— Но я считал, что тело ее не нашли. И что это он убил ее.
— «В память о трагически погибшей Доре Саммерс», — прочитала я надпись вслух. — Думаю, это просто памятник. Вряд ли она похоронена здесь. Видишь, большинство могил здесь с оградками. А тут просто надгробие, и все.
— Интересно, а где тогда могила Генри? И когда тут перестали хоронить?
— Думаю, когда закрылась церковь и прекратились службы. Впрочем, не знаю.
Мы постояли еще немного, глядя на мраморный памятник. По земле бежали тени облаков.
— В общем-то, и наш дедушка должен лежать здесь, разве нет? — сказала я. — И Тесс тоже.
— Ты что, смеешься? — отозвался Чарли, беря меня за руку. — Мама ни за что не позволила бы хоронить ее здесь. Особенно после того, что случилось.
— Пожалуй, ты прав. Я сказала глупость. Извини.
Он сжал мою руку. Имя Тесс неожиданно выскочило между нами, но мы оба не захотели продолжать темы. Я первая нарушила молчание:
— Знаешь, а я бы хотела, чтобы меня похоронили здесь. Ты можешь это устроить?
Он сразу как-то обмяк, отпустил мою руку и сделал шаг в сторону.
— А я думал, что ты давно решила подарить свое тело науке. Чтобы сделали чучело или еще как употребили, уж не знаю.
— Ах да, я и забыла. Спасибо, что напомнил.
— А есть еще одна возможность, — сказал Чарли. — Можно собрать твой пепел и спрессовать его под высоким давлением, получится бриллиант. Твой возлюбленный сделает из него перстень и будет носить тебя на себе всегда.
— Ну да, memento mori, чтобы всегда помнить о смерти. Мне нравится эта идея. Осталось только обзавестись возлюбленным.
— Ну, уж этого добра у тебя хватает. Только выбирай.
— Да толку-то от них, — проворчала я.
— Твоя проблема в том, что ты слишком разборчива. Начиталась романов и впустую тратишь время, ожидая своего Хитклиффа.
— Может быть. Не хочу об этом больше думать.
Мы покинули печальное маленькое кладбище и въехали на вершину холма, с которого были видны пещеры. В детстве нам не разрешали ходить сюда одним, дедушка говорил, что пещеры могут в любой момент обрушиться. Вход в одну из них был завален камнями, когда он сам еще был ребенком. Мы бывали здесь всего несколько раз, во время семейных прогулок, и мне было жаль, что нам так и не удалось поиграть в них как следует. Когда мы с Чарли подъехали ближе, мне пришла в голову странная мысль: а ведь в этих пещерах очень удобно прятать сокровища. Вход в пещеру завалили, когда дедушка был маленьким, как раз в то время, когда Генри упаковал свои шкафы с редкостями и приготовил их к отправке в Британский музей. Но коробки эти туда так и не дошли. Может быть, они спрятаны где-то на территории имения? Я исключала возможность того, что они находятся в доме, ведь за все годы, которые дедушка прожил в нем, он их так и не нашел. Возможно, поэтому нам и приказывали держаться подальше от пещер, значит, в них что-то спрятано. Может быть, дедушкин отец пошел против воли Генри и спрятал ящики здесь, предупредив об опасности посещения пещер своего сына и все последующие поколения?
Эта мысль так меня взволновала, что я немедленно поделилась ею с Чарли.
— Да-а, чего-чего, а фантазии у тебя хватает, — сказал он.
Пещеры лежали в тени известняковых утесов. Мы стреножили лошадей, позаботясь о том, чтобы им хватило пощипать травки.
— Ты помнишь, как мы однажды сюда приезжали? — спросила я.
— Конечно. Дедушка рассказывал, что в этой долине когда-то водились моа. И я почему-то был уверен, что разыщу хоть одну из них живьем. И был очень разочарован, когда пришлось возвращаться домой, а я ни одной так и не нашел.
— Что бы ты с ней стал делать? Застрелил бы из рогатки?
— Ну, да, конечно. Все еще помнишь про ту сороку, да?
— Но ведь это было ужасно. Зато благодаря этому случаю я стала заниматься таксидермией, так что я должна еще благодарить тебя.
— Всегда пожалуйста.
Он сел на камень и закурил.
— А я разве не рассказывал, что мы с мальчишками из деревни часто приезжали сюда, несмотря на запреты? Мы здесь покуривали.
Он с сомнением посмотрел на свой дымящийся окурок.
— Есть вещи, которые со временем не меняются.
— А меня это вовсе не удивляет.
— Вы с дедушкой вечно поднимали шум по поводу мертвых зверей. А обратить на это внимание у него не было времени. Вечером мы возвращались, и всем было плевать, где я пропадал, никто не спрашивал.
— Ну, извини.
Он пожал плечами.
— Ты-то тут при чем? Мне это нравилось. Мальчишки маори рассказывали, что в этих пещерах есть наскальные рисунки их далеких предков. Мы пробовали сдвинуть некоторые камни, чтобы пролезть в закрытую пещеру, но их было слишком много. Думаю, когда-то там хоронили умерших. Они говорили, что эти пещеры «тапу», было страшно залезать далеко.
