Все это было — далеко не смешно, в особенности для человека, попавшего в Париж из Казани проездом через Сингапур, то есть человека, верующего в революционные возможности. Шляпа стоила пятьдесят девять франков, такси ещё восемь, потому что в феврале только люди будущего могут гулять с обнажённой головой. Прибавим, что Анна Пахомовна встретила мужа словами: «Ну, знаешь…» — и что пришлось объяснять ей чистейшую случайность растерянного вида, и разорванного кармана. Одним словом, все эти события произвели на Егора Егоровича впечатление сильнейшее.
Оно усилилось в последующие дни, когда и улица и обслуживающие её газеты вплели в горячку необузданного спора резкую брань по адресу той братской организации, которой Егор Егорович отдавал не досуг и любопытство, а свой ум и своё открытое лучшим чувствам сердце. С ужасом и недоумением он прочитал, что это он стрелял в себя на площади Согласия, он виноват во всех несчастиях, как подстрекатель политической склоки, участник всех преступлений, мошенничеств, подлогов, убийств, взяточничества, что карты Егора Егоровича, наконец, раскрыты, и его уничтожат вместе с аптекарем и владельцем розничного обойного магазина. Егор Егорович пытался объяснить, что тут ошибка и явное недоразумение, так как, напротив, и он сам, и Жан-Батист Русель, и Себастьян Дюверже, и ещё многие, да попросту все, включая и страхового агента, который, конечно, получает свой процент со страховых полисов, но человек превосходный, все они — люди мирные и честные и готовы это всячески доказать; что, по их общему мнению, лучше никому не ссориться, а всем обняться и скорее приступить пока к ремонту, а затем и к дальнейшей постройке Соломонова храма. Могут, вероятно, и в такой отборной среде оказаться не совсем хорошие или даже совсем нехорошие люди (Егор Егорович ни на кого не намекает), но в каком же обществе они не встречаются? Вольные каменщики — обыкновенные люди и за святых себя не выдают. Но даже Анна Пахомовна возражала на это с невозмутимым хладнокровием и присущей ей рассудочностью:
— Ты просто ничего не знаешь. А я была с самого начала убеждена, что этот твой Ришар втянул тебя в самую грязную компанию. Он и Жоржа пытался свести с одной безнравственной особой…
Не договорив, Анна Пахомовна, подавляемая воспоминаниями, запиралась в спальне и проглатывала очередную эфиро-валериановую бочку.
Ах нет, все это не так просто! Чувствуется, что вольному каменщику предстоят новые испытания…
* * *
Кораблю угрожает опасность. С корабля поспешно удирают наиболее сообразительные мыши. Анри Ришар пишет возмущённое и возмутительное письмо агенту страхового общества. Анри Ришар не желает оставаться в кругу людей, среди которых могли быть взяточники. Анри Ришар отрясает прах ног своих на пороге учреждения, кощунственно называющего себя храмом. Он сожалеет о душевных силах, наивно и непроизводительно затраченных им за годы пребывания в рядах людей, среди которых… (см. выше). Он требует, чтобы его имя было немедленно вычеркнуто из списков людей, среди которых… (см. выше). Он сожалеет, что не может сегодня не швырнуть в лицо людям (см. выше) те жалкие франки, которые он взял заимообразно из «братской» (кавычки подлинника) кассы взаимопомощи, но он сделает это в ближайшее время. Кстати, с некоторой досадой Анри Ришар про себя вспоминает, что не вернул и шефу бюро его глупейших двухсот франков. Анри Ришар едет в главную контору экспедиционной фирмы и там, между прочим, негодующе, но совершенно секретно выражает своё горькое сожаление о том, что ему приходится служить под непосредственным начальством одного из тех людей, в среде которых… (см. выше). Он уже не говорит, что покровительствовать подозрительным иностранцам могут в переживаемый момент только не дорожащие честью своей нации. На обратном пути Анри Ришар покупает значок, указывающий на его принадлежность к высокопатриотической организации. Впрочем, на службе Анри Ришар держит себя вполне корректно.
— Mon eher chef, — говорит он доверительно, — я вышел из рядов общества, в которое имел несчастье войти сам и втянуть вас. Советую и вам последовать моему примеру. Как иностранец вы можете особенно горько поплатиться за связь с людьми, среди которых… (см. выше).
