Я спустил ноги с дивана. Посмотрел по сторонам. Мой взгляд остановился на фигуре горбуна. Я непроизвольно указал пальцем на его необычное одеяние и спросил:
— А вы, что, в этом щеголяете, когда появляетесь на людях?
Горбун осклабился.
— Щеголял бы с удовольствием, — сказал он, — но, сами понимаете, пока, к сожалению, это невозможно. Поэтому вынужден щеголять в этой очень удобной одежде дома. Придет время, все так будут ходить…
— Пистолеты не мешают?
— Мне — нет. А вам? Тоже нет? Сейчас проверим. Один из пистолетов, — горбун вытащил револьверы из-за пояса, — один из пистолетов настоящий, пулями настоящими заряженный, другой — зажигалка. Даже искушенный взгляд не отличит один от другого. Теперь вопрос, вы курите? Замечательно! Марго, угости нашего нового друга сигареткой. А я, — горбун зловеще засмеялся, — дам ему прикурить!
Марго сунула мне в правый угол рта сигарету, а ее горбатый папаша взвел курки.
— Посмотрите, какие хорошенькие пистолетики! Ну, которым из них вас побаловать? — он поднес мне к носу оба пистолета. Действительно, отличить их друг от друга было невозможно.
Я, нервно орудуя губами и языком, переложил сигарету в левый угол рта и попытался сосредоточиться. От напряжения у меня натянулась кожа на голове. Я даже услышал, как она зашуршала под повязкой.
— Я вас не тороплю, — ласково сказал горбун, — потому как сам получаю огромное, прямо-таки жгучее, наслаждение! О, если бы мгновенье длилось вечно! Ради таких мгновений стоит жить! Не правда ли? А как вы? — спросил он, искательно вглядываясь мне в лицо. Я увидел нависшие страшные брови, горящие боевым огнем глаза и сумасшедшую улыбку, блуждающую по круглому лицу, усеянному капельками пота.
Марго захлопала в ладоши и завизжала:
— Посмотри, папаня, он дрожит! Сейчас описается! Как Шварц! Помнишь?
Марго была недалека от истины. Я мог обмочить штаны, и не только от страха, но и оттого, что давно не опорожнял мочевой пузырь.
— Как вы?.. — повторил горбун.
Я выплюнул сигарету на пол.
— Превосходно. Но мне почему-то совсем расхотелось курить. И хорошо бы поссать. Простите, королева…
— Ах, как это скверно! — сморщился горбун. — Отведи нашего гостя, Марго… Ваше счастье, Сергей Андреич, что у меня ковры персидские… Но у вас нервы, однако!.. — добавил он с ноткой уважения.
— Какие уж тут нервы, — сказал я, — просто подперло…
— Только без шуток! Как бы вы там ни колдовали, как бы ни "глазили", у меня хватит сил сунуть ваши пальчики в мясорубку… А руки для художника и музыканта… Вы же не станете учиться рисовать пальцами ног, в конце-то концов!
С трудом поднявшись, я повлекся за девушкой, которая в коридоре прижалась ко мне и, жарко дыша мне в лицо малиновой жвачкой, прошептала:
— Я к тебе потом приду, ночью… Только бы папаша тебя раньше не ухайдакал. Постарайся не помереть раньше времени…
— Я-то постараюсь… А вот твой папаша… Что ему от меня надо? — тихо спросил я.
— Он совсем рехнулся в последнее время. Бредит какими-то фантазиями о власти над миром. Так и говорит, старый дурень: "Хочу вы…ть Вселенную!" Он за последнее время перестрелял здесь уйму всякого народа. Всяких там депутатов, губернаторов, министров. Потом мелом ставит галочки на доске… На него работают ребята из бывшего КГБ. Совершенно отпетые типы. Отца родного не пожалеют. У нас, — она совсем понизила голос, приблизив губы к моему уху, — у нас за забором целое кладбище, где папа приказывает хоронить тех, кого казнит по законам революционного времени. Это он так говорит… Раньше мне нравилось! Знаешь, здорово, когда при тебе приканчивают человека! Только что он с тобой разговаривал, смеялся, подмигивал, на что-то надеялся. А тут папаша со своими пистолетиками. Бах-бах, и все! Нет человека. Дух захватывает! Упадет, ногами подрыгает и затихнет. Лучше, чем в кино! Но мне это надоело. Все трупы да трупы, трупы да трупы…
— Бог с ними, с этими министрами… Мне их ничуточку не жалко. От меня-то ему что нужно?