Теперь я была рада, что та пещера недоступна. И мне по душе пришлась мысль о рисунках; закрытые каменным оползнем от света и праздного любопытства, они дольше сохранятся. А если там и в самом деле погребали умерших, то мне не хотелось тревожить их прах. Я зашла в неглубокую полость и прошла немного вперед. Здесь было тихо, слышался только приглушенный звук где-то падающих капель, и время от времени в расщелинах посвистывал ветер.
— Дора! — крикнула я, но ответа не получила, только ветер что-то шептал в расщелинах.
Мы вернулись, когда уже вечерело и по небу клубились серые тучи. Я была совершенно измотана, ноги дрожали, когда я ходила вокруг Джимми, снимая сбрую и убирая ее на место. Я быстренько поскребла его щеткой и повела на пастбище. Он не торопился, повиновался мне неохотно, но как только рядом с ним оказался Блоссом, они легли и принялись валяться в грязи. Мы с Чарли постояли немного, любуясь на них, а потом отправились к дому.
Оказавшись перед дверью черного хода, мы сразу увидели сороку. Я заметила ее первой: крылья были неестественно вывернуты, будто она делала жалкую попытку взлететь, голова безвольно повисла на мягкой шее. Тело ее было проткнуто огромным гвоздем, как раз там, где должно биться ее крохотное сердечко. По белой краске стекала алая кровь, местами испачканная грязью, словно кто-то делал это второпях. Я повернулась к Чарли и успела заметить, как изменилось его лицо, когда он увидел, что перед ним. Он испуганно отпрянул и поднял руку к лицу, словно хотел защититься.
Через несколько минут мы сидели за кухонным столом; я плакала, а Чарли, сам не менее потрясенный, пытался меня успокоить.
— Что мы такого сделали, разве мы это заслужили? — всхлипывала я.
Но, несмотря на слезы, ситуация странным образом не казалась мне серьезной. Мертвая птица, приколоченная гвоздем к двери, — слишком зловещий знак, чтобы быть реальной угрозой, это наверняка шутка, которую мог бы сыграть со мной и Чарли, когда был мальчишкой. Я рассказала ему про опоссума на крыльце перед дверью, обнаруженного после того, как я увидела в окне чье-то лицо, и про то, что я заставила себя не видеть в этом ничего плохого.
— Почему ты мне не сказала сразу? Господи, давно уже надо было вызвать полицию.
— Не сказала, потому что не знала, угрожают мне или нет. Подумала, что кто-то принес мне его в подарок.
— Какой такой подарок?
— Ну, чтобы я сделала из него чучело. На днях, например, Сэм принес мне кролика, и я даже успела снять с него шкурку.
— Ты думаешь, это сделал Сэм? Вот скотина.
Он решительно встал.
— За такие дела надо его немедленно уволить.
— Не знаю, — ответила я.
Я и вправду не знала. Сэм казался наиболее вероятным подозреваемым. Я его прогнала, и он разозлился, но вот способен ли он на что-то подобное, это еще вопрос.
— Позвоню Джошу. Пускай с ним разберется.
Я безропотно поплелась за Чарли в гостиную, где у стенки на телефонном столике стоял старинный аппарат, еще с наборным диском. Нельзя же вечно избегать управляющего фермой. Я села все на тот же диван и натянула одеяло на колени. Слушая звук с трудом вращающегося диска, я вдруг увидела, что в саду кто-то стоит и смотрит на нас. Высокий, прямой, с квадратными плечами, уперев руки в бока и с бесстрастным лицом, но голову набычил, и густые брови почти совсем закрывают глаза. Он увидел, что я на него смотрю, но даже не пошевелился, оставался стоять неподвижно, как стоял.
— Чарли, смотри… ты видишь, кто там стоит?
Мне надо было сперва убедиться, что мне опять не почудилось от избытка воображения.
Чарли со стуком положил трубку на место.
— Прекрасно вижу. Что ж, значит, теперь не надо ему звонить.
Крошечные ящерки, сворачивающиеся в его ладони, словно ленточки. Странные непуганые птицы с зачаточными крылышками: смелая и нахальная уэка,[45] застенчивая киви, ведущая ночной образ жизни. Болотная курочка, или пукеко, с голубыми перьями и красными лапками; испуганно тряся хвостиком и показывая ему свои беленькие нижние перышки, она перед тем, как он стреляет в нее, подает сигнал опасности другим птицам. Многоножки с красивыми лапками и великолепная гигантская уэта[46] с длинными, усеянными колючками задними лапками, которыми она ловко отбивается от врага, с усиками, длина которых в несколько раз превышает длину ее тела; она отчаянно сопротивлялась, но он в конце концов поймал ее целой и невредимой; она едва уместилась в банке, где он и усыпил ее. И единственное млекопитающее, для которого Новая Зеландия является родиной, футлярокрыл — летучая мышь, из которой сделать чучело оказалось трудней, чем ожидалось, но он постарался, и получилось прекрасно; несмотря на малые размеры, выглядит очень свирепо.
