Нет, спасибо, не хочется.
Тебе не хочется. Что ж, я думаю, ты прав, поскольку мы этого делать не вправе. Так вот, ты сам видишь, нам известно, что ты виделся с мистером Барром. Известно по двум причинам: во-первых, мы за ним следили; во-вторых, нам сообщил об этом мистер Донахью, он нам об этом рассказал.
Так я же не говорю, что не видел Чарли Барра, я говорю, что не помню, видел я его или не видел, потому как пьян был. Может, и видел, я просто не знаю. Слушайте, вы же должны знать, что я с ним не связан, я к тому, что почему бы я не стал вам о нем говорить? если бы я чего и знал, это все равно ни хрена бы не стоило, так мне бы и смысла не было молчать.
То есть ты говоришь, что мог увидеться с ним?
Да, господи…
Он же твой старый приятель, Сэмми, ты бы это запомнил.
Сэмми качает головой.
И еще одно, не для протокола: твоя сожительница нас ни с какой стороны не интересует. Мы знаем достаточно, чтобы понимать – если с ней и случилось что-то плохое, это не твоих рук дело. Хотя даже если бы и твоих… Постарайся усвоить, что я тебе сейчас говорю. Не все наши коллеги держатся тех же взглядов, некоторые занимают шаблонную, я бы сказал, позицию в отношении того, что они считают тяжким преступлением, и тех, кого они считают закоренелыми преступниками. Исчезновение Элен Макгилвари дело очень и очень серьезное, а ты, увы, человек, уже получавший срок за очень серьезное преступление. Однако здесь ты оказался по нашему распоряжению, не по их; и позволь мне повторить: сам ты нас не интересуешь, ни в малой мере.
…
Хочешь что-нибудь сказать?
Э-э, нет.
Ну правильно, тебе нужно как следует все обдумать. Вместе с тем, боюсь, нам придется оставить тебя в наручниках. Не обижайся.
…
Главное – устроиться поудобнее; психологически ты в порядке, у тебя такое чувство, что ты кое-чего достиг. Когда Сэмми был мальчишкой.
Когда Сэмми был мальчишкой.
И грезил во снах о тебе.
Играет музыка. Помнишь того парня, у которого остановилось сердце.
Ну так лучше не вспоминай.
Да нет, вспоминай, такие вещи надо помнить. Ты думаешь, что не надо, но они все равно как световые указатели; Сэмми однажды летел на самолете, там в проходе были такие. Грезы грезами, но и о других вещах забывать не стоит. Плюс это помогает тебе не спятить. Потому что ты еще не на долбаном дне. В крытке ты видел смерть, ничего в ней интересного нет. Она просто случается. И ей случается тоже брать людей врасплох. А иногда ее можно предвидеть; ты даже и не говоришь себе этого, но вот услышишь, что какого-нибудь мудака пришили, и – да, потому как ты этого ждал, хоть и не думал об этом.
я доживу до этого дня
и тебя навсегда позабуду
но грезить во снах о тебе
я все-таки вечно буду
Вот и с тем парнем, у которого стереоплеер был, то же самое, ты знал, что его ожидает; знал, что он скоро испустит дух; а он сидел с закрытыми глазами, прислонясь спиной к стене, подобрав колени и положив на них подбородок, в наушничках, смотрел свои долбаные сны. Хотел вернуться в свою страну, но так сразу не мог, хоть его там и дожидались жена с детишками. А эти только и ждали случая убить его, на хер, вся их свора. Трудно поверить, такого щуплого паренька, но так оно и бывает, друг, я к тому, что, какого хрена, что тут можно поделать, да ни хрена, кроме того, что делал Сэмми – на долбаной шконке лежал. Прислушивался, может, парнишка скажет чего, но не всегда. Как-то раз предложил ему травки курнуть, так он не стал, он был мусульманин, не пил, не курил, такого только могила исправит. Я хороший человек. Так он всегда говорил, я хороший человек. Я ничего не прошу. В чем и состояла его долбаная проблема, ничего он не просил, ну и получил, на хер, все сразу, а вот Сэмми
вечно был не в своем уме,
потому с него и не сошел.
Правда, не на этот раз. Если его зачалят на этот раз, он точно спятит. Слепой, не слепой, без разницы.
Сэмми поерзал по шконке, пошевелил сначала задницей, потом плечами, потом ногами. Спина болит. А на животе не полежишь, из-за браслетов. Какое-то время удается пролежать на боку, на руке и плече. Сучий матрас. Жуть гребаная.
Все скулишь, скулишь, скулишь, а! Конечно, ты же только и думаешь о своем дурацком предчувствии.
А это без толку.
