Виктор Владимирович молча придвинул бутылку к себе, налил стопку. Чокнулся с сыном, выпил.
– Знаешь, не буду тебе врать… – тихо проговорил он, – я очень боялся этого. Я все понимаю, но… боялся.
– А у меня в последнее время то же самое было, – не слушая, кивнул Игорь. – Сны разные… Светка тоже что-то чувствовала, муть всякую. И вот… пришло. Интернациональный долг платежом красен, – ухмыльнулся он.
Виктор Владимирович крепко потер лицо ладонями. Голова сразу загудела от водки, вихрь мыслей, поднявшихся, словно ворох сухих листьев с земли, осел, чуть прибился…
– Страшно, – услышал он голос сына. – Тебе было страшно на фронте? В Венгрии?..
– Страшно – это хорошо. Значит, нормальный… – Отец тяжело вздохнул. – Иди ложись. Сними форму и ложись. Скоро Света вернется, Вовка. Нужно будет их подготовить. А тебе сейчас лучше всего полежать, поверь мне. Привести голову в порядок. Когда приведешь, будет уже не так страшно.
Первое письмо от Игоря пришло в январе 1984-го. Из конверта с пятизначным номером полевой почты – первым его разорвал Володька, – выпал черно-белый снимок: Игорь с сослуживцем Колей Сахновским стоят возле пятнистого «Ми-8». Форма на них странная – кепки с большими козырьками, погоны без просветов, звездочки еле «читались» на камуфляже. Лицо Игоря было усталым, помятым, он утомленно щурился на солнце, и Виктор Владимирович сразу понял – сын в боях уже не первый день.
Невестке, конечно, он этого не сказал. Тем более что второй снимок был веселым, явно для сына – Игорь стоял рядом с ГАЗ-66 (номер на машине был замазан ручкой) и, скроив подчеркнуто свирепую рожу, держал в руках автомат. И само письмо Игоря было сугубо мирным, даже как-то подчеркнуто мирным. Он много писал о ветре-«афганце», о кабульских магазинах, о местных грузовиках-«барбухайках» и о том, как не хватает в Афгане рижского влажного воздуха. «А еще мне часто снится Минск, – заканчивалось письмо. – Снится, как мы гуляем по парку Горького, с нами отец и Вовка еще маленький. Странно, потому что Вовка толком Минск и не помнит, он же рос уже в Монголии и Риге».
Читая письмо, Света глотала радостные слезы – жив, все в порядке, ничего страшного. Виктор же Владимирович отводил глаза – а что еще напишешь с фронта жене?.. Что на твоих глазах разрывает на куски друзей, горят беспомощные «наливники», идут на бреющем «вертушки», глухо, словно в смертной тоске, завывают «грады», а из-за каждого угла может вылететь нацеленный в спину пружинный нож?.. Конечно, станешь писать о магазинах, о том, что все хорошо, только скучаешь очень по вам, любимым…
И на Светин день рождения сослуживец Игоря, приехавший в отпуск, привез именно такие, мирные подарки: складную красную сумку с надписью «Montana», на которую потом оглядывались прохожие на улице, японский зонтик, электронные часики; Вовке – такие же часики, только детские, пластиковые, и целый набор красивых тайваньских автомоделек, разные «Пежо-505» и «Форды-Сьерры». Восторгу было на весь дом, даже обычно неразговорчивые соседи-латыши Алкснисы, вообще относившиеся к Шимкевичам прохладно, зашли поглядеть. Но больше всего впечатляла красивая гонконгская открытка с изображением пушистого котика, играющего на флейте. Когда раскрывали открытку, начинала пиликать тихая электронная мелодия «Love Story». Откуда она идет, долго не могли понять, наконец, Виктор Владимирович догадался, что крошечная батарейка вмонтирована в маленькое утолщение в середине открытки.
Светин день рождения отмечали в Юрмале, в кафе на улице Йомас – в престижное «Юрас Перле» было, конечно, не попасть. Лето 1984-го выдалось в Латвии сумрачным, холодным, постоянно лупили затяжные ливни с грозами. Виктора Владимировича мучило давление, но в тот день он, помнится, чувствовал себя отлично, даже надел ради праздника невестки новую рубашку, присланную в подарок Игорем.
– Ну давайте… – Света подняла свой бокал с шампанским, и по косоватому, страдальческому взгляду невестки Виктор Владимирович догадался, о чем она думает и что хочет сказать. Но передумала – рядом вертелся и напевал что-то веселящийся Вовка. И они просто молча чокнулись бокалами – 33-летняя женщина и 67-летний отставной полковник, соединенные общей бедой и общей тревогой. Как он там?.. Вернись, пожалуйста, мы тебя очень-очень ждем…
Рота, которой командовал Игорь, получила задачу выдвинуться к кишлаку, где, по данным разведчиков, находились «духовские» склады с ПЗРК – египетскими «Сакр Ай», английскими «Блоупайпами» и американскими «Стингерами». «Стингеры» и были главной целью – применялись они недавно, и командование было заинтересовано в том, чтобы как можно скорее заполучить экземпляр комплекса для изучения. Шли в сопровождении афганских проводников. Выступили ночью, скрытно.
