Но самым потрясающим в этом пейзаже было то, что они собственными глазами увидели две башни Всемирного торгового центра, уходящие высоко в небо.
Как тогда…
Тогда, когда Марк не потерял дочь.
Тогда, когда Элисон не погубила Лейлу.
Тогда, когда Эви не потеряла мать.
Это было так странно — вернуться назад и вновь увидеть «старый» Нью-Йорк.
Управляемый невидимой силой самолет замедлил скорость. С легкостью планера он коснулся башен-близнецов, и его белый фюзеляж отразился в серебристых стеклах…
Марк, Элисон и Эви подошли друг к другу.
Их руки, пальцы и плечи соприкоснулись. Они боялись, им не хотелось проходить через это испытание в одиночку.
Что же случилось?!
Каждый пытался найти рациональное объяснение. Сон? Галлюцинации от большого количества кокаина или алкоголя? Нет. Это странное путешествие вернуло всех троих к их самым сокровенным переживаниям. Они предстали пред своими бесами, вновь мысленно пережив самые важные моменты своего существования, оглянулись, чтобы навести порядок в своей жизни и приготовиться к… смерти.
Смерть…
Неужели она и была истинным предназначением этого путешествия?
Этот рейс — своего рода чистилище?
Проход по освещенному туннелю — это то, что рассказывают пережившие клиническую смерть?..
Над Ист-Ривер самолет начал совершать полукруг, возвращаясь к югу острова. Теперь он летел совсем низко, в нескольких десятках метров от земли и воды. Город казался пустынным и неподвижным. Тяжелый лайнер оставил позади Бэттери-парк, пролетел над Нью-йоркской бухтой до острова Эллис[115] и статуи Свободы.
За несколько секунд до падения Элисон схватила Марка за руку и прошептала ему:
— Я сожалею.
Врач покачал головой. В его затуманенном взгляде сострадание одержало верх над ненавистью.
Его последним жестом было повернуться к Эви. Он прочитал в ее глазах панику, взял девушку за руку и успокоил:
— Не бойся.
Самолет с силой врезался в водную поверхность.
Краткий вскрик.
Потом голубизна.
Потом чернота.
А потом?
А потом…
Чтобы найти счастье, нужно не побояться пережить несчастье. Если вы хотите быть счастливым, не нужно стараться во что бы то ни стало избегать несчастья. Лучше искать, как и благодаря кому можно его преодолеть.
Борис Цирюльник[116]
Сегодня
Клиника Моцарта
19 часов
Три тела.
Марк
Элисон
Эви
Три тела — рядом в зале больницы.
Три тела. Каждое из них — в отдельной звукоизолированной камере в форме кокона.
На голове у каждого — шлем с электродами, подключенными к компьютеру.
За пультом управления Коннор и Николь с тревогой ждут, когда пациенты выйдут из состояния гипноза, в котором они пребывают уже несколько часов.
Никогда не было этого самолета.
Никогда не было рейса 714.
Не было никакой катастрофы.
Встреча Марка, Эви и Элисон в самолете — не что иное, как сеанс коллективной психотерапии на основе гипноза, нечто вроде лечебной ролевой игры, придуманной Коннором, чтобы спасти этих людей, которые в ту знаменательную рождественскую ночь пришли к нему за помощью.
Коннор и Николь не хотели рассказывать Марку о смерти Лейлы. Он был настолько обессилен и психически подавлен, что правда могла довести его до самоубийства или безумия. Чтобы сообщить Марку эту ужасную новость, Коннор и придумал спектакль, который должен был заставить Эви отказаться от своей мести, а Элисон — признать свою вину в убийстве Лейлы.
Николь смотрела на мужа с беспокойством. Несколько минут назад, казалось, он спокойно спал, но теперь его тело начали пронизывать мелкие движения, знаменующие освобождение от гипнотического транса. Почти одновременно Эви пошевелила головой, а Элисон вытянула руку…
Понимая, что выход из комы близится, Коннор осмотрел экраны компьютера, расположенные перед ним в виде круглой арки. Больница была оснащена самыми передовыми технологиями в области управления информационными ресурсами, что позволяло невропатологу следить в реальном времени за активностью мозга пациентов. В ходе всего эксперимента он наблюдал за мониторами. Во время гипнотического сеанса церебральная активность обычно бывает очень интенсивной за счет ослабления механизмов торможения, что благоприятствует возникновению мысленных образов и создает повышенную чувствительность к эмоциям.
