А потом мы опять прильнули к динамикам. В ожидании сводок из горячих точек. Вернее, из одной горячей точки.
— Так что врачи? — не отставал Инфант.
Ходила, — устало проговорила его девушка. — Они даже консилиум вызывали: редкий, говорят, случай. Говорят, хирургический путь один только остался. Но я не хочу ножом! — снова перешла она на всхлипы. — Я хочу, как у людей! По-людски я хочу!
— Слушай, — перебил микрофон своим голосом Илюха, — проверь Жеку, не померла бы.
Ах да, я забыл про Жеку, а все потому, что она замерла как-то неожиданно — не тряслась и не стонала больше. Я протянул руку, потрогал, она рядом тут лежала, на диване. Тело было теплое. Я пододвинулся ближе, взглянул в лицо. Она тихо открыла глаза, устало, изнуренно.
— Ты как? — спросил я.
— Не могу я больше. Сил нет, — прошептала она, и глаза ее закрылись вновь.
На другом конце тоже звучала долгая, нарастающая пауза. Звучно звучала, почти торжественно, как колокол. Мы замерли в ожидании. Ведь что-то же должно было произойти, ведь не могло закончиться ничем. И произошло.
— Ну что, давай посмотрим, — сказал в результате Инфант делово.
— Ты не боишься? — спросила девушка с затаенной надеждой.
— При чем тут страх? — произнес Инфант равнодушным к страху голосом. И добавил не свое, а то, что слышал много раз от других: — Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Какое шампанское он имел в виду? Откуда взялось шампанское? — я понятия не имел.
— А ты не разочаруешься во мне после этого? Не подумаешь, что никчемная я? — прошептала девушка, но Инфанту уже было не до сентиментов, его ждало тревожное дело.
— Показывай, показывай, — сказал он. — Я пойду руки помою. Не бойся, у меня мама врач.
И это была правда, мама у Инфанта действительно давно служила врачом. Зубным только. Вот Инфант и нахватался по верхам.
Потом он вернулся с вымытыми руками… То есть это мы предположили, что с вымытыми.
— Так, — проговорил он сосредоточенно, — что там у нас? — Потом еще один момент выжидательной тишины, а потом удивление, сомнение, и все это с примесью Инфантова восторга: — Ого!!! А-а-а!!! Ойййй!!! Надо же!!! Подожди, я сейчас только рубашку сниму.
— Не надо, не снимай рубашку!!! — заорали хором мы в магнитофон с телефоном. Даже Женька прохрипела потерявшим силу голосом: «Не-на-до!!!»
Но было поздно, видимо, рубашка отлетела далеко в сторону, так как звук отдалился, рассеялся и тут же заглох окончательно. И мы остались одни — я, Илюха, тихая Жека, и не было с нами больше ни Инфанта, ни Инфантовой девушки, не было больше их драмы, их переживаний, страстей. А без страстей и у нас скоро все затихло.
Глава 15
ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ ПОСЛЕ КУЛЬМИНАЦИИ
— Ну что? — сказал Илюха спокойно, взвешенно, без лишних ненужных эмоций. — Если у кого и может такое оказаться, ну рудимент такой прочный, то женский капитан милиции — наиболее подходящий для рудимента кандидат. Да еще если учесть, что она мастер по самбо.
Я сидел, попивал остатки вина и кивал головой, абсолютно и полностью соглашаясь.
— И вообще, — продолжал Илюха, — должна же в мире случаться хотя бы иногда справедливость. Ведь когда возникает такое уникальное сочетание: женщина — милиционер — капитан — мастер по самбо, именно это сочетание должно приводить к непробиваемой целке. Потому что, как говорят патологоанатомы, в человеческом теле все связано не случайно, особенно в теле женском. И не исключено, что крепость духа связана прежде всего с крепостью девственной плевы, и если силу воли сложно сломать, то и плеву невозможно. А то, что у этой высокой девушки, не помню, как ее зовут, воля и дух неимоверно развиты, — в этом мы, старикашка, с тобой сегодня убедились.
Мы все снова согласились. А Жека при слове «рудимент» немного приоткрыла глаза, вспомнив, видимо, о своем собственном хвостиковом атавизме. И так, похлопав ими устало, она тоже тихо согласилась. И снова погрузилась в забытье — а как иначе, четыре часа хохотать истошно без перерыва — кто не надорвется?
— А все же выстрелить в толпу она побоялась, — уточнил я. — А значит, и ее сила духа может дать слабинку. И получается, исходя из твоей теории, что и плева ее имеет слабое место. Так что у Инфанта, думаю, есть шанс. Небольшой, но есть.
Мы снова помолчали, переживания последних минут оставляли нас понемногу, возвращая назад, в уже поздний московский вечер, в Инфантову комнату с еще не допитой последней бутылкой на столе, с, очевидно, заснувшей Жекой, уютненько подоткнувшей под меня кончики своих удобных теплых ног, с неумеренно светящимися в темноте БелоБородовскими глазами, не скрывающими невероятного, с трудом перевариваемого удовольствия.