На душе у Игоря Шимкевича было тревожно. Сам он месяц назад перенес вирусный гепатит и еще чувствовал себя не очень хорошо, а рота была до предела измотана боем, который прошел накануне, успели только вымыться в реке и вдоволь напиться – жажда измучила. К тому же маршрут, которым предстояло двигаться к кишлаку, был дальним и путаным. Тревогой поделился с комбатом, майором Юрием Довгалевым. Тот поднял на Игоря злые глаза:
– Думаешь, я им об этом не докладывал? Все они знают. И что измотана, и про маршрут, и про гепатит твой…
– И что?
– Да ни хрена, – сплюнул майор. – Мол, все маршруты, кроме этого, заминированы, а проводники – просто песня, какие надежные.
Ночи в Афгане были шикарные, Игорь дивился им, когда только прилетел, не уставал и сейчас дивиться. Гигантское черное небо, переполненное звездами. Если уж луна – так Луна, горы стоят в ее свете, как на картине какого-нибудь художника. Любоваться такой ночью – одно удовольствие, воевать в такую ночь – проклятие: видно все как на ладони. Шли сторожко, ступая след в след друг другу. Дорога шла вдоль речки Печдары, у какого-то кишлака свернула правее, в горы. Время от времени попадались на пути отвесные скалы, на которые нужно было карабкаться. Чудом никто не сорвался. А проводники знай себе твердили: нормально, мол, идем скрытной тропой, в обход, потому и скалы такие.
Наконец начало светать. Комбат подозвал командиров рот уточнить задачу. Выслушав ее – предстояло идти головной походной заставой (гпз), – Шимкевич в свою очередь уточнил задачу командиров взводов. Машинально взглянул на плоские японские часы, показывавшие не только время, но еще зачем-то и год. 25 мая 1985-го, 9.35. Двинули… И было скверно на душе, словно предчувствие какое-то грызло.
Вообще предчувствиям Игорь, как всякий опытный «афганец», верил слабо. Но одна небольшая, личная приметка у него все же была – уходя на задание, непременно смотрел на фотографию, которую подарила ему незадолго до смерти бабушка Варя. И подмигивал юному подпоручику, который смотрел на него со старинной карточки. Сейчас эта карточка была во внутреннем кармане куртки-«афганки».
Проводники старались вести роту по открытой местности. Игорь хмуро спросил, почему. Молодой бородатый афганец угодливо заулыбался, что-то начал многословно объяснять, глядя в глаза. Переводчик перевел:
– Там нету мин, гораздо безопаснее.
– Херня, – уверенно сказал Коля Сахновский, с которым Игорь служил в одной роте, вместе побывали не в одном деле. – Причем полная. Идем через скалы.
– Согласен, – процедил Шимкевич.
И ведь не подвело чутье офицеров. Оба так и не узнали о том, что проводники были предателями – за три тысячи долларов вывели шедшую в гпз роту в засаду, состоявшую из «черных аистов», душманской элиты. Но не удивились, услышав первые выстрелы. Это вступил в бой с обнаружившими себя «духами» боевой разведывательный дозор – взвод лейтенанта Дмитрия Гранина…
Что ждал роту опытный и сильный противник, Шимкевич понял сразу. С окружавших высоток били по нашим карабины и автоматы, снайперские винтовки и гранатометы, ручные и станковые пулеметы, две безоткатные пушки… Надеялись, наверное, что, попав в огневой «мешок», русские запаникуют, кинутся в бегство, а бегство под таким шквальным огнем – верная смерть. Но не дрогнули, не кинулись. Залегли кто где, и думать уже некогда, тут вся надежда на верный РПК, или просто ПК, или АКМС-74У – вся семья «калашей», братья-сестрички, выручайте, родные, окромя вас, некому…
Игорю не повезло. Его зацепило сразу двумя разрывными пулями – в бедро и в предплечье правой руки – в самом начале боя. Оказавшийся рядом начальник медпункта батальона прапорщик Павел Гриднев обработал раны, вколол обезболивающее. А случилось это на участке, отстоящем и от душманов, и от своих на порядочное расстояние. Прорваться к Шимкевичу смог только сержант Рамиль Равшанов, из третьего взвода. И все. Ни «духи», ни бойцы роты подобраться к нему не могли, настолько плотный огонь. Гриднев и Равшанов перетащили Шимкевича в кстати случившуюся пещерку, а сами быстро оборудовали позицию для стрельбы. Игорь тоже бил из автомата одиночными, хотя голова быстро начала звенеть от потери крови. Обезболивающее подействовало, рука стала немой и холодной, пальцы уже не сходились на спусковом крючке, будто принадлежали кому-то другому…