Егору Егоровичу несколько противно, но он не скрывает своего мнения:
— Собственно, о каких людях вы говорите, Ришар? Ведь это все только политические сплетни, совершенно бездоказательные и притом очень гнусные по их источнику. Но если даже и попал в нашу среду дурной человек, — разве можно предавать за это анафеме все Братство? Ну, недоглядели, очень жаль, будем внимательнее. На тысячу подлецов один оказался масоном — и сейчас целая буря! Хотя, конечно, очень печально, что все-таки такой масон нашёлся.
— Mon eher chef, вы слишком добры и доверчивы. И мне будет очень больно (в голосе Ришара горечь), если кто-нибудь из людей, которым вы так доверяете, подставит вам со временем ножку. И я говорю вам: «Tenez-vous sur vos gardes, mon eher chef!»[99]
В обеденный перерыв у Анри Ришара деловое свидание. События совершенно пересоздали характер некогда легкомысленной Марианны. Никаких четырёх ног под одеялом! Теперь Марианна охраняет достоинство нации. Она издает очень популярный антимасонский листок. Это — не пустой вздор, это кричащая истина, подтверждаемая документами. Нужно вскрыть гнойник до дна, нужно добить врага его собственным оружием. Бывшая Марианна публикует ужасающие факты из древней, новой и новейшей истории, приводит списки имен с адресами. Работая честно и в открытую, Марианна предварительно проверяет точность адресов, запрашивая лиц, заподозренных в принадлежности к тайному обществу, не предпочтут ли они не видеть своих имён опубликованными, что вполне достижимо путём оказания газете небольшой материальной поддержки. На деятелей политических это не производит большого впечатления, но мелкие чиновники и лавочники иногда оказываются достаточно скромными, чтобы отрицать рекламу. Во всяком случае, Марианна презирает автобусы, предпочитая такси, платит наличными не только типографии, но и ценным сотрудникам и осведомителям. Значок комбатанта переехал с потрёпанного пиджака на отличный костюм, и портной, если ещё не получил, то надеется получить с клиента полностью.
То, что делает Анри Ришар, он делает исключительно во имя общественного блага. Комплект «Бюллетеня» за четыре года не полон, но отсутствие нескольких номеров не составляет важности. Имена членов организации в «Бюллетене» печатаются полностью при соответствующих ложах; условные обозначения будут пояснены. Для уважающей себя газеты это может оказаться истинным кладом.
Марианна внутренне трепещет от радости, но на случай делает кислое лицо:
— Кое-какие номера у меня есть. Все же интересно познакомиться. Вы его захватили, этот «Бюллетень»?
— Он со мной, но здесь рассматривать неудобно.
— Я посмотрю дома. Я хочу сказать, что мы, конечно, сговоримся.
Анри Ришар хмурится. Он не хотел бы быть неверно понятым. Он руководится исключительно интересами национального движения. Притом в наше время смешны и вредны и даже преступны таинственности. Честные люди борются с открытым забралом. Только поэтому он готов передать серьёзной газете те печатные документы, которыми он располагает. Но не больше! Возможно, что он, Ришар, знает очень многое, но не в его правилах изменять слову, некогда, пусть по наивности и неведению, данному людям, среди которых, к его большой скорби, — да, скорби! — оказались… (см. выше). К тому же есть некоторые затруднения чисто этического порядка. В своё время, нуждаясь в деньгах, он взял небольшую сумму в так называемой братской кассе взаимопомощи и ещё не успел отдать Очень неприятно, так как это его связывает. Но скоро он надеется расплатиться и тогда будет чувствовать себя свободнее от обязательств.
Марианна растрогана благородством молодого человека. Ей в своё время также приходилось нуждаться и прибегать к чужой помощи. Уж она-то это отлично понимает! Но как может мосье Ришар думать, что орган печати, служащий исключительно национальным интересам, не войдет в его затруднительное положение и не освободит его посильно от досадных обязательств, если, конечно, сумма…
О, это совершенный пустяк! Анри Ришар не имеет причин скрывать сумму братского долга, — и глаза Марианны медленно, но окончательно выкатываются из глазных впадин и повисают на трёхцветных ниточках. Марианна подозревала, что эти люди умеют закупать попавшихся в их сети, но все же не ожидала такой щедрости. Тысячные гонорары газете не под силу! Конечно, если бы производить погашение долга по частям, то есть теперь же распорядиться «Бюллетенем» и другими сведениями в интересах национальных, а самую уплату производить по мере использования материала…