– Сракандаев, – сухо сказала трубка.
– Жора?
– Кто это?
Степа молчал.
– Кто говорит?
Степа понял, что Сракандаев сейчас положит трубку.
– Это Танек, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал игриво и загадочно.
– Какой именно?
– Из Зазеркалья.
– А! А! Ужель та самая Татьяна? Степка, ты? Подожди, лапа, я другую трубку возьму.
Степа перевел дыхание. В трубке раздалась последовательность шуршащих и скребущих звуков, затем что-то пискнуло.
– Але, – сказал Сракандаев.
– Чего там пищит?
– Не знаю, – ответил Сракандаев. – Ты куда пропал, старик?
– Да закатало.
– Ну что, завтра приедешь?
– Куда?
– На дачу. Я ж тебе написал. Я тебе своих зверюг покажу, поляну зимнюю.
– Какую поляну?
– Я тебе не говорил? У меня поляна есть зеленая. Типа как оранжерея, только там ничего не растет, кроме травы. Это еще и солярий. Круглый год можно на травке валяться и загорать.
– Жор, это все офигительно, – сказал Степа. – Но у меня тут проблема возникла, с которой только ты помочь можешь.
– Что случилось?
– У меня деньги увели.
Сракандаев молчал. Степа почувствовал необходимость сказать что-нибудь личное, теплое, что переведет разговор из безнадежной деловой плоскости в согретую личными эмоциями зону, где иногда случаются чудеса.
– Подделали платежку, – продолжал он, лихорадочно подыскивая слова, – как раз когда мы с тобой в Питере волков разгоняли… В общем, Тане плохо.
– Куда увели?
– На Кипр.
– Там их, понятно, уже нету, – буркнул Сракандаев.
– Я думаю. Известен получатель – одна контора на Багамах, наверняка подставная. Мне сказали, ты можешь что-то знать.
– Кто сказал?
– Люди, Жор, люди.
Сракандаев некоторое время думал.
– Шансов мало, – сказал он. – Но могу посмотреть. Давай реквизиты.
– Мак Ги Интернэшнл Инк, – прочел Степа. – Два девять Ширли стрит, пи-о бокс…
– Не надо пи-о бокс, – сказал Сракандаев. – Эту фирму я знаю. Какая сумма?
– Тридцать четыре ли… Тридцать пять лимонов.
– Так тридцать четыре или тридцать пять?
– Тридцать пять, – сказал Степа, чувствуя, как на лбу выступает ледяной пот, – тридцать пять.
– Перезвони минут через сорок–пятьдесят, – сказал Сракандаев. – Я посмотрю.
– А тебе точно пи-о бокс не нужен?
– Точно.
Степа догадался, что значат эти «сорок–пятьдесят минут». Сракандаев мудро укрывал свое число силы в большом мягком футляре, где оно было защищено от черного глаза. А Степа только что вывалил свою главную тайну на прилавок без всякой необходимости, просто по дурной неосторожности.
«Еще раз с днем рождения, идиот», – подумал он.
Чтобы как-то занять время, он начал звонить Мюс. Никто не отвечал. Но Степа звонил снова и снова, каждый раз считая до тридцать четвертого гудка, перед тем как нажать отбой. Один раз он попал на чужой разговор – две женщины обсуждали погоду и болезни. Минут десять он слушал их счастливое, сонное щебетание, полное жалоб на какие-то смешные маленькие напасти.
«Люди просто не понимают, – думал он, – до чего они счастливы. До тех пор, пока это счастье не отберут…»
Положив трубку, он уставился в окно – взгляд проваливался в лежащий повсюду снег. Это успокаивало. Степа почти задремал и вдруг заново вспомнил, что с ним произошло. Волна тошнотворной дрожи прошла по животу. Он поглядел на часы. Прошло чуть больше тридцати минут.
«Так, – подумал он, – бороться и искать, найти и перепрятать… А сделаем-ка вот что – позвоним на тридцать четвертой минуте. Не думаю, что он время засекал…»
Дождавшись, пока секундная стрелка в настольных часах опишет последний круг, он быстро набрал номер. Сракандаев взял трубку сразу.
– Было дело, – сказал он без предисловий. – Тридцать пять лимонов.
– Что-нибудь можно сделать? – сглотнув, спросил Степа.
– Смотря что, – сухо ответил Сракандаев. – Все вернуть не получится. Слишком много участников.
Степин ум заработал с необычайной быстротой.
– Я понял, – сказал он. – Конечно. Я согласен такой же процент отдать. Тот, под который люди… Ну, которые… Все начинали.
– Тогда можно попробовать, – сказал Сракандаев.
– А где деньги? На Кипре? На Багамах?
– Уже нет. Но я знаю, где.
– Что надо сделать?
– Приезжай ко мне в офис. Думаю, решим вопрос.
– Жор, ты это серьезно?
