Эти дамы вообще — особ статья!
Комнатка, отведенная новому сотруднику колонии товарищу Алимханову Р. Ш., находилась всего в ста метрах за пределами зоны, почти под угловой дозорной вышкой с прожектором и автоматчиком, в двухэтажном служебном бараке для вольнонаемной обслуги и младшего офицерского состава. Как раз в одном коридоре с общим туалетом и убогими лейтенантскими квартирками, увешанными вечно сохнущими пеленками и подгузниками.
Но тут уж, насчет офицерских жен, был такой секрет, такой секрет, за который вполне можно было бы получить «вышку» без приговора!
Пулю в лоб, докладная записка и акт на списание личности — «За попытку к бегству». И вся проблема! Далеко ходить не надо. Собственное кладбище — за восточной «колючкой» зоны. Рядышком.
Никаких там попов, отпеваний, всяких церковных фокусов.
В те годы церковь еще не набрала той коммерческо-политической силы, которую она загребла в девяностых, когда ей разрешили беспошлинно ввозить из-за границы в православную Россию разный басурманский алкоголь и табачные изделия. Во славу всеобщего укрепления Веры.
Тогда еще даже креститься было опасно. Не то что сейчас! Когда маршалы да министры взапуски осеняют себя Крестным Знамением! Не говоря уже о Премьерах и Президентах…
Шлепнули, сактировали, зарыли, и привет. При чем тут церковь?
Ну, разве еще бабе своей рыло начистить, чтобы всякую дурь из ее башки выбить.
Казалось бы, совсем недавно уже расконвоированный, но еще заключенный Рафик Алимханов возил своего покровителя, тогда еще подполковника Хачикяна — по всем этим городам и весям, где гражданин подполковник успешно «решал» свои собственные и служебные административнополовые вопросы.
В это же самое время худенький и красивый — тонкой, неуловимо восточной интеллигентной красотой — Рафик, с рождения наделенный поразительно ласковым обаянием, успевал огулять такое количество местных юных львиц, что по нему было кому вздыхать даже в таких малонаселенных местечках, как Коряжма…
За что его очень уважал подполковник Гамлет Степанович Хачикян. Как мужчина — мужчину!
Конечно, это были не те девочки, которых Рафик когда-то в Ленинграде водил в «Асторию», «Метрополь», «Норд» или бывшую «Квисисану»…
…возил в Гагры, Сухуми, Ялту. Жил с ними в «люксах» прибрежно-приморских Домов творчества самых разных видов советских искусств!
Но то была эпоха фальшивых «золотых николаевских червонцев», гениально изготовленных Рафиком-мотоциклистом.
То было время тяжко заработанных и очень больших настоящих денег, за которые Рафик мог позволить себе очень многое…
А кончилось все душной, провонявшей камерой, двухярусными нарами-шконками, одной чугунной парашей на двадцать задниц и старой, грустной блатной балладой:
…Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные, мрачные трюмы…
Ну, не «Ванинский порт…», а просто следственный изолятор в Ленинграде, на Литейном, 4, в Большом доме. Один хрен — тюрьма.
…Если же вернуться обратно на Север, к девочкам, и быть абсолютно честным, и не обращать внимания на то, что примадонны танцплощадок Котласа и Сольвычегодска носили не нейлоновое бельишко, а теплое — байковое там… или — бязевое, черт его знает, как это называется! Короче — «начесом внутрь». А сверху еще, для тепла, и рейтузы шерстяные.
Не будешь же весны ждать, когда солнышко пригреет.
Так вот, если с них, с таких утепленных сольвычегодских принцесс, все это быстренько снять вместе с их валенками, так от тех девочек с Черноморского побережья или из «Астории» — ну, нипочем не отличить!
Северные девахи даже качественнее. Им все в радость. Они и телом чище, и характером лучше, чем все эти московско-ленинградские посикухи, которые, чуть что не по-ихнему — сразу морду воротят.
Несмотря на краткость пребывания в должности, новый вольнонаемный завгар — заведующий гаражом колонии, пожилой солидный человек, член КПСС с 1949 года — сумел провороваться так, что только на одном грубо и нелепо списанном горючем стал обладателем небольшого домика под Ленинградом, на берегу Финского залива в поселке Лисий Нос.
А негласной сдачей в аренду гражданским торговым организациям части автомобильного грузового транспорта с непроверяемыми регистрационными номерами Внутренних войск смог оплатить первый взнос за трехкомнатную кооперативную квартиру в Петрозаводске.