На панели визуального отображения информации Коннор отметил увеличение активности фронтальной доли мозга, отвечающей за управление исполнительными функциями — это указывало на то, что к пациентам возвращался контроль над их телами.
— Вы мне нужны, — объявил Коннор, нажимая на кнопку внутреннего телефона.
Почти мгновенно вбежали две медсестры, готовые присутствовать при пробуждении пациентов и помочь им освободиться от капельниц, которые в течение нескольких часов вводили в их организм максимально допустимые дозы медикаментозных растворов — мощных психотропных галлюциногенов.
Марк первым открыл глаза и снял шлем. Он попытался встать, покачнулся и вынужден был сесть. В его голове тысячи образов и ощущений проносились и сталкивались с молниеносной скоростью: потрясение от обретения дочери; невыразимая радость, когда он узнал, что она жива; страх перед взлетом самолета; галлюцинации; алкогольная зависимость, которую, как он полагал, никогда не преодолеет; его странная встреча с Элисон и так взволновавшая его исповедь Эви…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Коннор.
Марк хотел ответить, но, еще не совсем придя в себя, потянулся рукой к голове. Образы продолжали возникать в его голове, как болезненные световые вспышки: эпизоды детства, он и Коннор, отрывки его истории любви с Николь, смеющееся личико Лейлы перед огромным зеркалом, ее хрупкий облик, когда она открылась ему, сказав, что умерла…
Коннор пошел навстречу другу и положил руку ему на плечо.
— Все пройдет, старик, все будет хорошо.
Поддерживаемая Николь и медсестрой, Элисон с трудом встала. Она избавилась от шлема и положила руки на колени, чтобы не упасть. Голова кружилась, дыхание было затруднено. Гипноз обернулся ужасом, и ей понадобилось много времени, чтобы вернуться в реальность.
А Эви вытянула ноги, руки, потерла затылок. Пока снимали капельницу, на нее вдруг навалилась огромная тяжесть, вызвавшая краткое состояние каталепсии.[117] Она замигала глазами, потом еще и еще, с трудом различая силуэты вокруг себя. Ее первой реакцией было осмотреть свою руку: татуировка, такая же, как у Элисон, исчезла…
Коннор вновь подошел к пульту управления и постепенного начал увеличивать освещенность комнаты, до сего времени погруженной в полутьму. Вышитая на кармане его халата эмблема клиники предстала взорам всех присутствующих.
Клиника Моцарта
Удалось ли ему то, что он задумал?
Еще слишком рано говорить об этом. Во всяком случае, он зашел далеко, до последнего предела своих знаний, вложив в этот эксперимент опыт всей своей профессиональной деятельности.
Гипноз всегда завораживал его.
Год за годом он использовал этот метод для лечения зависимости от табака и алкоголя, избавления от мигреней и бессонницы, булимии и анорексии. Гипноз давал возможность выявить точки торможения и блокировки защитных процессов психики. Именно в состоянии гипнотического транса врач и пациент могут подобрать ключи к хранилищу «бессознательного», где накоплены тысячи единиц информации, управляющие жизнью каждого человеческого существа. В этом особом состоянии пациент способен погрузиться в забытые воспоминания и жить грезами так, словно они настоящие…
Чтобы вывести Марка, Элисон и Эви на путь выздоровления, Коннор разработал этот сценарий в виде ролевой игры. «Отключив» тело и погрузившись сознанием в некую виртуальную реальность, они должны были предстать пред своими самыми потаенными страхами. В течение нескольких часов Коннор вел их, медленно и постепенно, повторяя внушения, чтобы они лучше ориентировались на путях печали, осознания и прощения. Гипноз стал терапевтическим катализатором, благодаря которому в их сознании за несколько часов произошел такой сдвиг, на который понадобились бы годы классической психотерапии.
Для усиления состояния глубокого транса Коннор использовал магнитный шлем, воздействующий на кору головного мозга височного участка интенсивным магнитным полем, что приводило к помутнению сознания пациентов. В сочетании с максимально допустимой дозой соответствующих препаратов врач спровоцировал мощные галлюцинации, а также вызвал яркие воспоминания детства или психических травм, перенесенных пациентами в жизни.
