Нет, это моя ненависть вспыхнула с новой силой. Сорок девятый дом непокорен. Ну, погоди! уж я расшурую ваш муравейник. Сейчас натравлю программу на другие квартиры. Устрою вам гражданскую войну. Разделяй и властвуй.
Разделенные властью, мы жили в этом доме кто чем. Я, зависший на балконе, пытался работать на вечность. Руслан, склоненный над заваленным деталями столом – на смерть. Женщины искали любви, хоть из-под земли. Мальчик рос, как травинка, пробившаяся меж бетонными плитами. Долгими вечерами глядели мы через темный двор на светлые окна сорок седьмого дома. Потом сдавались, включали телевизор и наглатывались его отравы. Активное излученье пришло от одного из неразличимых окон, на которые я подолгу смотрел. Стряхнуло нас с наших орбит. Я помолодел на двадцать лет. Мне есть кому звонить, есть о чем беспокоиться. Если светлоглазый киборг нас взорвет, взлетим все вместе в зимнее небо, к теплой рождественской звезде. Станем новым созвездьем – круг Евгении.
Я, киборг, положил свой светлый глаз на Евгению. Ужо погоняю ее, как фигуру по шахматной доске. Задействую снова того субъекта, которого год назад переместил от Евгении в шестьдесят девятую квартиру. Оттуда он был отправлен в корзину. Восстановим. Но до четвертого подъезда не дойдет, свернет к Евгении. Вот уж звонит в дверь, видит всю честную компанию. Зацепился взглядом за абрека, сказал что-то незначащее и свалил в четвертый подъезд. У той девчонки отец мент. Дело будет.
Во всякой повести есть начало и конец. Я всегда чувствую, когда пора поставить точку на бумаге. В жизни не так. Она вьется, как река по лугу. Реченька, реченька, что же ты кружишься, то пропадешь в лесу, то обнаружишься? Есть узор на коре, есть узор на ковре, есть со старинных пор и у меня узор. Что происходит? беспокойные люди, вторгшиеся в мою жизнь, играют событьями? или я, Георгий Еремеев, пишу все это на листах, разметаемых сквозняком? Иной раз ветер уносит их во двор и я, неприбранный, выхожу подбирать. Гляжу, куда ветер дует. Иду вослед и нахожу на снегу свои бредни. Не отношусь к тем, кто не бросает слов на ветер. Унесенные ветром, мои слова прорастут где-то вдали, но я не увижу всходов.
Я – Светлана, мне девятнадцать. Мой отец мент, Игорь Жаныч Раздолбаев. Только попробуйте улыбнуться, он вас по стенке размажет. Сильный, черт. Мне тоже попадает. Живем в четвертом подъезде. Мать торгует цветами. Я работаю в «Макдональдсе». Зарабатываю неплохо, и родители в мою комнату нос не суют. В том году встретила Евгению Леонидовну, она у нас в школе преподавала. Идет домой с каким-то. Я давай гнать: ложусь спать – каждое слово ваше слышу. Он – да ну? Назавтра пришел проверить, как там от Евгении Леонидовны музыку – слышно или нет? Только все это было недолго. Пропал на год. А тут вдруг вернулся.
Ну конечно. Я ему по мобильному послал приказ на ультразвуке. Вадим будет в сорок девятом доме пятой колонной. Тот еще фрукт. Укоренил в квартире мента и стал внушать: под тобой настоящий террорист… на разоблаченье его можно пролезть в Хорошевский муниципалитет… ты же юрист по образованью…
Хорошевский муниципалитет – дело хорошее. Земля тут не просто дорогая, а драгоценная. Можно на худой конец жениться, все-таки двенадцать лет разницы. По-быстрому квартиру в элитном доме, с видом на воду и лес. Когда пойдем с Игорем Жанычем брать чеченца, Марат приедет с телевиденья, заснимет штурм квартиры. Заранее предупрежу. Создадим шумиху. Скажу в кадре, якобы при втором интервью – на самом деле только переоденусь – что получил приглашенье в городские структуры, но душа лежит к округу Хорошево-Мневники. Тут крупным планом Светлана – пусть Марат возьмет визажиста. Намекнем на свадьбу, покажем квартирку будущего тестя – героя, бравшего террориста в его логове. После с камерой и кассетой в муниципалитет. Дадим начальству рассказать о своей бдительности и руководящей роли. Отрепетируем. Предложенье мне должно быть сделано в прямом эфире. Марату наобещаю. Да он и так на этом репортаже выдвинется.
У дочки жук парень. Какой парень – тридцать один год. Мужик. Говорит, под нами работает настоящий террорист… случайно прослушал разговор по мобильному… только брать надо наверняка… со спецназом, чтоб безопасно… а за ложный вызов могут еще и всыпать. Светка, оказывается, знает про взрывное устройство, что я тогда нашел во дворе нашего отделенья. С армии в них понимаю. Аккуратненько разобрал и в том же пакете храню. Надеемся с Толиком выбраться на Волго-Балт рыбу глушить. Вадим берется этот пакет на балкон чеченцу опустить, чтоб без осечки.
