И только тогда началась жизнь, а все до этого было лишь вступительным словом, неизвестно кого и затянувшимся на так долгие годы. Перед ним и Маркетой лежала вся Европа, весь мир, вся Галактика и ни что их не могло разлучить.
И в 98 Володя-Борода и Маркета вновь вернулись в Прагу, где Володя попросил азил у Чешской Республики и ждал его. И что бы через год осенью встретить Слави с френдами. И присоединиться к строительству Центра помощи и развития гуманитарных идей шестидесятых годов.
МОСКВА.
Север уставился на секретаря, сегодня этот придурок опять в розовом галстуке, лопнет терпение — удавлю на хер, и ладно…
— Докладываю, Василий Николаевич. Работавший по архиву подполковник запаса убран. Сам майор ждет в приемной.
— Пошел на хер,-
повел бровью Север и секретарь исчез. Вместо него вошел Юрий и уселся перед Севером.
— Ну?..
— Шеф, наследник исчез на Западе, но я нашел на его последнею подругу, Светлану Павловну Старкову, дочь известного демократа-депутата в начале перестройки. Сейчас он преподает в университете в Аризоне…
— Кто —
опешил Север, как это наследник исчез на Западе, а бабки?..
— И где?
— Отец подруги нашего наследника. В Соединенных Штатах Америки. Эта Светлана проживает со своей матерью здесь, в Москве, по адресу улица Русинова, дом 127, квартира 349. Из разговора с ней я установил, что наследник с нею и еще несколькими друзьями летом 1991 года отправились как обычно, в Крым "дикарями". Когда начался путч, 19 августа, Светлана беспокоясь за отца, диссидента, ринулась в Москву на самолете из Симферопольского аэропорта, а вся остальная компания осталась в Крыму…
Север сидел вытаращив глаза, и хотя слова полностью доходили до него и откладывались в нужном месте, более того — мозг автоматически анализировал полученную информацию, но общее состояние было — ни хера себе!..
— …Те, кто вернулся в Москву осенью, рассказали Светлане и остальным общим друзьям, то что произошло в Крыму. 20 августа наследник и еще двое его приятелей, видимо считая путч удавшимся и предполагая возврат коммунистов и наступление реакции, угнали небольшой сейнер от пристани Морское. Во общем все, Василий Николаевич…
Север приоткрыл рот, но ни чего не сказал, только таращил глаза на Юрия. Тот чувствуя себя не совсем уютно, поспешил добавить:
— И последнее — в течение нескольких последних лет Светлана получила три открытки от наследника — из Амстердама, из Парижа и Берлина. И одну посылу из Аликанте, это в Испании, джинсы, куртку, две футболки, несколько пластинок. Последняя открытка из Берлина, датирована 1996 годом. И все…больше ни каких контактов нет…
— Ни хера себе! -
прохрипел Север.
— Живешь и не знаешь, какие рядом герои, и зону прошел, и под чужой фамилией и ксивой КГБ нос надрал, да еще на Запад свалил, судно угнал, сейнер небольшой, ну чисто пират!.. Просто наследник из Калькутты, не, наследник из Швеции!.. Ты знаешь, Юрий, я даже им горжусь, ей богу, такому пацану просто цены нет, ха-ха-ха!
Но внезапно резко оборвав смех, Север прошипел Юрию в лицо, тот даже отшатнулся:
— Ну харе, а че теперь, где искать наследничка?! А?! Че скажешь?! Ну че будем делать, Юрок?.. Бабок ты напередавал кучу, а все в пустую. Расписок брать у нас не принято, а потому ни какой такой отчетности по бабкам с тебя бы не требовали. В случае успеха…А у тебя фуфель, прокол, локшовая работа, фраерок. Значит последний раз наследничек из Швеции отозвался в 96…С той поры три года пролетело, все могло стать, концы двинуть, хвоста нарезать, или еще как… Че молчишь, базарь давай…Ну?!
Юрий пристально всматривался в лицо Севера, так внезапно изменившееся с ошизевшего в злобно-опасное, этого подонка, он только сейчас понял, отчетливо и ясно, аж до зубовного скрежета — только от этого подонка зависит, выйдет он отсюда живым или нет…
— Василий Николаевич, -
начал Юрий, тщательно подбирая слова и контролируя интонацию и свое лицо.
— Василий Николаевич, мне нужно всего два-три дня, пара-тройка и я предоставлю тщательный план, тщательно тщательнейшим образом разработанный план, как вычислить наследника за границей… Два-три дня…
Да, залез ты в говно Юрок, по самые ноздри, действительно — вход в закон рупь, выход два, а тут не два, а жизнью расплатишься, и с чего ты только решил, что тебе миллион отвалится, идиот трахнутый, ну мудак…
— Ну составишь план, майор, -
сказал Север, отодвигаясь от Юрия и вроде бы даже как бы вновь сменившись в лице, вернулся вроде бы к прежнему благодушному виду, и даже перестал Юрком называть, снова майором кличет…
— Ну а кто его, план-то твой выполнять будет? А?! Это же надо в несколько стран людишек посылать, паспорта, визы, сколько бабок, времени угрохается…А дни-деньки бегут, того гляди и снежок выпадет, и останемся мы на бобах…Инюрколлегия нас еще обскачет…Тогда тебя точно за расчет придется разок мочкануть, майор, ты не кумекал над таким вариантом, а?
