Маленькая, кругленькая Фаечка выкатилась из-за стола. Обхватила Катю короткими ручками, приподнялась на цыпочки и расцеловала в обе щеки. От нее приятно пахло шоколадом и ванилью.
– Какая же ты у нас красавица! – мило грассируя, воскликнула Фаина Ильинична. Так громко, что многие посетители обернулись и уставились на Катю. Она почувствовала себя неловко. – Что ты краснеешь? Это же правда, деточка!
– Да уж куда там красавица, – Елена Анатольевна скептически поджала губы, – извела себя совсем.
– Не слушай ее, Катенька. Просто она, как любая мать, хочет, чтобы ты была еще лучше, еще краше. Ругает, значит, любит, – доверительно сообщила Фаечка. – Ну-ка, иди ко мне поближе, расскажи, как ты живешь.
– Нормально, – пожала Катя плечами.
– Нормально – хорошо или нормально – плохо? – прищурилась Фаечка и погрозила пухлым пальчиком.
– Нормально хорошо! – рассмеялась Катя.
– Вот и чудесно! – Фаина, казалось, вполне удовлетворилась Катиным ответом. – А то тут Елена воду мутит... – Она стрельнула глазами в подругу. – Оставь ребенка в покое, она сама во всем разберется. Я вон Левку своего пилила, а он взял, да и уехал.
Фаечкин единственный сын Лев, талантливый ученый-физик, уже десять лет проживал в США. В середине девяностых его пригласили в Массачусетский технологический институт читать лекции, а потом предложили работу преподавателем. Так он и осел за океаном. Перетащил жену Сонечку, обзавелся потомством. Короче говоря, пустил корни.
Фаечка ужасно скучала и переживала. Но сегодня, побывав у сына в гостях и только что вернувшись, она была счастлива.
Фаина Ильинична подробно рассказала о Левином житье-бытье, показала фотографии.
– Боже мой! – вскричала она наконец, посмотрев на часы. – Я же страшно, преступно опоздала!
Катя смогла изложить свою просьбу, когда они топтались в очереди в гардероб.
– И когда тебе это нужно? – нахмурила брови Фая, глядя на Катю снизу вверх.
– Честно? Вчера, – улыбнулась Катя. – На самом деле, чем скорее, тем лучше...
Бондаренко словно подменили. Куда только подевалась наглая, горластая девица, заставлявшая театр ходить по струнке?
Кроткий взгляд, тихий голос, приветливая улыбка... Милая, интеллигентная барышня.
Яков Борисович Пескарь в себя не мог прийти от изумления.
– Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать, – бормотал он, нервно теребя шелковый шейный платок.
Ржевская клятвенно обещала на следующее же утро отправиться в церковь и поставить свечку в честь чудесного превращения. Костюмеры, которым больше других доставалось от капризной артистки, чуть не плакали от счастья. Монтировщики сцены на радостях раздавили бутылочку. Короче говоря, театр ликовал!
В антракте на женский этаж поднялся Порогов. Он выхаживал по длинному коридору, попыхивая неизменной сигарой, и громко вопрошал каждого встречного:
– Нет, вы видели, как она сегодня играла? Как щемяще-пронзительно она играла? Сара Бернар! Комиссаржевская!
С ним трудно было не согласиться. Действительно, в Ларисином прочтении образа Лидии Чебоксаровой, героини пьесы Островского «Бешеные деньги», появилось нечто новое. Искреннее, трогательное и обезоруживающее.
Во втором акте Катя побежала смотреть на Бондаренко. Еле протиснулась в забитую до предела будку осветителей, столько было желающих стать свидетелями гениального исполнения роли Лидочки.
– Что вы нам работать мешаете?... – беззлобно ворчали осветители, не отрываясь от действия, происходящего на сцене.
– Неужели это результат психотерапии? – вслух пробормотала Катя, вернувшись в гримерный цех.
– Ой, не могу! – хмыкнула Агафонова. – Это результат очередной хитроумной акции, направленной на завоевание цели.
– Какая же ты злая, Света, – осуждающе покачала головой Ржевская. Она мастерила бусы, нанизывая стеклярус на прочную нитку.
– Я не злая, – парировала Светка, – я справедливая.
– Знаешь, Свет, – задумчиво произнесла Катя, – в чем-то я с тобой согласна. Но сейчас ты не права. Лариса действительно изменилась. И сегодня потрясающе играет. Прямо мороз по коже.
Катя так и сказала Бондаренко, когда после спектакля пришла забирать гримерные принадлежности: накладные ресницы, парик, коробку со шпильками.
– Спасибо, – радостно улыбнулась в ответ Лариса. – Я и сама почувствовала какой-то прорыв в роли. Раньше меня что-то сковывало, что-то мешало до конца понять Чебоксарову. А теперь, благодаря Наталье Андреевне, как будто глаза открылись.