Когда друзья приняли мои искупительные подарки, я долго благодарил Аллаха. У моей матери не осталось сыновей, кроме меня. Летом увижу ее, ждать недолго. Иду с завода. На моем балконе снег чистый, как в горах.
Ну у Светкиного Вадима нюх! На сумке даже отпечатки пальцев чеченца оказались. Больше в квартире ничего не нашли. Брали сразу как вернулся домой. За балконом следили – он туда не выходил. Меня повысили, только по телевизору не показали и не помянули. Во весь экран Ведьмакова из муниципалитета. Вадима сбоку – только мы его и видели.
Идти в зятья к менту теперь не обязательно. Сценарий Марата оказался профессиональней моего. Любовную линию он забраковал. Обошелся без визажиста. Привез муниципального босса Ведьмакова к началу штурма. В передаче сделал из него Шерлока Холмса, а из меня доктора Ватсона. Спросил в прямом эфире, не собирается ли он после столь блестящей операции взять меня в штат. Получил нужный ответ. За кадром договорился о жилье для меня и для себя. Оказался таким образом вне зависимости от моей благодарности или, напротив, неблагодарности. Чисто сработано.
Это все на моей совести. Я привела Вадима в наш облюбованный чертовщиной дом. Мне бы выйти из игры на один ход пораньше… Руслану будут шить уйму нераскрытых терактов. Зеленых гор ему уж не видать. А я хочу найти ту девчонку, что не дождалась косил из семнадцатой квартиры.
У меня перед глазами зеленые горы. Получил их в наследство от Руслана, чтоб описать – не его языком, но своим. В квартиру, где снимали инсценированный штурм, вселился тот телевизионщик, как в тридцать седьмом. Tout comme. Дурной знак – как того, что Руслана нет на этом свете, так и того, что мы медленно дрейфуем назад. Но я-то знаю: вода в горном потоке зеленоватая, а у соседской девушки в ауле глаза как у Жени. Мне тоже хотелось бы увидеть Наташу, не дождавшуюся допризывника Антона. Я взял Руслана в братья за резные четки, и вина его осталась на мне, так же как и вина моего народа перед ним.
На шестьдесят пятую квартиру согласился Марат. Не сули журавля в небе, а давай синицу в руки. Я туда не пошел. Не хочу жить рядом с Женей и Светланой. Ни в сорок девятом доме, ни в новых башнях, что стараются друг друга не замечать. Не хочу, чтоб приметливый взгляд двух женщин сглазил бесчисленные удачи, ждущие меня за поворотами судьбы.
Марат согласился… это я согласился взять его сюда. Он мой, сатанинский. Легионер пятой колонны. А Вадим, вишь, не согласился. Ну да я его – опять в корзину. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
Две новые башни стараются друг друга не замечать. По возвращенье из Франции я снова работаю в институте генплана Москвы. Наш массив пятиэтажек уж закрашен на карте сплошным черным цветом – слом. Скоро башни-соперницы останутся без своих чемоданов с окошками. Все тайны хорошевского двора канут в лету. Арест чеченца. Исчезновенье из моей квартиры парней, которых самочинно поселила моя бывшая жена – совсем недавно. То есть поселила недавно, а женой была довольно давно. Вот сижу за компьютером, осваиваю программу архитектурного проектированья. Получается, хоть мне уже сорок пять. Тут недавно на мой сайт пришло от соседей предложенье подружиться. Подписано: Георгий Алексеич и Женя. Должно быть, отец с сыном. Конечно. С охотой и удовольствием. На работе как-то безрадостно. Блатное место, скользкие люди. Зима окончилась. Торжествующее солнце расстреливает зажившиеся на свете сугробы всеми возможными способами – прямыми и отраженными лучами видимой и невидимой части спектра.
Я, автор, живу в сорок седьмом доме рядом с нехристем Артемом Балабановым, на одной площадке. Не знали? так знайте. Сама не сразу догадалась. Зато теперь ясно, почему так хреново. Ослабленная долгой собачьей жизнью, еле перемогаюсь в сильном поле его злокозненных экспериментов. Впилилась вместе со своими героями в вёсну 2005 года, когда у добрых людей 2004-й только начался. Потеряла на этом деле уже больше года жизни. Как будто их у меня навалом – активных лет. А кто провалял дурака до пенсионного возраста? Пушкин?
Пришли не отец с сыном, а старик с молодой женщиной. Не родственники, но в премилых отношеньях. Сразу попросились за компьютер, нашли записки пропавших ребят и рассказали мне историю столь же грустную, сколь и неправдоподобную. Мне оставалось только поверить под нажимом двух пар незаурядно честных глаз. Дальше им понадобился мальчик, тоже не родня – друг. С моего разрешенья он был приглашен и оказался очень некрасивым подростком лет четырнадцати. Ринувшись за пульт, поколдовал и выдал электронный адрес девочки Наташи. Та примчалась меньше чем через полчаса с улицы Зорге. Незаметно добавилась еще посвященная в тайну юная Тася. Мы сели в сумерках горевать о косилах и абреке, о вражде и заблужденьях человечества.
