Фаркоп схватил в руки штурвал, вздохнул полной грудью и, как заправский капитан, по громкой связи вскрикнул: «Полный вперёд!». Закрутились мощные лопасти винтов, содрогнулись синие воды Баренцева моря, и лодка пошла вперёд…
Когда лодка идёт вперёд — зрелище неописуемое. Точно скальпель режет она своим носом толщу вод солёного моря, а винты создают поистине колоссальные вихревые потоки. Бурление вокруг стоит ошарашивающее. Будто целая скала сдвинулась с насиженного места. Со стороны на это посмотреть стоит. Но, только со стороны.
Итак, лодка, управляемая «заправским капитаном», пройдя 25 метров (или 82 фута, если кто привык в этих единицах) и достигнув края глади, с успехом выпрыгнула на каменистый берег, так как будущий адмирал совсем забыл отойти от пирса. Мелочь, а всё же немного неприятно. Всколыхнувшись от такой неудачи, Фаркоп стал судорожно искать какой-нибудь тормоз или что-нибудь отдалённо на него похожее. Он давил на все имеющиеся кнопки, дёргал упругие рычаги и повизгивал в рупор, как будто его собираются резать зубчатым кинжалом, с последующим прижиганием ран, чтобы не умер от потери крови. В центральном отсеке всё, что могло упасть, послушно повалилось на пол. Мирно стоявший бак с питьевой водой разлился и, тяжело грохоча, подкатился к ногам капитана N-ro ранга, подставив под обзор лишь часть выграненной надписи: «Получишь в дышло». Фаркоп, не зная, что «дышло» значит «грудная клетка с двумя лёгкими и мечевидным отростком в придачу», хмуро покосился. Лодка, не в силах больше бороздить берег, встала.
В сложившейся суете никто так и не понял, каким образом из атомохода удалось вылететь ракете. Или это главный моряк её запустил, или удар о берег спровоцировал «побег» оружия, но людям, наблюдавшим всё такое чудачество в непосредственной близости на берегу, подобные подробности были не особо интересны. Они, как олимпийские чемпионы, схватили «руки в ноги» и помчались так быстро, что ни одна собака их догнать не сумела.
Единственное, мне немного обидно, что в столь звёздный час рядом отсутствовали независимые наблюдатели, иначе в книге «Рекордов Гиннеса», в разделе «Запредельные возможности человечества», прибавились бы фамилии отечественных быстроногих мореплавателей. Как бы то ни было, а ракета, пролетев через штаб эскадры, молча плюхнулась в сопки…
Фаркопа назначили на желаемую должность в самые короткие сроки. Звание он также получил, но «слава» его единственного выхода в море обрела статус бессмертной и прожила ещё не одну тысячу полярных дней и ночей.
ГЛАВА 45 ИМПОРТНЫЙ ГОРОД-2
Киев брал.
Казань брал.
Шпака не брал.
Из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию»
Да, немало дней и ночей прошло с тех времён, как лодкой берег бороздили. А данный случай становления адмирала Фаркопа действительно стал известен далеко за пределами нашего ЗАТО. Даже один из моих медицинских товарищей узнал о нём раньше, чем мы успели об этом ему рассказать. Земля-то круглая.
Служил этот самый товарищ или, правильнее сказать однокурсник, в маленьком, крайне схожем с нашим, городке — Железножопеньске. Как и у всех городов подобной категории, у схожего городка тоже имелось второе название — Северогорск-7. И в таком незабываемом месте также имелась специфика деревни: все друг друга знают, и между собой туго-натуго белыми нитками повязаны.
Всё началось с того, с чего обычно на Флоте всё и начинается: по нашему товарищу издали наказательный приказ (то есть объявили письменный выговор). Взяли — и издали. Чтобы жизнь клубникой не казалась и сливки не чудились. Очнувшись от потрясения, товарищ понял, что не желает видеть неудовлетворительную запись в личном деле. Не найдя поддержки в вышестоящем военном начальстве, он был вынужден обратиться в морскую прокуратуру. За справедливой помощью. С верой в лучшее.
Спустя пару дней вызвал друга моего, вышеобсужденного, прокурорский работник: для уточнения некоторых деталей по существу заявления. Долго беседовали они, как о законных актах в частности, так и о жизни в целом. В итоге, товарищу нашему сообщили: «Первое — ты сначала послужи, а потом жалуйся; и второе — таких жалоб много (!). Вот ежели бы ты написал, что кто-то где-то чего-то у кого-то безвозмездно взял и не вернул… Вот это да! А так… Не мозоль глаза, пожалуйста». Жаль только, не уточнил страж военных законов, на какую сумму должна состояться кража, чтобы на неё отреагировали? Триста рублей? Два евро? Мильон японских йен? Как оказалось, однозначно больше полусотни тысяч зелёных денюжек….
