- Из-за меня?
- Из-за кого же еще?
- А мне показалось, что тебе Базлаков нравится…
- Глупенький.
- Пойдем ко мне!
- Нет, сладенький, хорошенького понемножку… Он проснется и будет сердиться…
- Не проснется - он у тебя пить не умеет!
- Не будем рисковать. Ты же не хочешь, чтобы я осталась без работы?
- А завтра?
- До завтра дожить надо. Иди баиньки!
Во тьме проскворчал долгий прощальный поцелуй, и щелкнула дверь. Потом из ванной донесся шелест душа. Я сжал кулаки и затаился в широкой молодо-женской кровати, как в засаде. Но, выключив воду и пошуршав одеждой, Катька тихонько вышла из номера.
Вот шалава!
Спать уже не хотелось, а хотелось расправы, но унизиться до того, чтобы бегать искать ее по чужим койкам, а потом пинками гнать неверную секретаршу на глазах у всех в номер для молодоженов, я не мог. Гордость, не позволяла… Чтобы как-то отвлечься, я включил ночник, сжевал таблетку аспирина, запив ее четырьмя стаканами воды, и, дожидаясь Катькиного возвращения, стал на бумажке прикидывать, кому и сколько придется заплатить, чтобы уж точно попасть в Ле Бурже. Список был составлен, а Катька все не возвращалась. И я предался невеселым воспоминаниям.
В первый раз моя всеотзывчивая помощница попалась с Толиком. Через полгода после того, как она разгромила кадры турецкого МИДа и пришла в «Аэрофонд», ко мне на прием по какой-то укоренившейся, видимо, еще с парткомовских времен привычке заявилась жена моего телохранителя. Она жаловалась, что Толик, отец троих детей, совсем отбился от семьи. При выяснении подробностей обнаружилось, что отбился мой телохранитель скорее все-таки не от семьи (зарплату он продолжал отдавать и уроки у детей проверял), а от брачного ложа.
- У него появилась другая женщина! - плача, доложила несчастная супруга.
- Откуда вы знаете?
(Я подумал, что, если бы у Толика появился мужчина, было бы гораздо хуже!)
- Подслушала… по телефону. По параллельной трубке.
- Здорово! - Я был искренне удивлен тем, что бывшие сотрудники «девятки» попадаются так же банально, как и обыкновенные мужики. - Он ее как-нибудь называл? По имени или еще как-нибудь?
- Нет.
- А она его?
- Сла-а-денький, - зарыдала женщина.
- Ясно. Идите домой. Растите детей. Больше это не повторится. И рекомендую вам прочитать книжку «Постельные принадлежности. Брак и гармония». Она сейчас везде продается…
Мне надо было сообразить еще тогда, после пикника в лесу. Я сам, идиот, попросил телохранителя показать свое мастерство - и он всадил из пистолета в дерево четыре пули - одна в одну. Катька хлопала в ладоши, и на ее лице появилось выражение хищного восторга. У нее всегда появлялось такое выражение, если ей кто-нибудь нравился. А как у них потом сладилось, догадаться несложно: машина всегда заезжала сначала за телохранителем, а потом за Катькой, если она ночевала дома, а не у меня… Толик поднимался к ней, а шофер ждал и потом врал мне, что попал в пробку. Обслуга всегда договорится, чтобы напакостить хозяину. Шофера я выгнал. А Толику ничего специально говорить не стал - просто через несколько дней, когда он делал мне в сауне массаж, я пошутил в том смысле, что нанимал его телохранителем, а не телорасхитителем…
- Я уволен? - хмуро спросил он.
- Ну почему же? Наоборот, считай, что мы теперь с тобой родственники. Но больше этого делать не надо. Никогда.
- Понял.
- А теперь еще раз правую лопаточку! Что-то ломит…
Катерину же я вызвал в кабинет якобы для устного перевода и, когда она опустилась на колени, впервые дал ей пощечину. С оттяжкой!
- Это что-то новенькое? - удивилась она и побледнела.
- Догадалась, за что?
- За что?
- Если не отстанешь от охранника…
- Выгонишь?
- Убью.
- А-а… Прости, Зайчуган, я больше так не буду!
Я простил. Если бы мне стало известно, что она и Толика тоже называет «зайчутаном», я выгнал бы ее уже тогда - и не было бы ни взорвавшихся МИГов, ни всего остального. Впрочем, женщину, в кулаке у которой зажата твоя игла, выгнать не так-то просто!
…Услышав, как снова открывается дверь номера, я еле успел выключить свет и затаиться в своей двуспальной арабской засаде.
В прихожей блудливо завозились.
- Ты мне делаешь больно! - вскрикнула Катька.
- А ты не уходи! - Я узнал голос Базлакова.- Мне понравилось.
- Неужели?
- А я тебе понравился?