— Откуда я знаю… А это правда, что ты можешь сглазить кого угодно? Может, это его и заинтриговало? Он вообще страсть как любит все необычное. У нас тут был один ясновидец с женой, тоже предсказательницей… Интересные люди. Но ужасно тупые! Они доверительно сказали папаше, что в обозримом будущем надо ожидать конца света. Папа заинтересовался. Но, когда они хотели ему сказать, когда он, этот конец, наступит, он страшно перепугался и быстренько их пристрелил…
В туалете я застрял надолго. От переживаний у меня схватило живот. Сидя на дедовском деревянном стульчаке, я думал о том, как же это так могло случиться, что я угодил в логово сумасшедших?
Почему это произошло со мной? Провидение явно ошиблось. Если мне предначертано умереть от руки этого полоумного недомерка, то где справедливость? Он укорачивает жизнь всяким крупным чиновникам, которые по какой-то причине помешали его глобальным планам вселенского переустройства.
Я-то здесь при чем? Я не принадлежу к сонму великих. Несмотря на его заявление о том, что я известный художник.
Меня нисколько не привлекала перспектива покоиться на приватном кладбище, деля его земляное ложе с неустановленными государственными мертвяками.
Одно дело рассуждать о смерти, нежась в удобной постели. Совсем другое — реальная смерть, коей мне угрожает сумасшедший.
Стук в дверь прервал мои невеселые размышления.
— Сергей Андреевич, — услышал я громкий голос горбуна, — вы слышите меня? Вы еще долго? Вы знаете, я уже привык к вам! Я истосковался! Что вам говорила моя дуреха? Она вечно сует свой нос куда не надо! Послушайте! Вы не должны меня бояться! Мы вместе с вами можем перевернуть мир! — надрывался он под дверью. — Ну, скоро вы там?.. Меня всегда занимала природа необычного! Я ведь по профессии физик! Естественник, так сказать! Мы еще так мало знаем об окружающем мире! Выходите же! Мы вместе с вами все обсудим! Разве можно справлять малую нужду так долго?! Или вы затеяли что-то более серьезное? Смотрите у меня? Мясорубка у меня всегда наготове!
— Боже праведный, — простонал я, — от ваших фокусов у меня разболелся живот. Оставьте меня в покое хотя бы на десять минут! Если я вам так нужен, вы должны беречь меня. А мясорубка?.. Я думал, вы более изобретательны. Могли бы придумать что-нибудь поострее. Например, защемление яиц дверью… Ручаюсь, никакой Камо не выдержал бы.
Ответом было молчание. Видимо, мой собеседник размышлял.
— Хорошая пытка, — наконец сказал он. — Спасибо за совет. Надо будет испробовать. На каком-нибудь поэте или писателе… Ну, выходите же, черт бы вас побрал!
Когда я вернулся в столовую с электрическими стульями, то увидел, что на столе стоит самовар, а из его трубы под потолок поднимается сизый дымок.
— Это правда, что все художники — сплошь философы? — спросил горбун.
— Вы путаете художников с малярами, которые по целым дням красят заборы.
— Может ли художник работать под страхом смерти?
— Зачем вам все это?
— Вы представить себе не можете, что испытываю я в последнее время! Я нуждаюсь в интеллигентном собеседнике. Я страшно одинок. Не с кем поговорить! Мои костоломы не в счет. Марго слишком молода… Друзей разнесло по свету. Иных уж нет… Да и были ли они, друзья?.. Те немногие, что остались, могут говорить только о бабах. У меня масса свободного времени. Я стал слишком много думать. Я задумываюсь…
— Это опасно. По себе знаю. Однажды…
— Все-таки ответьте. Может ли художник или писатель плодотворно и интересно работать, твердо зная, что обречен? Что ему осталось жить… ну, скажем, не более месяца?
— Примеры есть…
— Ну?..
— Чехов, Булгаков. Ну, может, еще Гашек…
— Интересно… Как вы думаете, почему им это удавалось? Ведь обычному человеку, если он вдруг обнаружит, что ему осталось жить совсем немного, скорее всего, приходится думать только о душе, а на все остальное наплевать…
— Возможно, великие люди — это очень сильные личности, которые не могут поступить иначе. Они думают не только о себе… Не знаю… Может, они в эти моменты мобилизуют свои силы?.. А может, они знают что-то, чего не знаем мы, и это что-то особенно ярко и сильно открывается им перед смертью? Может быть, великий человек знает, что весь он не умрет?.. И это дает ему возможность творить, невзирая на близкую смерть?
