору я был на нашей западной наблюдательной станции.
Сомневаюсь, есть ли смысл в дальнейшей переписке по поводу д-ра В. и его невероятно успешных писаний. Определенно, ты, он и его издатели должны быть вполне удовлетворены лидирующим положением его бестселлера из недели в неделю, а я могу быть удовлетворен тем, что я еще не встретил астронома и, вообще, ученого или исследователя любого сорта, который всерьез воспринял бы „Миры в столкновениях“. Одни обратили внимание на умные построения; другие — на очаровательный литературный стиль; а некоторые, полностью реабилитировав д-ра В. (который может делать, что ему нравится в этой свободной стране), не сдержаны в своих обвинениях когда-то уважаемого издателя. Этот пункт указывается во многих обозрениях.
В годичном докладе на заседании важного научного фонда в субботу видный американский физиолог оплакивал темное будущее и явный упадок нашего времени. Мы полностью провалились в нашем научном обучении, подчеркнул он, в противном случае „Миры в столкновениях“ не имели бы такой притягательной силы. Он считает, что д-р В. и сенатор Маккарти являются символами чего-то ужасного и приносящего зло. Но меня это не беспокоит. Время — хороший врачеватель.
Одна вещь беспокоит меня в твоих письмах — намек на то, что каким-то образом я был организатором „крестового похода“ против д-ра В. Из всех астрономов, с которыми приходилось общаться, я — наиболее мягкий и прощающий. Ты обвиняешь меня в том, что я — организатор различных гипотетических крестовых походов и что мои письма в компанию „Макмиллан“ были обжигающими. Как ты неправильно судишь! Я прилагаю копии этих писем, а также копию письма президента компании „Макмиллан“.
Перечитав, я чувствую, как мне грустно, но я не разъярен.
Искренне твой Харлоу.»
Можно понять эту грусть. Шапли считал себя настолько умным и неуязвимым, что вряд ли кому-нибудь удастся содрать с его лица маску добропорядочного ученого-либерала и увидеть истинный облик — кстати, весьма и весьма неприглядный. И вдруг это сделано! Не каким-либо малозначительным противником, которого ко всему можно еще лягнуть упреком в сведении политических счетов. Нет, сделано безупречным Тедом Теккереем, другом и соратником по лагерю либералов.