Есть на море такие атомоходы «Акулы». Они, пожалуй, самые большие лодки во всём мире. По международной классификации их относят к классу «Typhoon». В длину эта боевая двухкорпусная машина легко укладывается в парочку футбольных полей, а на её корпусе может спокойно развернуться автомобиль «КАМАЗ». Прошу Вас отметить, что я имел в виду не автомобиль завода «КАМАЗ», коим является легковушка «Ока», а сам «КАМАЗ», который представляет семейство грузовиков.
Такое вот это невероятное чудо, ТАПРК СН (Тяжёлый Атомный Подводный Ракетный Крейсер Стратегического Назначения) «Акула». Весьма убойная сила. Кроме того, данные машины не только самые большие, но и в тоже время самые боенесущие. Всякого оружия там столько, что даже Колумбийская мафия отдыхает, если вообще можно провести такое сравнение.
Кроме оружия, экипажа и командира на этих атомоходах есть много чего полезного. А раз много чего полезного есть, то и вынести что-нибудь будет совсем незаметно. Именно так и решил один капитан I ранга (сокращённо капраз), когда приехал субботним днём в базу, чтобы забрать для личного пользования несколько корабельных насосов, вышеуказанно обозначенной стоимости. На кой счёт ему сдались эти насосы — мало кому известно. Может, он решил Гольфстрим с их помощью поближе перенести, может Суэцкий канал осушить, мы не знаем. Капитан I ранга дальнейшими планами на этот счёт не поделился.
Взял капраз корабельные насосы фактически без помех, если не считать матроса, сделавшего ему замечание, что это воровство в особо крупных размерах. На данную критику снизу Расхититель социалистической (так как насосы остались ещё со времён Советского Союза) собственности, шмыгнул правой ноздрёй, сказав волшебное слово: «ША!» и удалился с гордоподнятым видом.
Матрос кричал: «Стойте! Стойте!», но насосы уверенно уплывали. Тогда он вскинул приклад к плечу, прицелился, вытер вспотевший лоб и спустил курок. Автомат молчал. Ещё раз. Тишина. Ещё и ещё, но без толку. Боец всё жал на курок, но слышал лишь глухой звук опускающегося бойка. Все его действия происходили рефлекторно, так как он прекрасно знал, что патроны уже два года как никому не выдавали. А мерзавец стабильно удалялся.
Процесс самовыноса госсобственности видели ещё несколько человек, а с ними и дежурные по контрольно-пропускным пунктам и ещё кто-то. Видели, но одни скромно отвели глаза и промолчали, другие — моргнули на пятнадцать минут и ничего не заметили. Как и положено, и те, и другие в ближайшем будущем вспоминать про ту субботу не хотели. И не пытались.
С момента вывоза прошло несколько дней. Начались обычные трудовые будни, и наверху решили разбираться по поводу пропажи водооткачивающих агрегатов. Добрые люди сообщили, куда надо, и разбор, конечно же, начался с обращения в вышеупомянутую прокуратуру. Прокуратура, не будь дура, после недолгих и достаточно нехитрых вычислений, вызвала виновника — того самого капраза; юного матроса, поскольку он, типа, оказался единственным свидетелем, и старшего человека с лодки.
Пришли они втроём на ковролин. Матрос подтянут, старший побрит, капраз разболтан. «Единственный» свидетель однозначно даёт показания не в пользу обвиняемого:
— Ну, как же, товарищ капитан первого ранга, вы же мне ещё «ША!» сказали, — членораздельно произнёс он, умолчав, что его палец шестнадцать раз нажал на гашетку.
Последний, капитан I ранга по документам, ворюга — по фактам, естественно, всё отрицает, бросая в сторону матроса гневные, многообещающие искры. Завязывается непродолжительный спор. Обвинения, отрицания, доказательства, отсутствие полноценного алиби. До мордобоя не доходит, но уровень гула растёт ежеминутно, будто гипертонический криз. Постепенно переходят на личности, с вспоминанием всевозможных матерей и иных нецензурных выражений.
И тут следователь, с высоты прожитых на флоте лет, сумел-таки разрубить такой сложный морской узел всего одним-единственным вопросом:
— А Вы можете пропавшие насосы списать? — как бы наивно поинтересовался он, сиюсекундно уняв пыл спорящих.
С лодки, с большой паузой и немного пошатнувшись, словно после удара кувалдой весом в центнер, промямлили:
— М… можем, при си… сильном желании, — мысли путаются с негодованием.
