— Чего это с Комой? — спросил Х., очищая креветку.
— Это он типа обиделся. Видишь, даже креветок ему купил, а он не ест, гордый. А че обижаться, ну перепутал я. Выпили пару стаканов, смотрю, пропал он из павильона куда-то. Вышел я на улицу, осмотрелся, не нашел, решил отлить. Захожу в туалет, смотрю, Кома стоит, ссыт в писсуар, а подмышкой, прикинь, зонтик торчит. Где он его взял, не было же! И зачем вообще в такую жару зонтик? Клоун, бля! Я был возмущен! Подхожу, беру зонтик за ручку, даю Коме пинчер, зонтик остается у меня в руках. Кома выползает из писсуара, поворачивается… Смотрю — епт, не Кома это! Мужик какой-то, вообще не похожий, но со спины, бля буду, одно лицо! Молчит, глаза на меня пучит. Я молча зонтик ему отдаю и ухожу. На улице отлавливаю Кому и выписываю ему подсрачник…
— А ему-то за что? — хохоча, спросил Х.
— Как — за что? Из-за него же мужика обидел… Ладно, Кома, не дуйся, можешь мне поджопник дать. Если дотянешься…
Но при чем тут Коктебель, когда мы в августе 91-го? А ни при чем. Всего лишь штрих.
Что касается августа… Лис фарцевал, начиная с института, и по окончании продолжал расширять свою деятельность. Когда старлей запаса Х. пришел с войны, одетый с ног до головы в модную "варенку", с запасом джинсов, кроссовок, с часами-калькулятором, Лис, оглядев его, сказал:
— Снимай все прямо сейчас, плачу наличными. И чеки все беру один к трем, тебе они все равно не в коня, — ты ж купишь какую-нибудь хрень типа малайского магнитофона и духов девкам. Лучше я их в дело пущу. Хочешь, за проценты?
Х. отказался, мотивируя тем, что покупал не корысти ради, а чтобы в ближайшие годы не беспокоиться об одежде.
Через месяц "Березки" закрыли, и нерастраченную половину чеков пришлось обменять на рубли один к одному. "Дурак ты, Брат. Ни себе, ни людям", — вздохнул Лис.
И сейчас, в августовский вечер, после пива, сторож Х. решил позлорадствовать.
— Что намерен делать? — спросил он в телефонную трубку. — Бизнесу-то кранты. Иди к нам третьим сторожем, все не тунеядец…
Ответом был смех:
— Ты до сих пор ничего не понял, Брат. По мне все одно — что красные, что белые. При красных даже спокойнее было, цепь шею не натирала. Я любой власти нужен. Вы лучше ко мне приезжайте, пока комендантский час не наступил. Посидим, закусим, чем бог послал, балет досмотрим, молодость вспомним…
Ах, Коктебель, Коктебель! Прибежище последних поэтов и первых ракетчиков! Раз уж мы вспомнили о тебе, то, пока балет продолжается, не стоит так стремительно покидать гостеприимное побережье и такое же прекрасное время, когда трое (или четверо — в зависимости от вспоминаемого года) студентов отдыхали там. Нет, не в Коктебеле. Любимым городом советского Крыма у них была Феодосия, остальные пункты посещались ради путешествий по морю. Это было время, когда стакан белого сухого, как мы уже упоминали, стоил 20 копеек, а килограмм холодной жареной рыбы всего 14, и ее можно было есть за круглым столиком под ветреным тентом, запивая каким-нибудь красным прямо из горла, стоя босыми ногами на вечернем остывающем песке, и смотреть, как синеет изумрудное море… Вам (вы можете представить?!) 18, 19, 20 (озноб по коже), а дочери хозяйки дома всего 15, но, проходя по двору мимо, она так смотрит из-под челки, что мое старое сердце замирает… А в хозяйском саду поспели огромные янтарные абрикосы (какие классные девчоночьи попки!) — пока их не собрали, ешьте, мальчики, сколько хотите… — А пойдемте на море ночью? А пойдемте рано утром, на самом восходе?.. — Эй, вставайте, сони, я только что с утреннего пляжа, там Айвазовский на камне сидит, смотрит на море, пока никого нет… — Кома, придурок, дай поспать! А лучше сбегай за пивом, шланги горят!..
Неправда, что молодость — счастье. Таковым она становится много позже. Только сейчас. А тогда…
…Студент У. выполз на берег после длинного заплыва и сказал:
— Я хочу покататься на водном велосипеде. Чтобы забраться подальше и понырять с него. Там такие огромные косяки рыб, руками буду ловить…
— Придут Лис с Камилем и не найдут нас, — сказал студент Х.
— Ждать уже бесполезно, они уже явно опохмелились. Пойду, паспорт возьму, иди пока к прокату, выбирай понадежнее…
Когда они взяли велосипед и выкатили на нем в море, У. задумчиво сказал:
— Там возле нашего лежака два подозрительных парня толклись, явно ары. Они у меня наш "Советский спорт" попросили почитать. Я дал.
— А сосед-грузин с женой там? Мы ж уговорили их присмотреть за вещами. Так что не порти настроение подозрениями, давай нырять, смотри, вон твои косяки рыб…
А через час наступил катарсис, о котором студент У. пытался предупредить студента Х. Усталые, но довольные, они подошли к своим лежакам. На лежаке У. не было газеты "Советский спорт", но главную остроту в мизансцену вносил тот факт, что вместе с газетой исчезли новые джинсы студента Х. с конгруэнтно вложенными в них семейными трусами.
