Огонь, который таковым не является, я только его так называю. И вот я, бог, отворачиваюсь от тебя[153]. Иди, призрак, броди по Европе или где я сейчас. Я не знаю. Я ухожу. Я могу пойти куда угодно. Нет никаких границ. Ну я пошел. Поломаю все машины, кому они еще нужны, и пойду. Подожгу все и пойду. Между тем случилась немецкая революция, когда-то в промежутке, но она не смогла решить, между кем и чем, все-таки она кончилась, как и началась, я повторю: Золото снова у тех, у кого и было. Между ними небольшая прослойка мастеровых, которые давно никому не нужны: освобождены! – да, наконец-то свободны! – их предводитель тоже должен быть свободен, по мне, так и бездомные рабочие на дому тоже, которые издают этот свой Hartz IV[154] для того, чтобы они все могли делать сами, в любом случае, в одиночку. Ничто из этого не приживется, но все будут свободны. Все свободны, я вижу это только про ремесленников, только про них, у меня в глазу металлоперерабатывающая индустрия, и она свободна; ее предводитель, начальник ее профсоюза, это все в одном, тоже свободен, все вольны идти куда угодно, странствовать, как я. Это и есть революция: что все могут идти куда угодно, словно бог, и при этом остаются дома или в кафе-сети, в сетевом кафе, которое, впрочем, тоже давно не пользуется популярностью, потому что каждый человек стал собственной точкой доступа, каждый человек доступен, и достучаться до него можно под каким-нибудь этаким именем, и он свой собственный портал, только вот ни один человек не является больше самим собой, каждый ушел в себя, или сидит со своим гаджетом в нормальном кафе, потому что портал, через который ему нужно пройти, он сам и есть, каждый в себя или куда он там еще хотел. Антенна на антенне. Все остальные не свободны, нет, все свободны, металлурги в любом случае свободны, и их шефу больше нечем заняться, ему больше не нужно наскакивать на нас, богов, со своей ненавистью, он теперь свободен, и от собственности тоже, величайшая свобода это: ничем не обладать, кроме полной широты пространства, нет, не этого просторного помещения, где я, я сам свободен, ищите собственную свободу, чтобы пройти сквозь портал, коим вы сами и являетесь! Вам можно! Мы, боги, властвовали благодаря предательству, все в порядке, нет, не в порядке, я знаю, мы кажемся грозными лишь несвободным, непобедимыми, как их любимая команда. Но вчера Леверкузен одержал неоспоримую победу, и сегодня уже третий день, как они потеряли запал, и дни будут накапливаться, до бесконечности. Все равно. Всех их освободит герой, кто забьет решающий гол. Только в этот раз это были другие. А множество других просто забили, кого это волнует. Революцию я объявляю закрытой, в конце концов, меня она тоже касается, нет, меня она совершенно не касается, я имею в виду, она ничего во мне не касается, я точно так же мог бы объявить ее открытой; собственность словно бы разделили по-новому, на самом деле ее просто слегка помыли, то есть те, у кого она была, получили ее снова, точно, после повторения в стотысячный раз вы это наконец поняли. Им ее вернули, эту собственность. Металлурги заключили отличные сделки, их шеф теперь тоже свободен, в тех обстоятельствах это вовсе не мелочь. Но обстоятельства легко могут измениться. Это может произойти очень быстро. Их просто нужно разбросать, как мусор, всех участников революции, всех людей, нужно просто предложить их вниманию прекрасный концерт, хорошую музыку и вот они уже давят друг друга и их число сокращается в десятки раз. Так и наши любимые национальные блюда, казнь каждого десятого, это все от десятичной системы, но кто все это будет подсчитывать? Они борются, эти люди, но их становится все меньше. Мне не приходится делать многого, но то, что идет, делаю я. Я рассеиваю и разбиваю их массу по всей стране, герой уж как-нибудь выберется, а заодно поможет и тем, кто в нужде, он воспротивится мне, и все-таки он, хотя он мне противится, умрет, это назовут искуплением, из его башни, вершина которой теряется в облаках, никто никогда ее не видел, то есть это в любом случае не пентхаус, или в любом случае ее давно уже не видели. Это что, остатки героя, да, там внизу. А может, и не он? Может, кто-то другой? Или герой и был другим? Ну, не знаю, я покопаюсь в прахе, вдруг там есть еще что-то ценное или ценное признание, да, кольцо, я его верну, чтобы отношения, которые были нездоровыми, можно было восстановить, и уйду. Я уйду в сеть, как все, до свидания. Я никому не попадусь в сети. Я