События, произошедшие на том тренинге с Людмилой, удивили их обоих. На второй вечер она оказалась в паре для каких-то упражнений с Вадиком (ниже ее на голову, с тонкопалыми, сухими руками с черными волосками). На том тренинге вообще приветствовались непосредственные телесные контакты между участниками. Но, как уверял Вадик, их телесный контакт был особенным — лишь мостиком, таким, знаете ли, невесомым, сказочным мостиком для установления куда более восхитительного, редкого и важного духовного контакта.
Славик, запомнивший Людмилу по той далекой шашлычной вылазке и глубоко симпатизировавший ей, ощутил, как в нем поднимается волна неприязни, и потянулся к бокалу с пивом, незаметно морщась:
— Вадик, она умная женщина, самая адекватная из всех, кого я видел, не строй иллюзий и не говори, чего не было.
Он представил себе картину: Людмила, со своим египетским лицом, с чеширской полуулыбкой сидит ровно и расслабленно и вежливо слушает активно жестикулирующего Вадика, никак не реагируя, когда он периодически, для убедительности, кладет руку ей на запястье. Но то, что произошло дальше, было совершенно неожиданно и Славке непонятно. Людмила вдруг рассказала Вадику свою историю. Историю всей своей жизни. И теперь, день спустя, на последнем этаже центра «Киев-Донбасс», в ресторане «Конкорд», Вадик пересказывал эту историю Славке.
На собеседование к Игорю Николаевичу она пришла уставшая, без идеального макияжа, но было что-то в ее взгляде — как у партийного лидера, как у человека, стоящего у истоков революционного движения, какой-то дремлющий огонь победителя в период затишья, — что решило все за первую же минуту, договорились они быстро, без лишних вопросов, и к работе она приступила в ближайший понедельник.
Это было чуть больше года назад. А полтора года назад, свежим лазоревым маем, произошло, собственно, то, что заставило ее искать работу и проложило пару скорбных теней вокруг глаз.
Юра, муж, признался, что изменил ей.
Почему он сам в этом признался, объяснить трудно, да Людмила об этом почему-то никогда и не задумывалась. Как великий тактик и теоретик, с энтузиазмом и совершенно без эмоций, она принялась анализировать, как именно и почему такое могло произойти.
Они всю жизнь создавали идеальную семью, и, в отличие от совершенно незнакомой ей Валерии, этот образ был направлен не на показ, чтобы можно было прихвастнуть подругам, мол, «а у нас вот так», а на то внутреннее, касающееся лишь их двоих. Людмила стремилась взять от жизни все и была всю жизнь счастливая и уставшая, потому что знала, что сделала почти все, что вообще возможно сделать, как матери и жене, для развития детей и создания счастливой атмосферы в доме.
Мальчики многие годы были смыслом ее (и, как она думала, мужниной) жизни. У Данилы и Богдана была разница в два года, оба родились в присутствии папы. Первый — с ненавязчивой помощью акушерки, в полумраке, с украинскими колыбельными а капелла, льющимися из предусмотрительно захваченной стереоустановки. Рядом стоял поднос с двумя бокалами церковного кагора и льняной, отлично выглаженной салфеткой, зажатой серебряным кольцом, что было, по дивному стечению обстоятельств, украшено мишками и полумесяцами. Это был завершающий штрих — такой простой и такой недоступный для миллионов других рожениц. Вообще, первая беременность была какой-то феерией — все случилось запланированно, с полугодичной подготовкой, со свежевыжатыми соками себе и мужу, и произошло так чисто, так красиво — как можно лишь прочитать в книгах о Вере и большой Любви.
Юра к тому времени уже пять лет занимался бизнесом, связанным с фототоварами и оргтехникой и, можно сказать, крепко стоял на ногах. В те незапамятные времена, когда квартира в Киеве стоила около шестнадцати тысяч долларов, они купили свои хоромы на улице Саксаганского, совсем недалеко от центра и Республиканского стадиона в старинном довоенном доме с высоченными потолками. Это были две квартиры на последнем этаже, причем одну из них, совершенно убитую, удалось взять практически за бесценок. Их машина стоила больше, чем та квартира. Не без трудностей смогли приватизировать чердак, и там в шальные, малиновопиджачные, бандитские поздние 1990-е мечтали устроить Юрин кабинет и тренажерный зал. Но из-за размолвки с партнерами и общих пертурбаций в растущем и демократизирующемся городе баснословные доходы стали сокращаться, а цены расти. И если раньше они, имевшие редкие дома в тогда еще тихой Конча-Заспе и играющие в казино «Ривер-Паласа» или «Золотого Льва», знали друг друга если не поименно, то уж точно в лицо — теперь все кишело новыми ушлыми людьми, шустро отхватывающими по своему ломтю от общего пирога жизненных благ.