— Блин! — взвизгнул Х., перетряхивая вещи. — Ты куда смотрел, велосипедист херов?
— А хули я-то? Хотя, кажется, рядом с ними уже лежали твои джинсы, свернутые в рулончик… — виновато сказал студент У.
— Да-да, они их потом в газету завернули и ушли, — сказал интеллигентный сосед-грузин. — Сразу после вас, молодой человек. А мне представились вашими друзьями. Сказали, что вы попросили принести джинсы. Армяне, что вы хотите. Я еще удивился — у таких приличных русских ребят такие друзья…
Купаться и загорать больше не хотелось. Надо было идти домой, но проблема была в том, что стояли суровые пуританские времена. Особенно твердо они стояли в приморских городках, где даже шорты не приветствовались. Дом был не в самой Феодосии, а в пригороде Нижние Камыши, куда автобус Љ 2 добирался за полчаса. В общественный транспорт голого не пустят, значит нужно было идти пешком. Студент У., чувствуя свою вину, проявил солидарность (правда, под легким нажимом) и тоже был в одних плавках. Сколько возможно, они прошли пляжем, потом свернули в лабиринт маленьких пыльных улочек. Там на них бросилась маленькая злобная моська.
— Уберите собаку! — защищаясь пакетом с покрывалом, крикнул студент Х. бабке, лузгающей семечки на скамейке у ворот.
— Нехай лает, — сказала бабка, махнув подсолнухом. — Она не любит, когда голыми ходют…
Выбравшись на улицу пошире, они наткнулись на милиционера в белой форме.
— Вы откуда, ребята? — ласково спросил он, подходя.
— Из столицы нашей родины, Москвы, — соврал Х.
— А вы по столице тоже так ходите?
— Бывает. Если джинсы, извините, спиздят, как сейчас на пляже. Поставили бы лучше пляжного участкового, чем на ограбленных наезжать! — распалялся голый Х.
— Наглые вы, москвичи, — вздохнул милиционер. — Идите, и больше так не ходите. И нечего на пляж дорогие вещи носить.
Когда добрались до дома, Кома спал, а Лис бродил по саду и жрал абрикосы, стреляя косточками по воробьям. Выслушав историю, сказал:
— Брат, извини, деньги за Ливайсы я тебе не верну, а то и мне удачи не будет. И, прошу тебя, не ходи так, у нас тут голых не любят. Кома опять же проснется, облает, — захрюкал он. — Давай лучше сегодня в картишки с соседями, — мы с Комой подписались на вечер, ставки нехилые будут. Ночку помаячим, на штаны заработаешь.
— Мне сегодня не везет, — сказал студент Х. — Я лучше затаюсь.
И он достал из сумки запасные штаны — голубые кримпленовые брюки, которые одолжил ему на море муж его сестры. Брюки фрезеровщик на все руки сшил сам из жениного материала, и студент Х. тогда смеялся про себя над вкусами родственника. Но когда собрались на море, оказалось, что ничего подходящего в гардеробе студента Х. не было, — ну не брать же с собой стройотрядовские штаны, как это сделал студент У.!
Всем известны южные вечера. Коротать их в комнате — преступление перед этим звездным небом и шелестом акаций, перед музыкой, доносящейся с далекого моря. Особенно, если ты уже разбавил горе пивом.
— А поехали в город, — кинул на табуретку карты студент У. — На дискотеку сходим, — на площадке под генуэзской башней по пятницам дискотека. Может, девчонок подцепим.
— В таких штанах — девчонок? — с сомнением сказал Х. — И потом, хозяин дома говорил, что там одни урки собираются. А впрочем, не везет мне в брюках, может, повезет в любви? Но сначала винца для расслабухи…
"…Над тобой встают как зори нашей юности рассветы", — пел магнитофонный Антонов. Пятачок у подножия башни был набит народом и залит светом прожекторов.
— Ноль-и-пять-эс-о, — прочитал Х. над сценой неоновые буквы. — Что за херня?
— Да ты, братец, нарезался, — удивился У. — Это же ДИСКО по-английски!
Они влились в толпу и подергивались под музыку, оглядываясь. Шел процесс изучения женского контингента, представителей которого они обсуждали, наклоняясь друг к другу и смеясь. Длилось это всего несколько минут. Вдруг вокруг их пары образовалась пустота, тут же возник какой-то вихрь из людей. Когда танцора Х. толкнули в спину, он подумал, что они оказались рядом с дракой и нужно отойти в сторону. В следующий момент он уже споткнулся о чью-то ногу и полетел на бетонный пол. Он еще не успел коснуться ладонями пола, когда его начали пинать несколько пар ног, мешая друг другу. Ничего не понимая ("перепутали, пьяные морды!"), вскочил и, пригибаясь, юркнул в толпу, которая расступалась по мере его продвижения. "Вот он!" — услышал он крик, и снова был сбит с ног. Свернувшись ежиком, покатился по замысловатой траектории, подгоняемый разъяренными футболистами, пока не уткнулся в чьи-то твердо стоящие ноги. Чья-то рука помогла ему подняться, и спокойный голос сказал:
