– Удар баллистических ракет с советских подводных лодок из района Атлантики… По целям в Калифорнии, включая Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Диего… По целям во Флориде, включая мыс Канаверал… По целям в Техасе, включая Хьюстон и базы бомбардировщиков «В-1» в Абелине…
Экраны, как корыта, колыхали волны мыльно-синего света, будто качалась сама земля. Словно перегоревший под напряжением провод, искрясь, упал в залив мост в Сан-Франциско, разъединяя огромный кочан атомного взрыва и красные от пепла предгорья. В Сан-Диего взрывная волна выбросила на берег эсминец, он воткнулся рубкой в набережную, задрал уродливо днище с гребными винтами. Голливуд горел, словно великолепная декорация. На космодроме имени Кеннеди от розового жара валились стальные вышки, взрывалось топливо в баках «Дискавери», и на пляжи в Палм-Бич лился огненный липкий дождь. Горела пшеница в Техасе, ребристые бомбовозы «Стеле» перевертывались, как бумажные змеи, и их уносило бурей в саванну.
Маршал Жуков в трофейном джипе пересекал Большой Каньон, заслонявший десантную армию от близких ядерных взрывов. Остановил машину у придорожной гостиницы, где танкисты заливали перегретые моторы танков холодным пивом. Поманил к себе белесого паренька в танковом шлеме, из-под которого сияли голубые рязанские глаза.
– Ну что, Теркин, дойдем до Чикаго?
– Так точно, товарищ маршал. Земля, она круглая. Непременно дойдем.
– Вот тебе, гвардеец, часы. Поставь по чикагскому времени, – отстегнул с запястья командирские часы со звездой и портретом Сталина, протянул танкисту. Отъезжая, видел, как тот приложил часы к уху, убеждаясь, что тикают.
Полковник возник в прохладном сумраке штабной машины. Протянул к экрану руку, на которой еще недавно были часы «Сейко», а теперь светлела незагорелая полоска, оставленная браслетом.
– Всем штабам и командным пунктам, стационарным, мобильным, воздушного и морского базирования!.. Проведены массовые пуски баллистических межконтинентальных ракет Советского Союза и Соединенных Штатов Америки!.. С обеих сторон задействовано до пятидесяти процентов ядерных средств… Поражаются промышленные зоны, железнодорожные узлы, центры политического руководства, ядерные станции, нефтяные поля, места скопления авиации и войск, релейные средства связи, космические спутники и антенны дальнего обнаружения… Выведено из строя до шестидесяти процентов американского стратегического потенциала и до двадцати пяти процентов потенциала СССР… Обмен ударами продолжается…
Небо над землей стало темно-красным, как в фотолаборатории. По нему бежали мутные тени великанов. От поверхности отслаивались малиновые волны света, и земля разбухала, похожая на огромную свеклу. Повсюду, как на огромном огороде, стояли ребристые жесткие стебли, на которых кудрявились атомные кочаны. В дымах, охвативших континенты, постоянно мерцало, словно в глазницах лопались кровяные сосуды. На местах городов зияли мутные ямы. В разные стороны света неслись ураганы и бури, вздымая в стратосферу обломки небоскребов, куски реакторов, бетонные фрагменты автострад. В потоках ядовитого ветра над Атлантикой столкнулись колонна Белого дома и шпиль Спасской башни с расколотым пятиконечным рубином. В ртутных облаках неслись человеческие тела и скелеты, обгорелое, но еще живое стадо африканских слонов, два крокодила из Амазонки, застигнутые в позах любви, и сверкающий, вырванный из океана косяк тунцов. Солнце было в черных и красных кольцах. Рядом туманно светил огромный радужный крест, его концы загибались, он превращался в громадную свастику, начинал вращаться, становясь колесом, составленным из мутных спектров.
Полковник вломился в стальное нутро машины, не помещаясь, внося за собой вихрь пескоструйного ветра. Уменьшался, сжимался. Меркли на брюках лампасы. Гасли золотые погоны.
– Происходят редкие несанкционированные пуски неопознанных ракет… Хаотизация систем управления, разрушения центров наземной и космической связи лишает штаб достоверной информации… Как стало известно, гвардейский танковый корпус вышел в окрестность Мадрида… Взвод итальянской армии замечен в районе Калуги… Войска континентального Китая высаживаются на Тайване… Началось восстание зулусов в одном из бантустанов ЮАР…
В отсеках зажегся свет. Экраны погасли. Только кое-где продолжали бежать цифры, сосредоточенные, как электронные муравьи. Главком поднялся из кресла, окруженный офицерами штаба.
– Поздравляю, товарищи. По итогам учения, блок НАТО потерпел сокрушительное поражение от войск Варшавского договора. Империализм уничтожен. С этого момента человечество выбирает исключительно социалистический путь развития… Спасибо, товарищи!
Все зааплодировали. Сбрасывая напряжение, потянулись вслед за Главкомом на солнце, в тенистую дубраву, в запахи свежих трав.
– В заключение учений будет показан воздушный десант силами дивизии, – утомленный полковник близоруко моргал наивными глазами, протирая платком запотевшие очки. – Командующий приглашает вас на наблюдательный пункт.
Белосельцеву было странно видеть этого щуплого, похожего на студента офицера, добившегося мирового господства, который протирает очки, чтобы лучше рассмотреть доставшийся ему в результате победы мир.
Они стояли с Главкомом на краю лесного увала под легкой маскировочной сеткой. Тот, довольный, доброжелательный, помолодевший, доверительно объяснял Белосельцеву:
– «Полководец» – высшее достижение советской науки. Эта машина и есть «оргоружие», о котором вы упоминали в статье. Она способна проанализировать любой конфликт. Она учитывает все, вплоть до психологических особенностей конфликтующих субъектов. Ее невозможно переиграть. – Главком смотрел в серебристые сосняки, где невидимая, укрытая хвоей, окруженная прозрачной маскировкой отдыхала машина. – Мы просчитали возможность предстоящих событий, связанных с восстановлением управляемости в стране. На это потребуется не более трех дней. Возможно некоторое противодействие со стороны, ну, скажем, студентов или отдельных экзальтированных политиканов. Но народ на нашей стороне, армия, разумеется, с нами. Обеспечим порядок в столице силами Московского военного округа. Уже проведены беседы с командирами частей. Все они готовы выполнить присягу. Не будет пролито ни одной капли крови. Кое-кто из демократов, конечно, намочит штаны. Но мы приготовили места, где они смогут обсушиться, – Главком усмехнулся, статный, седеющий, вселяющий абсолютную уверенность.
Белосельцев понимал, что речь идет о близком, неизбежном столкновении двух заговоров. И страхи его напрасны. Государственники не дремлют. На их стороне вся мощь государства, изощренность новейших знаний. И все, о чем он лишь догадывался, уже известно машине. В ней – дислокация вражеских сил, имена заговорщиков, их психология, уязвимые места, уровень возможной поддержки. Машина просчитала победу. Ее гуманный смысл в том, что победа станет бескровной. Враг будет не уничтожен, а превращен в союзника. В этом задача операции «Ливанский кедр» – в великом очищении, претворении Войны в Мир, разрушения в созидание. И словно в подтверждение его благих помыслов, в старом сарайчике, за дощатыми воротами, раздалось тихое нежное ржание, осторожное фырканье, храп. Белосельцев восхитился – там, укрытый серебряными рассохшимися венцами, седыми сучковатыми досками, прячется конь, который сквозь солнечную щель видит его, Белосельцева, чувствует его благую веру, откликается на нее своей сильной горячей жизнью.
Перед его глазами встала картина Петрова-Водкина «Купание красного коня». Ее иконописная красота, мистическое упование на русское чудо явились Белосельцеву как воплощение его собственных чаяний. Вот золотая рама яркого летнего солнца. Вот зеленые нежные кущи. Вот чудная лазурь в пруду. Вот ветхий деревенский сарай, где притаился волшебный конь. Растворятся ворота сарая, золотой дивный отрок на алом огромном коне проскачет по сочным травам, прянет в синюю воду, и алое смешается с голубым, золотое с зеленым, и откроется солнечная бессмертная сущность мира.
В бледной пустоте, среди голубых мерцаний возникло легчайшее напряжение, легкое сгущение синевы. Еще не материальное тело, но предчувствие звука, связанного с его приближением. Из этих молекул света, расталкивая их, пробивая тончайшим острием, примчался звук. Вонзился из неба в туманную низину. На этом звенящем острие, продолжая ее налетающей силой, возник самолет. На мгновение обозначился фюзеляжем, разведенными крыльями, режущим плавником хвоста. Взмыл, оставив под собой грязные столбы взрывов, которые оседали, распугивая уток и коростелей, подымая дремлющих лосей и лисиц. Сотрясенная долина ошалело укладывала на место взорванный торф и перевернутый дерн. И снова звук хлестнул по низине. Самолет, как отломившийся кусочек солнца, спикировал, грохоча пушками, оставляя на земле череду разрывов. Вознесся, пропадая на солнце, и глаза напрасно искали его среди белых и фиолетовых пятен. Штурмовик, предтеча десанта, обработал плацдарм, вслепую отбомбил, проутюжил пушками, подавляя возможное сопротивление.