Да, успокоился этот подонок, сейчас главное отсюда вырваться, а там видно будет…
— Василий Николаевич, есть только одна фирма, которая имеет своих людей за границей и опыт розыска…
— Я ее знаю! Раньше ты сам. в ней пахал, за шкуру "сиволапых" трепал, лагеря ими набивал…
— Я не был следователем…
— Молчать сука! Ты что же, если был опером в "конторе", так не набивал? Я набивал что ли? Я что, тебя попрекаю падло?! Я тебе просто, Юрий, напоминаю кто я и кто ты по этой жизни и по понятиям. Я вор в законе, пахан, авторитет всей Москвы, смотрящий по злоглавой, а ты шестерка козырная на цирлах и ссученная по отношению к своим прежним корешам. Так в чем дело, майор, ты че, предлагаешь пойти на поклон к твоим прежним корешам и накатить им наследничка с миллиардом?..
— Василий Николаевич, я ни кого не предавал и не ссучивался, как вы изволили выразится. Они меня выкинули. Без пенсии. Но не это главное. Я за два-три дня придумаю такой план, что бы они нам наследника искали в темную, а мы, контролируя их, как твои пацаны контролировали все это время меня, в самый последний момент сопрем наследника. На детали мне нужно три дня, Василий Николаевич! И наследничек будет твой, шеф, твой! А меня убрать большого ума не нужно…
— Откуда знаешь, что тебя пасли? -
Север налил в хрустальный стакан минералки из стеклянной бутылки и опрокинул воду в огромную пасть, полную отличных фарфоровых зубов. Раньше сволочь наверно нержавейкой детей пугал, сволочь, сволочь, лишь бы вырваться…
— Я не пальцем деланный, Василий Николаевич. И не вчера родился. Я в операх двенадцать лет пробегал, диссидентов за шкуру трепал…Носом чую, когда по моим следам идут, да еще лишних свидетелей убирают. Слава богу, хоть у этих безмозглых хватило тямы под ограбления закосить во всех случаях…Ну что, даешь мне три дня или… -
— Юрий нервно дернул кадыком, но собравшись с духом, продолжил.
— Или мне готовится…
— Даю. И я не монстр, Юрий, если кого и убирали, то ради дела. Ты на своей прежней работе тоже не в белых перчатках пахал. У секретаря твоя премия и зарплата. Поработал ты отлично, наковырял много, главное — наследничек до 96 был, и вроде бы скорей всего и сейчас жив… Дай бог. Но я не представляю, как ты сможешь заставить ФСБ искать для нас в темную… Давай двигай. Всего хорошего и не кашляй. Привет жене и детям. А в пятницу в десять часов я тебя жду.
— До свидания, Василий Николаевич.
— Ну-ну…
Спускаясь по лестнице к входной двери в холле в сопровождении охранника, Юрий не прячась, в открытую оттер пот с лица.
Прага.
Милан Зелингер или правильней сказать пан Зелингер всегда опаздывал. Нет, не на работу, не на уезжающий за поворот последний ночной автобус, а опаздывал так сказать в глобальном, широком смысле слова. Долго примеривался пан Зелингер к социализму с человеческим лицом и уже точно решил для себя — беру-принимаю, это то самое, что требуется человечеству, Чехословакии и лично мне, как бац! и пришел, а правильней сказать приехал август на советских танках в шестьдесят восьмом. И социализм с человеческим лицом расплылся в страшную морду интернациональной помощи… Ну хорошо, пан Зелингер или как его иронично называла в особо ехидные минуты совместной жизни жена — Миланку, собрался с духом и уже хотел осудить незваных гостей, как… Как началась нормализация и весь чехословацкий народ с отдельными вкраплениями цыган на Пльзенской, хором полюбил Старшего Брата с его всем большим — успехами, коровами, колхозами, фабриками… Милан подумал-подумал и решил — буду как все, тем более у меня семья, дети, полюблю оказавших нам братскую помощь, если бы не они — пришел бы к нам звериный лик капитализма… А тут снова бац! и нашлись смелые интеллигентные люди, отважившиеся подписать Хартию и провозгласившие идеи демократии основными для чешского общества… Пан Зелингер просто чувствовал — не поспевает, опаздывает, время бешенным конем выскакивает у него между пальцами, водой струится между ног… Выскальзывает неухватимым чем-то… И только решил он то же, ну не поставить свою подпись под Хартией, у него все же семья, дети, просто глубоко-глубоко в себе согласится с ее постулатами, как… Это очередное "как", надоевшее и приставучее, но ни чего с ним не поделаешь — как в это самое время взяли и позвали пана Зелингера подписывать уже Антихартию, хотя не был он не артистом, ни музыкантом, ни певцом Карелом Готом… Позвали громко сказано, лично его ни кто ни куда не звал, просто появилась Антихартия, а значит надо ее подписывать, делать что-то, иметь собственное мнение, ну а что бы его иметь — нужно решить для себя многое… Милан ни чего не понимал, ни чего не успевал, а тут еще у Старшего Брата случился какой-то ремонт, какая-то перестройка, и не успел он, пан Зелингер составить еще собственное мнение обо всем этом — Антихартия, перестройка, как его собственных детей сильно отлупили на Народне Триде да и кто! свои же собственные силы правопорядка, а уж потом Такое началось! что он совершенно ни чего не понимал…