Но у них с Юрой все было стабильно, не было страха за свою жизнь (а следует признать, хотя Людмила и не любила об этом думать, что основания для таких страхов имелись), не было сумасбродного, пьянящего азарта, что сегодня — самый успешный день всей жизни, что завтрашний день, бесконечно тяжелый, полный невыполнимых задач, может принести еще больший успех и что эти два дня — сегодня и завтра — разделены короткой, не приносящей успокоения ночью, тонкой и дрожащей ядовитым радиоактивным свечением, точно пустота между кадрами, никак не влияющая на изображение на экране.
И вот, когда все утихомирилось, они стали приезжать в офис к десяти и уходить в семь, по субботам ездить на Стугну — к себе на дачу или к друзьям, вечерами играть в теннис на «Науке» или сидеть с друзьями в уютных заведениях сети «Козырной Карты» (и ходили на только-только начавшиеся «Козырные пати»), пришла мысль, что пора бы завести малыша.
К задаче подошли исключительно дисциплинированно, Юра стал больше времени проводить в тренажерном зале, записался на кардиотренировки и перестал есть жирное. Людмила с энтузиазмом, с каким бралась за любое дело, принялась изучать соответствующую литературу, строила сложные диеты и, хотя, с точки зрения семейного врача, проблем с зачатием у них в принципе не должно было возникнуть, вела графики овуляции и базальной температуры. Когда медицинская часть в доступном глянцевом формате была освоена, Людмила открыла для себя ошеломительные просторы альтернативных — аюрведических, кармических и космических аспектов беременности и родов. В 2000 году спортивные центры еврокласса можно было пересчитать по пальцам, и йоги для беременных там еще не было. Потому Людмила на свой страх и риск нашла девочку-инструктора для занятий дома. Первый месяц они занимались вместе с мужем, но скоро поняли, что подготовка к материнству — это нечто сугубо их, женское, да и все упражнения, внутренние обращения и медитация были направлены на подготовку сосуда внутри себя, Юрка же чувствовал себя тут немного с краю и предпочитал подготовку к зачатию проводить по собственной программе — на беговой дорожке, глядя клипы по «О-ТВ» или играя в теннис.
Перед овуляцией они уже знали, что самый важный момент настал — ребенок родится в мае, прекрасное время: тени в парке, белые сарафаны из натуральных тканей, долгие прогулки с коляской… Несколько дней они ходили в приятном волнении, как перед поездкой, и нежность буквально захлестывала их, они косились друг на друга в офисе, пряча улыбки, вынашивая этот первый маленький волшебный секрет.
Начали попытки в пятницу вечером, хотя энергетически это было не самое благоприятное время — все-таки Юра отдавал суету и усталость, накопившиеся за неделю. Играла классическая музыка, и горели свечи. Портьеры опустили и закрыли все окна, так что не было слышно уличного шума.
Все выходные провели вдвоем, пару раз выбравшись посидеть в ресторанчике. Это был фантастический секс: чистый, как таинство, полный любви, силы и даже некоторой святости — когда, отдаваясь друг другу, работаешь, создавая человека.
Все, конечно, получилось.
Для уверенности Людмила купила много тестов разных фирм, штук десять, использовала их в последующие несколько дней примерно в одно и то же время, и все они показали вторую полоску — где-то слабее, где-то жирнее, где-то слегка потекшую: как если писать тушью по мокрой бумаге, а где-то нежную, прозрачную, будто стелется туман ранним утром.
Первые недели, впрочем, оказались большим стрессом для обоих. Юра понимал, что случилось что-то колоссальное, то, что уже перевернуло их жизнь, но по внешним признакам — по цвету неба, утренним пробкам, новостям по радио, разговорам в офисе — все оставалось прежним, и он не знал, как нужно себя вести, чтобы выразить все уважение, преклонение и свою бесконечную радость по отношению к жене.
Но по большому счету, беременность была одним большим праздником. Где-то на четвертом месяце, так и не испытав признаков токсикоза, Людмила приняла решение уйти с работы. Муж поддержал ее, так как все ее мысли были теперь заняты будущим ребенком и много времени уходило на сеансы массажа, релаксацию, ароматерапию и, конечно, плаванье в бассейне.
