Да, она слушала внимательно. На глазах у нее блестели слезинки. Я почти любил ее в эту минуту. Да что там: действительно любил. Как никогда и никого. Маленькую нежную девочку из Сызрани.
Она облизнула губы.
«Я так люблю тебя, — сказала она тихонько. — Мне так хорошо с тобой. Ты… мой Любимый».
Я был почти счастлив.
Уселся рядом. Взял ее за руку.
«Я тоже тебя очень, очень…» — начал я.
Она уронила голову мне на плечо. Закашлялась. И ее вырвало.
Едва не взвыв, я вскочил с дивана. Стягивая на ходу Пола Смита, вписался в дверной косяк.
Никогда, повторял я. Никогда больше.
Иногда с вечера решаешь завтра все делать правильно. Чистишь зубы семь минут по часам в мобильнике. Тщательно укладываешь волосы, даже и с применением фена. Вместо корпоративного черного костюма надеваешь красный шелковый с глубоким вырезом, оттуда нежно выглядывает край кружевного белья. После кофе съедаешь рыночный творог, заботливо принесенный вчера помощницей по хозяйству. И только потом закуриваешь.
Нормально общаешься с людьми, не запираешься в рабочем кабинете, не придумываешь страшной мигрени, вирусной инфекции и прочих моментов, оправдывающих якобы твой аутизм. Отвечаешь на все звонки, а не только на рабочие. В обед встречаешься со старинной подругой, вы съедаете семгу-гриль, или роллы с угрем, или просто пьете чай с какими-нибудь пирожными или тортом «Пьяная вишня». Возвращаешься в офис пешком, попутно страстно вдыхая острый зимний воздух. Не делаешь ничего, о чем четко знаешь — не нужно, не нужно.
Работаешь продуктивно. Но каждую минуту бросаешь взгляд за окно. Темнеет рано, и ты ждешь ранней темноты. Наблюдаешь, как она становится гуще, плотнее, и вот уже видно какую-то часть луны. Редко — целиком. Или не видно вообще, если облачность, неважно.
Открываешь дверь собственной квартиры. Заходишь в свою просторную ванную или в свою теплую кухню, где пахнет вкусно, немного гвоздикой, такая пряность, ты кладешь ее в глинтвейн, но не сегодня. Ты прикрываешь дверь и приоткрываешь рот, но не визжишь, не орешь, не рыдаешь в голос.
Нарочито артикулируя, яростно спрашиваешь себя: НУ И ЧТО? НУ И КАКАЯ РАЗНИЦА? ГДЕ МОЙ ПРИЗ ЗА ИДЕАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ? ГДЕ МОЙ ЛАМБОРГИНИ ДЬЯБЛО? И может быть, садишься на пол. Или распрямляешь плечи и трешь пальцами сухие глаза.
И снова решаешь завтра все делать правильно. Это абсолютно мой случай. Сегодня только вот к вечеру изменился сценарий. Потому что вечером я не сетую на очередной обман судьбы и несправедливость мира, а сижу в своей собственной гостиной, сижу и рассматриваю интерьер, будто бы вижу впервые и эту выглаженную стену в слоях шелковистой венецианской штукатурки, и ту гигантскую фреску на морские темы. Фреску написана Эва, бывшая эстонка, в классической технике, и вот этот низкий стол тоже декорировала она — под квадратной стеклянной столешницей в ящичках разной формы разложена всякая всячина — засушенные цветки, ракушки, камни, извитые ветки и даже какие-то специи. Темно-синий диван, кресла со сложными названиями, имеющими в корне слово «релакс», у окна — большой овальный стол, плотно придвинуты стулья, умещается десять, один стоит в детской комнате и еще один — в кабинете.
В кабинете еще закрылась девчонка, отказывается разговаривать и не подает признаков. Пожимаю сама себе плечами, как хорошо, что у меня есть много кубиков льда и виски «Джек Даниель», я всегда предпочитаю его, главное — вовремя определить момент, когда напиток уже достаточно охладился и не слишком при этом разбавился. Но умение рассчитать время относится к немногим моим несомненным достоинствам.
Делаю глоток, и еще один. Нашариваю пачку сигарет и зажигалку. Виски приятно обжигает и щиплет десны, я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. Но сосредоточиться не получается, раздается звонок домофона, и повторный звонок домофона, я всовываю ноги в резиновые шлепанцы с эффектом массажа ступни и подхожу к двери.
— Мама, — ясным голосом говорит мне белесая домофонная трубка, похожая на куколку неизвестной бабочки, — мама, открывай.
Я в совершенной панике нажимаю на кнопку, внизу со слышимым лязгом щелкает замок, и гудит тревожно лифт, поднимаясь.