- Безумно! А правда, что ты называл меня ведьмой?
- А ты и есть ведьма. Давай вернемся!
- Нет, скажи, вы в самом деле из-за меня столкнулись?
- А из-за кого же? Если бы ты на меня так перед вылетом не смотрела, неужели я бы на вводе в петлю стал обороты сбрасывать?! Я же думал, ты с Витькой…
- Бедненький…
- Пошли!
- А вот этого не надо! Не надо, говорю! Отпусти… Он проснется…
- Ну и хрен с ним! Я ему по рогам настучу!
- Ага, а зарплату потом ты мне будешь платить?
- А сколько он тебе платит?
- Сладенький, если я скажу, ты не переживешь…
- Ну хорошо… А завтра?
- До завтра дожить нужно. Иди баиньки! Утро вечера мудренее.
Послышался шум борьбы и щелчок дверного замка. Затем снова - шелест душа и тихие влажные шаги по ковру.
- Зайчуган, ты спишь? Зайчуга-ан!
Я повернулся и показательно продрал глаза. Обнаженная Катька стояла надо мной, как мраморная богиня в ночном зале музея. И лишь темные пятна сосков да черный, идеально равнобедренный треугольничек нарушали эту ночную мраморность. Правда, я читал, что дотошные греки раскрашивали своих афродит самым достоверным образом там, где положено.
- Я-то сплю, а вот ты где шляешься?
- Я ребят успокаивала, - чистосердечно призналась она. - Им так сейчас тяжело!
- Успокоила?
- Кажется, да…
- Ну что там? Обломками никого не задело?
- Нет, в поле упали. Одного велосипедиста взрывной волной сдуло. Подал в суд за поломку велосипеда…
- Переживем! Что еще?
- Ничего.
- А Перов не застрелился, пока. я спал?
- Нет, просто очень сильно напился…
- А что там твой атташонок?
- Почему это мой? - искренне возмутилась Катька.
- Ладно. Как там мой атташонок?
- Папуле звонил… Плакал в трубку. Все на тебя валил…
- Сволочь! - Я повернулся к стене и сделал вид, будто возвращаюсь к прерванному сну.
Катерина легла рядом и прижалась ко мне своим еще влажным после душа телом. Я отстранился:
- Ты и меня хочешь успокоить?
- Прости, Зайчуган, я очень устала. Такой трудный день…
- Еще бы!
- Спокойной ночи!
Я долго не мог заснуть. Теперь, когда опасность полного краха миновала, можно было спокойно обдумать подробности завтрашней развязки нашего с Катькой романа. Нет, надавать ей по щекам и заставить спать на прикроватном коврике - это не месть! Пилотажники и так смотрят на меня будто на спекулянтика, примазывающегося к их героическому ремеслу. А теперь еще будут всем рассказывать, как по-гусарски оттоптали личную секретаршу Шарманова. Нет, такое не прощается!
Все обдумав и воодушевившись, я повернулся к Катерине - она мирно спала, свернувшись калачиком и чуть похрапывая от усталости. Я пошарил по ее нежному теплому тельцу и наткнулся на мягкую щетинку. Катька, не просыпаясь, поощрительно шевельнула бедрами. В голове почему-то крутился сакральный пароль пьяниц времен застоя - «Третьим будешь?».
- Буду! - вздохнул я.- Буду!! …Утром мы завтракали в уютном ресторанном зальчике, специально выделенном для руководства летной группы. Стены были украшены фотографиями знаменитостей, останавливавшихся в отеле. Я узнал длинноносую Маргарет Тэтчер и жизнерадостного губошлепа Бельмондо.
Ели вяло. Меня еще поташнивало от вчерашних излишеств. Но шеф полетов Перов, тот просто страдал нечеловеческой мукой и настолько опух с похмелья, что даже внешность его описывать бессмысленно. Лучше бы он и в самом деле вчера застрелился. Баз-лаков и Вильегорский тоже выглядели дохловато, но, несмотря на это, периодически посматривали победно друг на друга, а изредка исподтишка бросали на меня взоры, в которых странным образом сочетались кобелиное торжество и мужское сочувствие моей рогонос-ной участи. И лишь Катерина была, как всегда, свежа и целомудренно невозмутима, словно вообще прибыла сюда, на грешную землю, с далекой планеты, где половая жизнь сводится исключительно к игре на фортепьяно в четыре руки, а в бутылках из-под водки продают только родниковую воду.
Обслуживал нас официант с выправкой оперного певца. Я подозвал его и приказал принести шампанского. Он, обалдев, переспросил несколько раз, ибо для англичанина выпить за завтраком шампанское, а не апельсиновый сок, это что-то совершенно противоестественное. Разъяснив ему, что я совсем даже не шучу, и отправив выполнять заказ, Катерина удивленно спросила:
