— В том-то и проблема, что человек не находится.
Услышав их голоса, солдат повернулся и посмотрел на них. Его большие глаза были красными и мокрыми от слез. Он был высок и худ. Лицо маленькое, брови густые, губы мясистые, правильной формы, шея длинная, фигура изящная. Поняв, что говорят о нем, он смутился и сел на свое место.
Усатый попутчик спросил:
— Командир, сколько месяцев отслужено?
Солдат несчастным надтреснутым голосом ответил:
— Шесть. Шесть месяцев!
— Ну, самое трудное позади, осталось всего-ничего.
— Да что ты, как ничего?! Осталось восемнадцать месяцев!
Смяв свою шапку, солдат бил ею по ладони другой руки.
— Ты обручен, невеста есть?
— Нет.
— О ком же пел тогда?
— Просто так. Тоскливо стало. Вечер такой длинный, пустыня, поезд тащится — сердце разрывается!
Исмаил посочувствовал ему:
— Ничего, друг, полагайся на Аллаха, ты ведь не в тюрьме — ты в армии!
Солдат надел свое кепи и вздохнул. Усатый попутчик, чуть понизив голос, сказал Исмаилу:
— Я лет семь назад в армии служил — в то самое время, когда английские империалисты отторгли от Ирана Бахрейн и устраивали прочие провокации. Мы в горах Курдистана проходили службу. Иногда обменивались огнем с иракской армией. Один из дежурных офицеров однажды не выдержал. Во время утреннего развода он открыл огонь очередями по расположению и таким образом совершил революционную казнь нескольких наймитов империализма и капитализма.
— А сам — что? С ним что потом было?
— А сам он с криком «Да здравствует героический народ Ирана» стал шахидом.
С удивлением Исмаил покачал головой, пробормотав:
— Удивительно.
— Вот так. Это был молодой закаленный офицер. Он выполнил свою часть исторического долга.
Исмаил обеспокоенно оглянулся на солдата, который мог слышать их разговор. Солдат уже храпел с приоткрытым ртом. Рассмеявшись, Исмаил заметил:
— Командир уже заснул!
— Рано или поздно проснется! — потом попутчик спросил: — В Тебриз направляетесь?
— Да.
— Вы оттуда?
— Никак нет.
— Студент?
— Нет.
— Так значит, в командировку какую-нибудь служебную?
— Нет, просто так еду.
— То есть… С какой целью все-таки?
— Сказал билетному кассиру: дайте билет до любого пункта. У него были в Тебриз. Ну я и взял. Просто так.
— Удивительное путешествие!
— А вы в Тебризе постоянно живете, я правильно понимаю?
— Да, постоянно. Позвольте представиться: Камель Дадаш-заде, рабочий тракторного завода. Человек немного книжный, немного киношно-театральный, шашлычно-танцевальный и вообще веселый.
Исмаил расхохотался.
— А я, с вашего разрешения, Исмаил Сеноубари. Житель Тегерана, служащий. Человек немного книжный, немного…
— Путешествующий!
— Ну, не знаю.
— Не скромничайте. Но все, что делается, делается к лучшему.
— Может быть… Не знаю.
— Сколько дней вы у нас пробудете?
— Понятия не имею!
— Есть у вас там кто-то, какие-нибудь родственники — ближние, дальние, или знакомые?
— Никого нет!
— Следовательно…
— Ну, куда идет приезжий? — как бы вслух размышлял Исмаил.
— В мечеть! — подсказал ему Камель.
— Так раньше было, — возразил Исмаил. — Теперь, скорее всего, в гостиницу, кемпинг. Приткнусь где-нибудь.
— Например, в уютном домике у меня, я живу с матерью.
— Нет, благодарю, я не хочу вас стеснять.
— Вы нас вовсе не стесните, гостем будете!
В этот момент солдат начал говорить во сне. Он скрипел зубами и скороговоркой бормотал: «Я вчера был в наряде, друг, не хочу, не хочу…»
— Так что, принимаете мое приглашение?
— Может, я уже завтра вернусь, или в другой город поеду, пока неясно, — чтобы сменить тему, Исмаил указал на книгу и спросил: — Интересная?
— В высшей степени!
Исмаил протянул руку, чтобы взять книгу. Камель не без колебаний отдал ему ее. Исмаил открыл титульный лист и прочел заглавие: «Как закалялась сталь». Спросил:
— О стали, металлургии?
— Нет, друг мой, о людях, да к тому же о каких людях!
— Это художественная проза?
— Да, это роман, литература высшей марки!
Солдат открыл глаза и с тоской осматривался.
Камель тихо сказал:
— Осторожно, чтобы не увидел.
— Почему, контрабанда?
— Найдут, будут неприятности, режим у нас обидчивый.
— Как книги по шариату?
