За какой-то месяц Игорь резко вытянулся, у него тогда часто шла носом кровь. Белая рубашка была в желтых невыводимых пятнах, хотя мать застирывала холодной водой, выводила нашатырем, но все бесполезно. А костюм стал мал. На вступительных экзаменах он опять чувствовал себя уродом, нищим. Брюки коротки, оголяют щиколотку. Рукава он поддергивал, чтобы не задирались. Мать плакала: она все видела и расстраивалась не потому, что не может купить сыну новый костюм, а потому что прогадала с этим – надо было брать еще на размер больше. Впрочем, в плечах Игорь так и не раздался, оставшись тщедушным задохликом.
Они с Сашкиными барышнями ездили в Серебряный бор купаться, и Игорь стеснялся раздеться – похвастаться было решительно нечем. Он предпочитал сидеть на берегу, привычно скорчив гримасу, чтобы не было видно кривых зубов. Говорил, что не любит плавать в реке, вот если бы на море – тогда другое дело. Зато Комаровский всегда раздевался с легкостью. И этой его легкости в демонстрации своего тела Игорь тоже завидовал. Как и модным плавкам Сашки. У него были накачанные ноги футбольной звезды местной дворовой команды. Бицепсы гимнаста – он легко мог сделать «солнышко» на турнике и подтягивался на спор. На Комаровском любая тряпка смотрелась отлично, а Игорь сидел на берегу и пыхтел от жары: расстегнуть рубашку он не решался – на спине краснели и зрели многочисленные прыщи.
Но даже не в этом было дело. Игорь не был идиотом и прекрасно понимал, что еще его отличает от друга. Способность к благородным поступкам, широкие жесты, харизма, внутренняя свобода. Комаровскому было море по колено. Он вел девушку в кафе, всех кормил мороженым, свистел такси, не считая денег. Игорь же от природы был скрягой. Ему было жаль тратиться на девиц, на такси. В этом он винил мать – она приучила его экономить. Она заставляла сына чувствовать себя виноватым за каждую потраченную на него копейку. Мать варила борщ на четыре дня и всегда просила доесть оставшиеся полтарелки – жаль выливать.
– Откуда у тебя деньги? – однажды спросил Игорь у Комаровского, вроде как без особого интереса.
– Бабуля подбрасывает. У меня бабуля – мировая, – ответил Сашка, и Игорь опять скорчил гримасу. Бабуля – тоже мне словечко. Выпендривается. Сказал бы просто «бабка». – И еще подрабатываю.
– Почту, что ли, разносишь? – хмыкнул Игорь.
– Да нет. В художественных мастерских в основном – перетащить, перенести, прибить – так, по мелочи. А ты что? Тоже хочешь подработать?
– Вот еще. Много не натаскаешь.
Игорь не поверил Комаровскому. Тоже мне, грузчик выискался. Да наверняка на бабкины деньги шикует. Была бы у него такая бабка, он бы тоже забот не знал.
Когда они учились на первых курсах, мать решила купить новый холодильник, о котором мечтала несколько лет. И все вроде бы сложилось: скопили денег, подошла очередь, надо было брать. Но тут Сашка появился в новом пиджаке – желтом, в полоску. Он шел по коридору университета, а Игорь плелся следом. И вдруг отчетливо понял, что все зависит от этого пиджака, от яркого пятна, на которое все пялятся. И если у тебя есть такой пиджак, то ты герой, тебе позволено многое. А если ты в старом, лоснящемся на локтях, то ты для всех – пустое место. Как это мать всегда повторяла? «Встречают по одежке, провожают по уму»? Да хрень это все! Встречают действительно по одежке, а ум вообще не нужен в таком пиджаке. Вот Комаровский еще и рот не успевает открыть, как все заранее от него млеют. И что бы ни сказал – все умным кажется.
Дома Игорь устроил истерику. Он кричал на мать, обвиняя ее в том, что они живут в дерьме и умрут в дерьме. Что он ходит в обносках. А ведь он поступил в университет, сам. И что?
Мать заплакала и зашла в комнату к отцу.
– Это он в тебя, – сказала она.
Отец даже головы не повернул.
– Вот, возьми. – Мать отдала Игорю деньги, отложенные на холодильник. Она, наверное, как сейчас понимал Игорь, надеялась, что он не возьмет, откажется. Но он взял. И купил себе пиджак. Тоже желтый. И штаны в полоску. Целый вечер крутился перед зеркалом и страшно себе нравился. Так нравился, как никогда. Утром убежал в университет, приехал намного раньше, предвкушая восторг, который непременно вызовет. Но вместо восхищенных возгласов слышал, как за его спиной смеются – он опять выглядел как нищеброд, которому дорогие вещи перепали по случаю. Игорь не умел их носить так, как Сашка. Пыжился, изображал, выкатывал колесом грудь, но все это было смешным, нелепым, дешевым.