– Подожди, – перебила Катя, – как ты говоришь? Наталья Андреевна? Кто это?
– Фантастическая женщина! – Бондаренко повернулась к Кате, лицо ее светилось от переполнявших эмоций. – Наталья Андреевна Дроздовская – настоящая волшебница.
– Дроздовская? – не веря своим ушам, повторила Катя. – Юлькина сестра?
– Ой, точно, она! – хихикнула Лариса. – А я и забыла. Слушай, Катя, она потрясающий, гениальный врач. Всего за один сеанс вернула мне веру в себя. Я ощущаю себя абсолютно счастливой.
– А как она это делает? – заинтересовалась Катя и присела на соседний, Юлин, стул. Она подумала, что, может быть, ей самой стоит обратиться к Дроздовской за консультацией по поводу галлюцинаций. – Гипнозом?
– Ты что? – возмутилась Бондаренко. – Каким гипнозом? Во-первых, я совершенно не поддаюсь гипнозу. Я это знаю точно. Во-вторых, мне это не нужно. Нет, мы просто с ней поговорили.
– Поговорили? О чем?
– О чем? – Лариса сморщила лоб и неопределенно махнула рукой. – Да обо всем. О жизни, о творчестве, о погоде...
В этот момент в кармане Катиного рабочего халата завибрировал мобильный телефон.
– Ну ты где, мать? – раздался в трубке голос Богданова. – Я уже внизу.
– Иду, – ответила Катя. Ее немного покоробило фамильярное «мать», но она быстро себя одернула. Мало ли, может быть, среди телевизионной богемы так принято.
– Вот черт, – пробормотал Андрей, когда спустя десять минут Катя захлопнула за собой дверцу машины. – Поехали скорее, а то мне так и кажется, что сейчас Юлька выйдет из служебного входа.
Кате было хорошо знакомо это странное чувство. Первое время после гибели мужа она постоянно видела Костю в толпе.
Богданов с визгом сорвался с места и покатил по Садовому кольцу.
– Ну, здорово! – Андрей наклонился и чмокнул Катю в щеку. – Как тут столица? Замерзает?
– Да уж, – кивнула Катя и поежилась. Они как раз миновали огромный термометр, столбик которого опустился до отметки -12, – что-то больно рано в этом году зима пришла...
– А я сегодня только из Тбилиси. В командировку мотался. Вот там красота, доложу я тебе, теплынь пятнадцать градусов, золотая осень. Голодная? – деловито осведомился Богданов.
– Честно говоря, да, – смущенно рассмеялась Катя.
– Тогда в «Папарацци».
Как и в прошлый раз, в ресторане было шумно, дымно и пьяно. Богданов заказал запеченную свиную ногу с картофелем и овощами под названием «Бомба».
– Целый день ничего не ел, – пояснил он свой выбор, – утром в самолете впихнул в себя какую-то муть, и все.
Катя ограничилась жареной на углях форелью «Рейтинг».
Официант прикатил тележку с тарелками и бутылкой белого «Шардонне», сфотографировал по традиции гостей и удалился. Катя поразилась размерам блюда, которому Андрей отдал предпочтение.
Она быстро насытилась и потом лениво ковырялась вилкой в форели, потягивая вино и наблюдая украдкой, как ловко Богданов разбирался с гигантским куском мяса.
– Ну, как «Бомба»? – улыбнулась Катя, когда Богданов отодвинул от себя опустевшую тарелку, и залпом допила вино.
– Отлично! Только больно быстро проскочила, не успел насладиться как следует, – прищурился Богданов, прикурив сигарету. – Ну, это-то ладно. Я тебе сейчас такую бомбу расскажу! Закачаешься!
Подскочил официант и снова наполнил Катин бокал. Поставил перед Андреем чашку с двойным «эспрессо». Богданов от спиртного отказался, так как был за рулем.
– Я так сопьюсь, – вздохнула Катя.
– Не боись. – Андрей неторопливо развернул сахар, бросил в кофе, медленно размешал.
– Андрей, не томи, – взмолилась Катя. Она уже слегка захмелела и расслабилась. – Рассказывай.
– Есть у меня дружок один, весь из себя засекреченный. Сколько лет его знаю, так до сих пор и не понял толком, чем он занимается. Вроде какой-то аналитический центр возглавляет, а я так думаю, он фэсбэшник. – Богданов выпустил кольца дыма. – Я попросил его справочки навести, по поводу Юлькиной семьи. Откровенно говоря, не надеялся, что он что-нибудь откопает. Вдруг звонит он в субботу и выкладывает совершенно фантастическую историю. Знаешь, Катюха, мне теперь кажется, что Юлька вполне могла сама... Наследственность у нее.
– Да что за история-то?
– Папаша Юлькин, прикинь, убил из ружья лучшего друга, некоего Крымова, а потом и сам застрелился.