— Примерно; но тут еще строже: САВАК, тюрьма, казнь.
Солдат снова встал и подошел к окошку, открыл его. В лицо ему ударил ночной ветер, заставив закрыть глаза. Он запел: «Поцелуй меня, поцелуй меня на прощанье, и да хранит тебя Бог, я иду навстречу судьбе…» Солдату стало холодно, он закрыл окно, спросил:
— Где мы едем?
Камель ответил:
— Сейчас едем по остану[29] Зенджан.
Солдат зевнул и сел на свое место. Исмаил в свою очередь встал и подошел к окошку. Поезд шел среди гор. Он спросил:
— А что это за местность?
Камель встал рядом с ним. Он был выше Исмаила. Сказал:
— Гора Кафелан, скоро будет Девичий мост. Красивые места.
— Девичий мост, так и называется?
— Да. Рассказывают, что девушка, влюбленная в чабана, перешла с той стороны реки на эту, и так далее. Но важно не это, а то, что здесь был рубеж сопротивления народной армии, противостоявшей натиску наймитов империализма[30].
— И далеко еще до моста?
— Нет, сейчас будет. Героический народ Ирана всегда боролся за свою свободу, и всегда находились те, кто отдавал за это жизнь!
Через некоторое время он сказал: «Вот он, Девичий мост, смотри, среднего пролета нет. Когда народная армия отступала, его взорвали, чтобы не дать наймитам империализма перейти реку».
Исмаил с интересом всматривался в жидкий сумрак за окном. Увидел мост с провалом посередине и большую реку под ним, а кругом — спящие во тьме громады высоких гор. Вполголоса сказал:
— Жаль!
— Другого выхода не было. Нужно было уничтожить мост, чтобы самим не быть уничтоженными.
— Мне девушку жаль. Нельзя разрушать мост любви!
— Иногда человеку приходится жечь за собой мосты, даже мосты любви.
Исмаил, вернувшись к своему месту, сел и закрыл глаза. Пробормотал чуть слышно: «Мост, поток, Сара-невеста, белое платье, ревущие воды, мутные, пенистые, поток, Сара, Сара». И вдруг Сара бросается в поток. Горы дрожат, скалы рушатся, крик Сары теряется в шуме потока. Небо рыдает.
В ужасе он открыл глаза. Рыдание сжало ему горло. В висках пульсировала кровь. Камель тоже сидел с закрытыми глазами. Теперь Исмаил посмотрел на него внимательно. Лицо его казалось знакомым, словно он много раз его видел: густые черные брови, длинные ресницы, лицо вытянутое, полные щеки и квадратный подбородок, длинные черные усы, закрывающие верх нижней губы. Исмаил сказал сам себе: «Хорошо, что он мне встретился. В Тебризе не буду неприкаянным». Он закрыл глаза. И увидел, как они вместе с Камелем идут по улицам города. Заходят в книжные магазины, забредают в кофейни. Там слышатся песни о любви, и Али-Индус подает им чай и говорит: «Хочу поехать в Индию, в Тебризе я разобрался. А ты вроде как засыпаешь, вставай и иди ляг в задней комнате». Та комната — маленькая кладовка, в которой висит на стене большое фото индийской актрисы с этой ее черной родинкой. Он внимательно смотрит на эту родинку. Она растет. Становится еще более черной. Становится темно. Наступает ночь. Одолевает сон. Сон. Сон. Сон…
Когда он проснулся, свет солнца из окна заливал купе. В отличие от того, что было вчера, все вокруг было светлым и радостным. На склонах холмов, подобно морю, волновались поля пшеницы и ячменя с золотыми колосьями. Вдоль фруктовых садов, речушек и рек стояли высокие деревья — ива, серебристый тополь, лох, карагач.
— Ты не голоден, друг дорогой?
Это спросил Камель, который искоса его рассматривал. Исмаил потянулся и ответил:
— Еще как голоден, вчера не ужинал.
— Так вставай и пойдем в вагон-ресторан, покажем людям, что такое завтрак.
…Железнодорожный вокзал Тебриза был огромным строением из темного камня, с высокими мощными колоннами. На других путях стояли вагоны без локомотивов. Пассажиры торопливо заходили внутрь вокзала. Когда Исмаил и Камель вышли на улицу, Исмаил протянул ему руку и сказал:
— Что ж, было очень приятно познакомиться.
— И что ты будешь делать с этой приятностью?
— Я сохраню ее на память.
— Боюсь, потеряешь и будешь жалеть. Еще раз приглашаю тебя к себе домой. Отдохнешь немного, потом делай, что хочешь!
— Нет, не хочу стеснять. Я должен идти.
— Должен идти, должен идти! Так говорит, словно его ждут на массовом митинге для выступления! Ну куда ты пойдешь, что у тебя тут есть?