Хотел было полковник Хачикян поступить с этим типом по всей строгости законов суровой страны — привлечь его к уголовной ответственности, устроить показательный суд (чтобы другим неповадно было!..), накатить на него справедливую волну гражданского гнева и таким образом поднять собственный престиж в глазах высших партийных органов области и большого начальства Главного управления исполнения наказаний МВД РСФСР всего Севера-Запада!
Но Рафик сказал:
— Не надо, Гамлет Степанович. Гоните его к свиньям собачьим по возрасту и состоянию здоровья! Мало того что он вам руки и ноги целовать будет, он еще и откупиться от вас попробует. Вот здесь главное — ухо не завалить! Никаких «из рук в руки». Соломку подложить — где только можно. Я потом просчитаю наиболее приемлемую и безопасную схемку. Когда-то я это умел… А горючку — и бензин, и солярку — мы с вами сядем за бумаги и аккуратненько разбросаем по всем старым накладным и путевым листам. Там в ход пойдут и «перегрузы», и снежные заносы, и гололед, и распутица… Мало ли на что уходит перерасход топлива?! А старые двигатели на машинах, потребляющие на тридцать процентов больше номинала?
— Так ты же перебирал их все еще до… Ну, этого… Как его? Амнистии!
— А кто это знать должен, Гамлет Степанович? Вам что, лишние вопросы нужны? Поверьте, Гамлет Степанович, лично вам всякие громкие дела противопоказаны. Вы и так повсюду в большом авторитете…
Вот после этой фразы Рафика Алимханова Гамлет Степанович сильно и подозрительно задумался.
Он понимал, что этот паршивый завгар-ворюга в сравнении с ним, полковником Хачикяном, настоящим мужчиной, — просто маленькая серая мышка, стащившая со стола всего лишь одну сырную корочку. И этот его вонючий домик на берегу грязной Маркизовой лужи ни в какое сравнение не может идти…
…с трехэтажным доминой товарища полковника, утопающим в сотне мандариновых деревьев! И этот дом всеми своими парадными окнами смотрел не в загаженную каменистую серую зыбь холодного Финского залива, а в завораживающую теплую южную даль Черного моря и стоял в пятнадцати минутах езды от Сухуми…
И вообще, как можно сравнивать какую-то трехкомнатную панельную маломерку в Петрозаводске с недавно купленными большими и просторными хоромами в центре самого Еревана?!
Хотя где-то, затылочной частью мозга, товарищ полковник понимал, что воровали они с этим дураком-завгаром совершенно одинаковыми способами! Абсолютно одним и тем же образом! Вся разница была только в масштабах и сроках деяния. Это невольное сравнение его, полковника Внутренних войск, с каким-то паршивым вольнонаемным завгаром — очень унижало и оскорбляло Гамлета Степановича!
Конечно, «что позволено Юпитеру, не позволено быку». А там был даже не «бык», а тупой хитрожопый баран с ограниченными возможностями.
Но и Рифкат дело говорит. Зачем все эти лишние вопросы?
Надо, надо Алимханова наверх двигать! Недаром он недавно просил Гамлета Степановича забрать у того опустевшего вырубленного района библиотеку на свой баланс вместе с ее заведующей — этой Ниной Владимировной Озеровой.
— У нас даже на «строгаче» библиотека была, — сказал Рифкат. — А здесь, на общем режиме, сам бог велел… Вам, Гамлет Степанович, нужно, чтобы ваш же замполит на вас стучал в Политуправление ГУИНа?
— Не нужно, — покорно согласился Хачикян.
— Библиотеку надо брать, — твердо сказал Рафик. — И обязательно отразить это в отчете о политико-моральной и массово-воспитательной профилактической работе как с заключенными, так и с личным составом! Включая туда и вольнонаемный контингент…
«Странная штука! — думал Хачикян. — Вокруг тысяча сто заключенных, две с половиной сотни личного состава подчиненных… В год — три-четыре проверочные комиссии из центра, и все вокруг какую-то свою херню молотят… И мне на них на всех насрать со сторожевой вышки! А вот сидит рядом со мной вот такой Рафик… В смысле — Рифкат. Мой водила! И я его слушаю, развесив уши. И верю ему, мать его за ногу! Верю».
— И библиотеку эту ты мыслишь непременно вместе с ее заведующей. С этой Ниночкой?.. — усмехнулся полковник Хачикян.
— Непременно.
«То-то он перестал по блядям шастать! — подумал Гамлет Степанович. — Теперь, в какую бы организацию мы с ним ни приехали — все секретарши на него обижаются… А это — первый признак новой принципиальной верности настоящего мужчины только одной женщине…»