– Сегодня до двадцати четырех ноль-ноль можно отозвать. Потом все. Даже я не смогу.
– Ты точно знаешь?
– Точно знаю.
– А как ты…
– Мак Ги – это моя компания.
«Вот так, – яростно крикнул чей-то голос в голове у Степы. – Понял?»
– Как твоя? – сказал он.
– Так. Записана, конечно, не на меня. Сам понимаешь.
Степа минуту молчал.
– Слушай, Жор, – сказал он наконец, – вот все эти удивительные слова, которые ты мне только что сказал… Я вот думаю – неужели такие бывают на свете?
– Хочешь, чтоб я повторил?
– Эх, Жора… – Степа почувствовал, как на глаза ему наворачиваются слезы. – Я только сейчас понял, кто ты.
– Кто?
– Самый важный для меня на Земле человек…
Сракандаев хмыкнул.
– Кстати, насчет Мак Ги, – сказал он. – Ты Малюту знаешь, который нам телепроект делает? Он говорит, что часто с тобой общается.
– Знаю Малюту.
– Он для этой конторы даже рекламу придумал.
– Какую?
– «Но трогать ее не Мак Ги за ее малый рост, малый рост».
– А почему малый рост?
– Ну, в смысле, процент небольшой.
– Ну да, небольшой. Это семь-то процентов?
– Чего? – напряженно переспросил Сракандаев.
Степа понял, что прокололся, и вывернуться будет тяжело – придется рассказывать про Лебедкина, и непонятно, как обернется дело… Но Сракандаев вдруг мелко захихикал.
– Тут ты меня подколол, – сказал он. – Один-ноль. Думаешь, раз семь центов, значит, и процентов семь? Хи-хи-хи… Ну ты и язва, Степка, я тебе попомню… Нет, жизнь жестче. Десять.
– Десять? – переспросил Степа. – Да это ж грабеж.
– Грабеж, это когда у тебя тридцать пять лимонов уводят с концами. А когда ты десять процентов платишь, чтоб их вернуть, это чудо. Вот как думать надо. Во-первых, ослик имеет право претендовать на упущенную выгоду. А во-вторых, ты понимаешь, сколько людей в цепочке?
– Догадываюсь.
– Я же никого из них обидеть не могу. Мне с ними и завтра работать, и послезавтра. Я уже не говорю о том, что клиента кидаю. Он, правда, говно, клиент этот, и не со мной работал. Там еще посредник, которого я тоже кидаю.
– Его грохнуть надо, – не сдержался Степа, – клиента этого. И посредника.
– Э-э-э, так нельзя, – протянул Сракандаев. – Грохнуть и все поделить? Шариковых нам тут не надо. Пускай он тебя кинул, но ко мне-то все по нормальным каналам пришло. Обычная трансакция. Бизнес. Ты подумал, чем я рискую? Не только тем местом, по которому ты скучаешь. А еще и головой, понял? Даже еще не факт, что все получится. Далеко не факт…
Степа быстро произвел вычисления. Три с половиной миллиона потерять было можно. Это был удар, возможно, даже нокдаун, но не нокаут. А вот тридцать пять миллионов – это был даже не нокаут, это был ствол «калашникова» в прямой кишке. И хорошо, если без подствольного гранатомета.
– Я тебя понял, Жор, десять так десять.
Сракандаев молчал.
Может быть, он уже жалел о своей ошибке? Степа укусил себя за щеку так, что почувствовал вкус крови во рту. Нужно было срочно подкинуть пару веток в костер разговора, но, как назло, ничего не приходило в голову. Степа стал лихорадочно припоминать, какие советы на этот случай давал Дейл Карнеги в книге «Как приобретать друзей». Вспомнилась заповедь – интересуйтесь людьми.
«Надо что-нибудь такое срочно спросить, – подумал Степа, – чтобы перевести разговор в дружеское русло…»
– Слушай, Жор, может, не по теме. Я тебя все спросить хотел – что это у тебя за цифры на плече? Триста шестьдесят шесть?
– Число здорового зверя.
– Ага. А что такое семь центов?
– Пока что ты еще не такой близкий мне человек, – ответил Сракандаев. – Позже расскажу. Может, сегодня вечером. Ты дорогу помнишь?
– Да.
– Тогда двигай ко мне прямо сейчас, пока я добрый. Делов-то немного – звонок сделать да код ввести. Потом пошалим, если время останется… Нет, Степка. Сперва пошалим. А потом дела.
«Ты смотри, Карнеги-то работает, – подумал Степа. – А люди не верят…»
– Когда на Багамах полночь? – спросил он, глядя на часы.
– Приедешь, покажу, – хихикнул Сракандаев. – Давай, жми на газ, а я пока подготовлюсь к встрече. Только рясу эту с бородой не надевай, ладно? Один раз классно было, ну и хватит.
– Понял, – сказал Степа.