Я ни о чем не думаю, я просто открываю дверь и жду. За моей спиной чьи-то шаги, ну как чьи-то — девчонкины шаги. Вышла из заточения. Бормочет что-то мне в ухо:
— Кто это, кто это, ЭТО ОН?
— Нет, успокойся, — неожиданно перехожу на «ты», это для меня большая редкость вообще.
Алеша заходит, радостно взволнованный, припорошенный снегом, очень красивый. На нем светлый пиджак не по погоде, сверху полосатый шарф и белые джинсы. Волосы сильно отросли, крупными кудрями падают на чистый лоб и заканчиваются у середины шеи.
Тонкий нос, глаза цвета жженой пробки, длинные ресницы и брови идеального рисунка. Алеша целует меня, за ним в квартиру заходит странное существо неопределенного пола, замотанное в какие-то платки, пледы и чуть ли не одеяла в пододеяльниках.
— Мамочка, ты прости, что я так вот спонтанно, случайно вышло. Просто Саша по случаю летела в Москву, вот я и присоседился…
— Саша, — мрачно произносит существо, вынимая из вороха странных нарядов тонкую руку с обломанными ногтями под алым лаком.
Все-таки девушка.
— Здравствуйте. Очень приятно.
— Да ладно! — неожиданно отвечает она.
Сын с удивлением разглядывает свою детскую комнату, хранящую следы недавнего поспешного вывоза груды вещей, включая велотренажер и плазменную панель. Опускает на пол вместительную спортивную сумку. Саша неторопливо начинает снимать слои одежд. Девчонка молча смотрит вокруг, замечаю, что она одета во все теплое и еще носки. Куда-то собралась? Вопрос, куда.
— Не успела приготовить все, как следует, — торопливо говорю я, без определенной цели переставляя стул с одного места на другое. Поправляю плед на кровати, это тоже Pratesi, коллекция Piccolla Stella, жаккардовая ткань нежно-зеленых оттенков, взбиваю прямоугольные подушки с классическими оборками. Купила здесь, на Кутузовском проспекте, намеревалась презентовать потенциальной деловой партнерше на свадьбу. Но невеста грандиозно поругалась с женихом, даже и с применением пощечин и пинков ногами, свадьба расстроилась, приглашения отозвали, чудесное покрывало осталось у меня. Все к лучшему. Сейчас потенциальная деловая партнерша вышла замуж за итальянца и счастлива в городе Перудже.
— Мамочка, ну о чем ты. Ничего страшного, тем более что здесь чудесно. Я просто удивлен новому цвету стен.
— Я тебе писала, марки…
— Да, я вижу.
Действительно, сделалась такая идея пару лет назад, и моя добрая, добрая Эва помогла ее воплотить — опять же разрисовать по мокрой штукатурке детскую комнату под большой конверт. Не знаю.
— Тебе нравится? — спрашиваю осторожно, как будто это имеет значение вообще.
— Отлично, — бодро отвечает Алеша.
— Да ладно, — говорит Саша.
Она тем временем разматывает большую часть текстильных оболочек и оказывается хрупкой невысокой девочкой в узких черных джинсах и майке без рукавов с переливающимся кислотным узором. Майка поочередно сползает то с одного плеча, то с другого. Волосы ее острижены как-то клочковато, пряди выкрашены в разные цвета, преобладает травянисто-зеленый. Огромные кроссовки «Катерпиллер» оставляют кружева следов на паркетной доске. Она шумно придвигает к себе кресло на колесиках, откатив его от письменного стола, и буквально падает на него.
— Красивая майка, — хвалю я.
— Да ладно, — отвечает Саша.
— Саша — скульптор, создатель современных инсталляций, — объясняет Алеша и смотрит вопросительно на мою девчонку. Девчонка комкает в руке край свитера нежно-розового цвета.
— Эта девочка, — считаю нужным сообщить я, — пока у меня живет. Так получилось. Сложности. Разные. Саша, вам удобно будет пройти со мной, я покажу, где можно разместиться, переодеться?.. Ванная, полотенца, горячая вода…
— Да ладно, — соглашается Саша, и мы выходим. Девчонка вприпрыжку скачет за мной. От волнения она грызет уже свитеров рукав. Скоро от нежно-розовой шерсти ничего не останется. Или это акрил? Скорее всего.
Открываю дверь в комнату, когда-то запланированную как гардеробная (надоели эти шкафы и обувные коробки штабелями! Должен же человек иметь место, где можно бросить рубашку и чулки!), но полноценно никогда ею не ставшую. Выбранный мною спальный гарнитур включает великолепный шкаф из массива березы, при сравнительно небольших габаритных размерах он отличается изрядной емкостью, без труда вмещая требуемый объем одежды. Так что гардеробная заполнялась только обувью разных сезонов, а также там разместилась гладильная система Philips, любимое место отдыха Тамары Петровны, помощницы по хозяйству.