Игорь больше ни разу не надел ни пиджак, ни брюки. Мать если и заметила это, то промолчала.
Комаровский шел в гору – был комсоргом курса, старостой, отвечал за культмассовые мероприятия. Он перешел уже на пятый курс, Игорь – на четвертый. Видеться стали реже. После лекций Сашка не задерживался.
– Роман или как? – поинтересовался Игорь.
– Да нет, работа. Пишу за одного деятеля, – легко признался Комаровский.
– Какого деятеля? – удивился Игорь, который и предположить не мог, что и такая работа тоже существует.
– Лаврова.
– Какого Лаврова?
– Ты чего? Центральную прессу не читаешь? – рассмеялся Комаровский. – Святой ты человек…
Сашка писал статьи за самого Лаврова, живого классика советской журналистики. Нет, конечно, не писал. Подрабатывал младшим редактором. Классик давал материал, надиктовывал канву, после чего со спокойной душой уходил в запой. В обязанности Сашки входила редактура – приглаживать, приклеивать, соединять разрозненные мысли гения и сдавать готовый текст. Статья – естественно, блестящая – выходила за подписью Лаврова. И всем было хорошо – классик мог спокойно пить, Сашка получал деньги за труды.
– А меня ты можешь пристроить? Мне деньги нужны. Матери на холодильник. Очередь подошла, а денег нет, – попросил Игорь.
– Если болтать не будешь, – предупредил Сашка.
– Не буду! – пообещал Игорь.
Сашка отправил его к Лаврову, тот что-то надиктовал, и Игорь приступил к работе. Хотел сделать так, чтобы переплюнуть Комаровского и занять его место при классике. Ну, в конце концов, что он – не напишет так же, как Сашка? Да в сто раз лучше сделает!
Игорь писал долго, мучительно. Статья была про Тулу, и Игорь поехал туда, чтобы «добрать материал» для правдоподобия. И написал, с его точки зрения, блестящую зарисовку. Просто грандиозную. Лавров ее просмотрел похмельным взглядом и махнул рукой – мол, сойдет. Игорь даже обиделся – неужели классику совершенно все равно? Ну, мог хотя бы похвалить – Игорь ведь даже тульские пейзажи описал. Опросил местных жителей, вставил цитаты. Лавров-то, поди, до такого не снизойдет – чтобы в электричке трястись да жителей опрашивать.
Статья ушла в печать. Но Игорь не сдержался. Он был так горд собой, что всем в редакции, до последней машинистки, рассказал, что именно он ездил в Тулу, именно он – настоящий автор статьи. А классик в это время лежал на диване с тяжелого похмелья и уже лыка не вязал. Еще бы чуть-чуть, и Игорь бы разболтал про Сашку, который уже давно пишет тексты за Лаврова. Но что-то его остановило. Возможно, вид ножек секретарши…
Несколько дней прошли в эйфории. Игорь купил три экземпляра газеты, снова и снова перечитывал свой текст, находя его гениальным. Ему нравилось каждое слово. И чем больше он его перечитывал, тем более несправедливым казался ему тот факт, что под заметкой стоит не его фамилия. Игорь потерял сон и наконец решился – записался на прием к главному редактору. Он хотел, чтобы… да, славы, почета, признания хотел. Хотел, чтобы все узнали, кто написал эту статью.
В назначенный день Игорь вошел в редакцию, и сразу стало понятно – что-то случилось. Секретарши бегали как заполошные. Штатные журналисты носа не показывали из кабинетов.
– Ждите, – осадила Игоря секретарша, хотя в мечтах он представлял, как ногой откроет дверь, гордо войдет в кабинет и скажет, что именно он – автор этой гениальной статьи. Именно его перу принадлежат уникальные зарисовки тульских переулков. Что именно он ездил в этот славный город, пока великий Лавров прикладывался к бутылке.
Игорь всю ночь, мучаясь без сна, репетировал речь и решил непременно сказать, донести до руководства, что старые, пусть и заслуженные, работники выезжают на горбу у молодежи. И талантливые молодые авторы – Игорь, в частности, – вынуждены прозябать в неизвестности. Разве это справедливо? Разве это по-советски? Разве не молодым нужно помогать, готовить новую смену? Про «по-советски» Игорь размышлял мучительно – стоит ли придавать речи политическую окраску или нет? Решил, что стоит. Если Комаровский довольствуется положением бессловесной тени при классике, то он, Игорь, точно не будет.
– Мне назначено, – строго и гордо сказал Игорь.
– Там… он… – с испугом сообщила секретарша.
В тот же момент Игорь подскочил на диванчике в приемной и ворвался в кабинет главного редактора – его что-то дернуло, понесло. Возможно, адреналин, который зашкаливал. Возможно, легкое помешательство от нескольких бессонных ночей. А возможно, и мочевой пузырь – Игорь решил, что долго не вытерпит. Секретарша что-то кричала, пыталась не пустить к двери, но Игоря было не остановить.