Еще и потому, что ты же знаешь, к чему все сводится. Это ж дает им еще одно преимущество, слепота, она означает, что ты и вовсе у них в руках. Чем смешны эти ублюдки, они ведь думают, что вколотили тебе в башку мысль об участи, которая будет похуже смерти. Слишком они часто в телик пялятся, мудилы, вот им и кажется, будто они по главной улице Нью-Йорка разгуливают или еще по какому сраному городу, по Чикаго, и каждый из них – трепаный Аль Пачино или Хэмфри Богарт,[24] друг, точно тебе говорю.
Ты перебираешь всю свою жизнь, но это дело пустое; некоторые вещи попросту очевидны. Люди иногда дают друг другу второй шанс. Вот что поражает. Больше никто этого не делает. Только мы двое, только мы это и делали.
Спичка! Этот хмырь чиркнул спичкой! Ну и все, на хер, ясно – подсадной, они к нему лягаша подсадили. Сэмми улыбается. И, переждав с минуту, спрашивает, затянуться не дашь, приятель?
Не отвечает. Ну ладно.
Опять вышагивать начал. Охрененно на нервы действует, ты пытаешься с этим бороться, да не выходит. Сейчас бы чашечку кофе. Запустил бы ею в долбака! Сэмми фыркает, подавляет смешок; и фыркает снова. Дичь долбаная.
Нет, а попить бы неплохо. Во рту, блин, совсем пересохло. Стакан воды, ледяной воды
и помада на полупустой чашке кофе,
что ты налила да не допила-а-а.
В жопу.
Ты сейчас думаешь про Элен, друг, и она, может, тоже думает вот про этого самого парня, про своего мужчину, лежащего, задрогнув, в пустой комнате, в темной пещере одинокой души. Ну уж это точно строка из песни, друг, нет вопросов.
Футбольные матчи, в которых я играл. Нет, вообще-то был один, на кубок
В ноздри ему вплывает табачный дымок. Ладно. Никто ж не мешает Сэмми получать от него удовольствие, как будто это его дымок, от его собственной сигареты, друг, ну то есть какого хрена, ладно, проехали, проехали
долбаный козел долбаный долбаный подсадной засранец.
Вот поэтому дергаться и не стоит. Не дергайся. Это ошибка, серьезный промах. Пусть они сами делают свое дело. Может, этот малый глухой. Шуточка в их духе. Слепой сидит с глухим. А то еще с глухонемым. Умора. Представляешь, как они там пялятся в свой сраный монитор.
Исус Христос всемогущий, нет, он просто обязан попробовать.
Эй, ты не глухой, на хер? Я же просил, кончай, в жопу, топать.
А тебе-то что?
Это не твое дело, просто следи за собой, на хер.
Ты о чем?
О том, что ты мне охренел, мужик, довел, на хер, понял, мне покой нужен.
Горло у Сэмми перехватывает, он заходится в кашле; комок какого-то дерьма вылетает из легких, Сэмми перекатывает его в гортани, потом глотает. Может, этого малого никогда не доставали браслетами. Может, ему попробовать охота, новые ощущения получить, узнать, каково человеку в этих говеных железках. Офигенно волнующее переживание, друг, почище любого перепиха
Они пытаются тебя достать. А ты постарайся им не позволить. Хотя они все едино достанут. Мимо них не проскочишь. Пустая трата энергии. Особенно когда ничего не контролируешь. Если бы мог хоть как-то, тогда ладно, тогда стоило бы все обмозговать, поразмыслить о входах да выходах и прочем. Главное, что
да ни хера тут главного нет.
Вот и дожидайся их теперь сто лет. Странное дело, никто за ним не пришел. Плюс ему удалось вздремнуть, и недурно. Может, они удалились на хороший большой воскресный обед, потому как это точно в самый раз для них, для долбаных сучьих фараонов, – большой воскресный обед, самые что ни на есть лучшие бифштексы и жареная картошка, яйца-пашот и всякие гребаные гарниры.
Сэмми спустил ноги на пол, встал. Какое-то шевеление на второй шконке. Бедный сучара, даже жалко его, кто бы он ни был. Вот и с Джеки Миллиганом то же самое, если валить всю вину на него, как Элен, далеко ли ты, на хер, уйдешь? Все не так просто, как кажется. Она относится к этому не так, как он, ну и ладно, правильно, но отсюда ж не следует, что она права. Исусе, ноги-то как болят. Он пошарил перед собой правой ступней и, подняв сжатые кулаки, пробуя пол пальцами ног, двинулся к дальней стене.
Ты слепой?
Ага.
А то я не был уверен.
Сэмми продвигается вперед. Достигнув стены, поворачивается, прислоняется к ней спиной, потом опускает ягодицы на пол и садится, вытянув ноги. Не знаешь, сколько сейчас времени?
Пять часов.
Пять! Откуда ты знаешь?
Просто догадываюсь.
Давно здесь?
Со вчерашнего дня. А ты?
То же самое.
Долго продержат?
Не знаю.
Вот и я не знаю. Ну и грязища тут у них!
