Екатерина Вильмонт - Гормон счастья и прочие глупости

Дом был старый, деревянный, небольшой.

А сад запущенный. Никаких дорожек, никаких клумб. В одном из окон горел слабый свет.

— Он пьет? — вдруг спросила я.

— Пил один день. Потом перестал.

— И то хлеб.

— Вы не думайте, он не алкоголик. Я сейчас открою ворота.

— Ирина Борисовна, давайте лучше позовите его, пусть он откроет.

— Хорошо.

Она вышла из машины и, уже пройдя полпути до крыльца, оглянулась. Вид у нее был растерянный. Она помахала мне. И вошла в дом. Довольно долго никого не было видно. Он либо спал, либо артачился, не желая выходить. Почему-то я была уверена: она не скажет ему, что это я. А мне было страшно. Вдруг я увижу его таким, что мне не захочется больше его видеть? Я врала самой себе. Мне хотелось видеть его любым, лишь бы видеть. Но вот он появился на крыльце. Небритый, исхудавший, с опущенными плечами. В какой-то старой вязаной кофте. Одним словом, вид далеко не звездный. Внутри все задрожало. Он подошел к воротам, близоруко вглядываясь в человека за рулем. Моей машины он никогда не видел и меня пока не узнавал. Лицо у него было недовольное. Он открыл ворота и махнул рукой. Заезжай, мол. Я въехала. Он стал закрывать ворота. Я вылезла из машины.

— Андрей! Он оглянулся:

— Откуда ты взялась?

Большой радости в его голосе я не услышала. Мне вдруг показалось, что я не справлюсь со своей задачей. Это в Москве мне померещилось, что я смогу руками развести его беду. А может, самой попросить помощи у него?

— Что молчишь? Чего ты приехала? Посмеяться надо мной?

— Нет, я приехала, чтобы посмеяться вместе с тобой ..

— Над чем это?

— А вот над всей этой фигней.

— По-твоему, это фигня?

— Еще какая! Мне ли это не знать!

Он стоял совсем близко. Мрачный, несчастный и ощетиненный. Но серотонин уже начал поступать в кровь. И я набралась храбрости:

— Андрей, я ждала тебя, а ты даже не позвонил.

— Тебе это было надо?

— Ты дурак!

— Тебе нужен мужик, про которого все говорят, что он импотент?

— Мне плевать, я-то знаю, что это не так. Мне твоя Ларочка еще в Тель-Авиве сообщила об этом прискорбном факте. Только я не поверила.

Он вдруг усмехнулся:

— А мне она сказала, что…

— Что я безнадежно фригидна?

— Нет, что у тебя.., какая-то жуткая экзема на груди.

— Тьфу! Опять экзема на груди!

— Что значит — опять?

— Да Венька это придумал, чтобы выбить для меня отпуск на работе.

— А я тоже не поверил. Она сразу почуяла опасность… Чутье у нее есть. Звериное просто.

— Не хочу о ней говорить.

— И я не хочу. Но что же теперь делать?

— Побриться, помыться, надеть что-то поприличнее и поехать в какой-нибудь ночной клуб.

Он отшатнулся:

— С ума сошла? Чтобы все надо мной смеялись?

— Нет, чтобы со всеми вместе посмеяться над ней. Если ты войдешь, увидишь знакомых и громко скажешь, к примеру: «Привет от главного импотента всех времен и народов!» — то завтра все забудут про это. Последнее слово останется за тобой, и все поймут, что она просто злобная, ничтожная гадина. Только и всего.

— Ты и вправду так думаешь?

— Конечно, иначе не стала бы предлагать.

— Я не смогу.

— Это почему? Ты же выходишь на сцену и часто делаешь то, чего в жизни не смог бы. Сыграй, если не можешь. Ты же первоклассный актер.

— Они поймут, что я играю.

— Только если ты будешь плохо играть.

И вдруг я увидела, что у него загорелись глаза. Он протянул руку и погладил меня по щеке:

— Ты обиделась, что я тогда не пришел?

— Обиделась.

— И все-таки примчалась выручать?

— Я просто поняла, каково тебе было. И мне позвонила Ирина Борисовна.

— Спасибо. — Он вдруг схватил меня, прижал к себе. — Мне тебя Бог послал. Пошли. — Он за руку повел меня к дому.

— Мама, посиди с Броней, а я приведу себя в порядок. Мы завезем тебя и поедем в ночной клуб. Вы пока чаю попейте, что ли.

И он скрылся в своей комнате.

— Боже мой, что вы с ним сделали, Буся?

— Просто объяснила ему, что почем.

— И он так быстро внял вашим словам… Это похоже на любовь. Я сейчас поставлю чайник. Вы любите земляничное варенье?

— Очень. Вам помочь?

— Ни в коем случае. Я сама, а вы пока отдохните. Снимите туфли, тяжело весь день на каблуках.