И все было так тихо в этой комнате, ритмично, успокаивающе, можно сказать, даже камерно, что я расслабил доселе напряженное свое тело и доселе напряженное сознание. И Илюха, видимо, расслабил не меньше меня. Мы посидели так в тишине, любуясь ею, как будто услышали ее впервые… Ну и хватит, пора было ее прерывать.
— Ну и чего, ты думаешь, справится, пробьет? — спросил Илюха, очевидно, про Инфанта.
— Сколько он уже с ней встречается бесплодно? — перешел я к своим выкладкам. — Месяц, больше? За это время он ведь в других связях замечен не был. Не участвовал в сексе с посторонним человеком. Да, непонятно, сложный вопрос.
Мы снова помолчали.
— Вообще-то Инфант, когда застоялся, может и пробить, — возложил я на Инфанта свое доверие.
— Не уверен, тут, похоже, не все так просто, — не разделил доверия Илюха. — Другие вон тоже старались. А ты только подумай, кто они — эти другие? Наверняка ребята крепкие, накачанные, натренированные — милиционеры-опративники, самбисты-разрядники. Ведь если она про Инфанта как про чуткого и нежного упоминала, то представляешь, какие до него попадались? Крутые попадались ребята, которым сантименты не с руки. И если у них не вышло, то не уверен я в Инфанте.
— Зря, — не согласился я. — Самбисты — они, конечно, физически натренированы, но холодные, потому что нервы у них стальные должны быть. А Инфант горяч и несдержан, и волю чувствам дать может. А в таком деле чувства, думаю, самое важное. Потому что проблема наверняка не только физического, но и психологического характера тоже. Думаю, она, Инфантова девушка, помня о прежних своих неудачах, напрягаться вся начинает и не расслабляется в достаточной мере. Ей бы расслабиться, мышцы отпустить, а не мускулатуру выпячивать понапрасну. Потому что напряженная, контролирующая себя женщина, особенно с выпяченной мускулатурой, — сам знаешь, к добру не приведет.
Тут уже Илюха закивал в согласии головой.
— А чувства, — продолжил я, — они же расслабляют, да и страсть позволяет забыть о напряжении. О том, что ты капитан-самбист. В общем, стариканыч, я бы Инфанта так быстро со счетов не сбрасывал. Он, конечно, и мудила, но кто его знает — вдруг выкрутится.
— Да, мудила, — согласился Илюха, вспомнив недавнее.
И мы снова замолчали, потому что тоже устали от пережитого за сегодня — ведь долгий и нелегкий выдался нам денек. Особенно его вторая половина.
Вообще-то можно было и по домам разойтись. Но как мы могли покинуть наш оперативный штаб, когда операция еще полностью не закончена? Пусть и не вполне военная операция. Да и Жека тихо посапывала во сне, и ножки ее, накрытые моей теплотой, отдавали в меня тоже теплотой, но уже другой, девичьей.
— Ну что, Б.Б., может, прикорнем немного, — предложил я. — Чего-то я измотался за сегодня шибко.
— Работа такая, — согласился со мной Илюха и тоже расправил поудобнее свое тело в кресле. — Хотя какая это работа… — пробурчал он устало уже в основном себе, так что я с трудом различил.
И вскоре мы уснули, тихо, незаметно, без сновидений, без грез. Потому что не должны были нас отвлекать грезы, не могли мы позволить себе пропустить возможного звука из телефонно-магнитофонного устройства. Так как кто его знал, каким этот звук мог оказаться, — вдруг победным, а вдруг и наоборот, мольбой о помощи?
И звук раздался, часа так через два-три нашего безмятежного сна.
Как передать его письменным беззвучным словом, как заставить чуткого читателя услышать его, вздрогнуть от него, похолодеть затылком? Сейчас попробую.
Как вылетает пробка от откупоренной бутылки теплого шампанского — со звуком, со стремительностью, с брызгами, с пеной и влагой, обливая и оседая на всех, так же и… Нет, напрасно я про шампанское — во-первых, избито, а во-вторых, все равно не передает.
Лучше — гора, давно потухший вулкан, где-нибудь на юге Италии, и его остывший, холодный кратер, в который иной турист и не побоится осторожно заглянуть. И вдруг вулкан зашевелился, пробудился, задействовал, и кратер его задышал огненным тяжелым дыханием. Разом, вмиг — сначала дымом и пеплом, а потом взрывом расплавленной тяжелой лавы, которая, как красная неумолимая патока, стекает с горных склонов неудержимой волной, заливая мелкие, прибившиеся деревеньки, с козами, овцами, с другим, более крупным рогатым скотом. Не щадя ни домов, ни огородов, не оставляя никаких шансов гордым Помпеям, богато и вольготно раскинувшимся у ног обезумевшей громады.