уйду, эта сеть никого не может удержать и никого не удержит. Все безгранично. Все восстановлено? Эти данные, которые были заражены, восстановлены? Наконец-то? Хорошо. Раньше вообще-то было не лучше, но и не хуже. Именно что: хорошо. Герой всегда может рассчитывать только на себя самого. На этой ступени, которую я тоже оставил, рабочие борются не со своими врагами, а с врагами их врагов. Они борются вслепую, они не герои, но они борются. Они все еще борются, чтобы добраться до поверхности и остаться на ней по крайней мере пару минут. Они просто не видят, с кем они борются, неудивительно, они и не хотят видеть, они хотят смотреть на экран, они хотят только играть, они хотят уйти, они хотят заняться серфингом, там, где их как раз и раздавят! Поскольку они в оцепенении пялятся в монитор или в телек, они не видят, что их давят. Может быть, они увидят подошву, но чью, этого они не знают, хотя марка ботинок их заинтересует. Какое им дело, кто чей враг. Они еще более слепы, чем я. У меня, по крайней мере, хотя бы один глаз. А у них и того нет, даже для экрана, доступного в разных размерах, от очень маленького до очень большого, сшитого в брошюру или подбитого гвоздями или раздавленного кроссовком. Да и сами в давке могут потерять кроссовки. У них не осталось больше глаз, ни для чего. Они в руках немногих, они не получат ничего или совсем немного, все они получат это из одной руки, и она будет не моей. Они получат это не от бога. Мне следовало бы это знать, я ведь тот, кем я буду, да ну, давайте будем скромнее: кто я и есть. Они получат это от немногих, и даже я всех их не знаю. Никогда с ними не был знаком. Кто знает эти имена? Я их не знаю. Я знаю пару имен, но это не те. Я ухожу. Я больше никого не знаю. Я ухожу. Я спугнул своих воронов, смотри, они любят друг друга, два из них поднимают ввысь рулон дерна – вы только посмотрите! – чтобы третий, прилетевший неизвестно откуда, мог поднять из-под него зернышко. Потом они меняются местами. Каждый что-то получит. Они такие милые, эти птицы. Они используют самих себя в качестве машин. Недурная идея. Сами себе хозяева. Никто не использует их в поле. Они используют друг друга, и остаются в выигрыше. Я ухожу. Вот так. Моя дочь говорит, мне нужно сквозь ночь посмотреть на север[155], что ж, я с удовольствием, но там я тоже ничего не вижу. Но я бы мог найти в этом что-то привлекательное, это еще могло бы меня привлечь: Ну хорошо, ну бог, ну золото, ну божественная роскошь, ну мой дом, ну мой двор, ну пышный блеск[156], все это еще могло бы меня увлечь, учитывая обстоятельства, меня могло бы увлечь и меньшее, может быть, не договоры, ну уж нет, не в этот раз, только не это, не теперь! никаких бумаг! я уже давно это говорю, все что угодно, только не договора, могло бы меня увлечь, да, любовь, по мне, так и она тоже, любовь, могла бы меня увлечь. Все могло бы меня увлечь. Пламя разгорелось до белого каления и словно бы чего-то ждет, героя, человека, кусок стали, жестянку, вторую жестянку, сделанную из первой. С чем-то совершенно другим внутри. Посмотрим, что из этого выйдет.
Richard Wagner.
Der Ring des Nibelungen. Libretto.
Der Ring des Nibelungen. Prosaentwurf.
Wolfgang Schild. Staatsdämmerung.
Zu Richard Wagners "Der Ring des Nibelungen".
Karl Marx. Das Kapital.
Karl Marx und Friedrich Engels. Das kommunistische Manifest.
Немного Зигмунда Фрейда, но уже не помню, что именно.
Felix Doeleke. Analyse einer Getränkedose zur Abschätzung des Energiebedarfs bei ihrer Herstellung (для специалистов).
Hermann Jellinek. Kritische Geschichte der Wiener Revolution, vom 13. März bis zum kon-stituirenden Reichstag (Wien, 1848).
Больше ничего. Пара газет. И все.
Эссе для сцены rein GOLD написано с подачи Баварской государственной оперы, Мюнхен.
Цитата из статьи анархиста Пьера Жозефа Прудона «Что такое собственность? или Исследование о принципе права и власти» 1840 г. (Рус. перевод М.: Республика, 1998. (Б-ка этической мысли)). Прудон спорил с Марксом, называя любую собственность бездоказательным абстрактным заблуждением и выступая против применения революционных сил.
Das Rheingold. 2. Loge: Was ein Dieb stahl, das stiehlst du dem Dieb… Коломийцев: То, что вор взял, – у вора возьми…
Капитал. Книга 1. Процесс производства капитала. Отдел 4. Производство относительной прибавочной стоимости. Глава 13. Машины и крупная промышленность. Раздел 5. Борьба между рабочим и машиной.
Имеется в виду «Сказка о том, кто ходил страху учиться» из сборника братьев Гримм.