Она ушла. А я стала с любопытством озираться в комнате. Здесь все напоминало нашу абрамцевскую дачу, проданную в годы перестройки. И вдруг на стене я увидела большую фотографию. Тут было множество фотографий, но от этой я не могла оторвать взгляда. Это был тот самый мужчина из троллейбуса, за которым я готова была идти куда угодно, хотя мы не сказали друг другу ни единого слова. Кто это? Он не мог быть отцом Андрея.

И словно в ответ на невысказанный вопрос Ирина Борисовна за моей спиной проговорила:

— Это Вадим, единокровный брат Андрюши. Я вышла замуж за мужчину с пятилетним сыном и практически вырастила его. Он был удивительным человеком, редкого таланта ученым.

— Был?

— Да, он умер в прошлом году. Сердце. Жизнь его не баловала. А почему он вас так заинтересовал?

— Удивительное лицо. Я видела его один раз и запомнила на всю жизнь.

И я рассказала ей о нашей встрече в троллейбусе.

— С ума сойти… Невероятно! А знаете, в этом что-то есть. Какое-то предопределение. Вас привлекают мужчины этой семьи, и вы их привлекаете тоже… Как порой все сплетается… До чего причудлива бывает жизнь.

Мы пили чай с земляничным вареньем.

— Буся, Андрей мне говорил, что вы замечательно поете?

— Ну совершенно по-дилетантски.

— А учиться не хотите?

— Нет, зачем? Я ведь не собираюсь быть певицей.

— А давайте вы мне споете как-нибудь.

— Ну как-нибудь можно…

— Я все-таки профессионал. Может, и не стоит закапывать талант в землю.

— Нет, мне кажется, я не…

В этот момент на пороге появился Андрей. В серых брюках и бледно-зеленом джемпере, выбритый. У меня, что называется, в зобу дыханье сперло.

— О, совсем другой человек. Буся, вы сотворили чудо! — всплеснула руками Ирина Борисовна.

— Ты называешь ее Бусей? — улыбнулся он, подошел к матери и чмокнул в макушку.

— Да, она мне позволила.

Андрей не пустил меня за руль. Мы с Ириной Борисовной сели сзади и всю дорогу болтали о пустяках, обнаруживая удивительное сходство во вкусах и пристрастиях. На светофорах Андрей поворачивался к нам с настолько довольной миной, что трудно было даже представить себе его таким, каким он был всего два часа тому назад.

Ирина Борисовна вдруг стала клевать носом и вскоре уснула. В какой-то момент уже на подъезде к Москве я вдруг сообразила, что за весь вечер ни разу не звонил мобильник. Я полезла за ним и вспомнила, что убрала звонок, а вибрации, видимо, не ощущала. Там скопилась целая куча звонков. Три от Жени, один от Веньки, один от папы. Больше всего меня встревожил именно папин звонок. Он редко звонит на мобильник. Неужто у него что-то случилось?

— Извини, я позвоню папе, я беспокоюсь.

— Конечно, звони.

— Если можно, остановись, я выйду, чтобы не будить твою маму.

Он затормозил. Я вышла.

— Папочка, у тебя все в порядке?

— Да, а что?

— Ты мне редко звонишь на мобильный, и я испугалась.

— Я просто никак тебя не поймаю, и вот тоже встревожился. Ты давно не появлялась, не звонила.

— Я очень замоталась. Но завтра я к тебе приеду. Обязательно! Мне нужен твой совет.

— Что-то серьезное?

— Да нет, это по работе…

— Хорошо. Завтра вечерком жду. Целую.

— Еще будешь звонить? — Андрей вырос из темноты.

— Нет. Остальные подождут.

— Тогда я тебя поцелую, пока мама спит.

— Ничего не имею против.

Задуманная мной акция полностью удалась. В клубе, куда привел меня Андрей, было многолюдно, шумно, но наше появление встретили как-то настороженно. Однако при виде сияющего, весело улыбающегося Андрея многие, как мне показалось, облегченно выдохнули. Подойдя к компании знакомых, он произнес заготовленную фразу насчет главного импотента всех времен и народов, произнес громко и отчетливо, с блестящими глазами и ослепительной улыбкой. Ему ответили хохотом, и напряжение спало. Он представил меня как начинающую певицу Полину Брон. Кто-то стал требовать, чтобы я спела. Но у меня уже не было сил. Я сидела тихо рядом с Андреем, потягивала минералку с лимоном и чувствовала себя счастливой. Он время от времени нежно наклонялся ко мне, шептал на ухо ласковые слова, обнимал за плечи, бегло целовал в висок или ухо. Когда я пошла в туалет, одна женщина в подпитии спросила:

— Слушай, он не импотент?

— Еще чего, глупости какие! — спокойно ответила я.

— Да? А он вообще-то.., хороший мужик?

— Вообще-то — супер!

И я не кривила душой.

Мы пробыли в клубе часа два, как вдруг туда ввалился какой-то киношник, я сразу определила профессию по одежке. При виде Андрея он побагровел.