Яник снова улыбается, вспоминая веселые дембельные деньки последних месяцев армейской службы. Его боевая часть стояла тогда на Хермоне, по уши в снегу; хаммеры приходилось откапывать. Как-то раз намело столько, что не смогли открыть двери бункера — так и просидели внутри весь день… Хорошая зима выдалась, что и говорить, давно такой не видали; за десяток засушливых лет почти весь Кинерет выпили, и вот, наконец, — Божья благодать. И в бункере — благодать, особенно ему, дембелю-пазамнику. Лежишь себе целыми днями в просторной «стариковской» комнате и в ус не дуешь. Тут тебе и телевизор, и видак, и стереосистема, и даже плейстейшн — живи не хочу!
Кто к «дедушке» сунется? За полгода до дембеля он — кум королю. Офицерик-салага в дверь поскребется, заглянет, скажет робко:
— Яник, может быть, выйдешь на построение? Выйди, прошу, не подрывай мой командирский авторитет…
А ты ему в ответ на вопиющую эту наглость спокойно так, вежливо отвечаешь:
— А ну, пшел вон, салабон! Мать… мать… мать… Не видишь, что ли — дедушка отдыхать изволят?!
А потом элегантно так наклоняешься, берешь сапог из-под койки и метко бросаешь в самый что ни на есть офицерский чухальник. Успел дверь закрыть с другой стороны — его счастье; не успел — мое, дембельское… Еще и кричишь ему вслед:
— Эй ты, шестерка! А ну вернись! Кто за тебя сапог на место поставит? Вернись, падла!..
Ну, вернуться-то он, конечно, не вернется… но и наказывать мы его за это не станем, пускай себе плывет, рыбка мелкая. Не станем наказывать еще и потому, что слишком-то борзеть не надо, даже нам, пазамникам; во всем должон быть порядок, а иначе что?
Вот в это-то расслабленно-счастливое дембельское бытие и пробилась с Большой земли заезжая передвижная бригада армейской радиостанции «Галей ЦАХАЛ». Зачем они тогда к нам пожаловали? Яник качает головой… нет, теперь уже и не упомнишь. То ли Хизбалла опять мин покидалла, то ли по случаю Хануки — показать народу Израиля, в каких ужасающих условиях вынуждены доблестные его защитники зажигать ханукальные свечи… а скорее всего, просто захотелось ребятам порезвиться на халяву на близлежащем горнолыжном курорте. В общем, прикатили.
А как прикатили да размотали свои кабеля с микрофонами и прочими усилками, тут-то и оказалось, что какой-то один, самый важный усилок не фурычит. А без него — труба, каюк программе, сворачивай все хозяйство и — вниз, несолоно хлебавши, под неприветливые начальниковы очи. В общем, загрустили джобники, особенно техник ихний — он-то ведь во всей этой истории крайним выходил. Он уж и так к этому усилку, и эдак… и по коробке погладит, и отверткой пощекочет, и в нутро евонное дунет… — нет, все зря, все понапрасну. Карачун, да и только.
И местные солдатики тоже загрустили, особенно салаги. Они-то ведь уже намылились приветы по радио передавать, заказывать с понтом музыку по заявкам — для Геулы из Афулы, для Ривы из Тель-Авивы — мол, помню, люблю, скучаю, жди в следующий шабат, оторвемся… А тут — такой облом. И вот в этой-то, безусловно, крайней ситуации и решился самый старший и самый смелый из салаг обратиться за помощью к верховному существу, дедушке-пазамнику, его превосходительству Янику Борисовичу.
Дело в том, что если существовал на небесах бог звуковой электроники, то Яник, несомненно, являлся его наместником на земле. Этот дар открылся у него еще в России, лет эдак с десяти, то есть по сути — немедленно с возникновением личной необходимости во всевозможных магнитофонах, приемниках, плеерах, вертушках и усилителях. Никогда и ничему специально не учась, Яник тем не менее обладал каким-то совершенно сверхъестественным чутьем. Он мог взять набитую микросхемами плату, в буквальном смысле принюхаться к ней, поводить над нею руками подобно экстрасенсу, пощупать тут и там… и в итоге — безошибочно указать на неисправный элемент. На просьбы восхищенных зрителей и завистливых специалистов объяснить, заради Бога, — как?!.. каким макаром?!.. — Яник обычно пожимал плечами и говорил что-то совсем несуразное, типа «эта схема слишком теплая» или «как-то он странно пищит, этот конденсатор», а то и «этот транзистор как-то неестественно накренился»… — поди пойми.
В общем, салага знал, к кому шел. Подойдя к яниковой комнате, он не стал стучаться наобум святых, а предусмотрительно прислушался к звукам телевизора и подождал конца передачи, чтобы, Боже упаси, не помешать дедушке своим невежливым стуком… а уже затем, деликатно поскребясь, приоткрыл дверь. Все эти предосторожности вкупе с недавней победой «Бейтара» привели к тому, что Яник принял салагу благосклонно и сразу не выгнал, а наоборот, выслушал почти до конца.
Когда он вразвалку вышел к народу, все смолкли. Яник молча потрепал по плечу несчастного техника — мол, ну-ка, отвали, сявка, — зевнул и присел перед усилком на корточки. Потом, не глядя, протянул назад руку и прищелкнул пальцами.
— Отвертку… отвертку… скорее… — прошелестел старший салага. Техник поспешно вложил отвертку в нетерпеливо подрагивавшую кисть. Яник брезгливо сморщился и влез в недра усилка обеими руками.
— Может, отключить его сначала… он под питанием, дернет… — осторожно посоветовал техник.
— Глохни, споцалист, — ответствовал мастер, и гримаса его стала еще брезгливее.
В животе усилка зародился какой-то странный свист. Яник снисходительно кивнул:
— Боишься, блин… ничего… все боятся… Затем он встал с корточек, неторопливо отряхнул руки и все так же, вразвалку, направился восвояси.
— Что, не вышло? — спросил техник его удалявшуюся спину.
Яник обернулся. Безграничное презрение сквозило в его профессионально-дембельском взгляде.
— Не вышло балалайки из дышла, — произнес он, медленно цедя каждое слово. — Начинайте работать, господа сапожники. У вас есть ровно полтора часа. На одном мосту больше не протянет. Засекайте время.
Старший салага послушно засек — для истории.
Усилок и в самом деле работал, хотя и насвистывая. Бригада уложилась меньше чем в час, передача успешно ушла в эфир, но усилок не отключали — всем было интересно. Он еще какое-то время посвистел, затем поперхнулся, внутри у него что-то щелкнуло, и лампочки вспыхнули прощальным фейерверком; бедняга дернулся всем корпусом и замолк.
— Сдох, — констатировал пораженный техник. — Сколько?
— Один час двадцать девять минут с копейками, — сказал старший салага, поднимая над головой секундомер. — Сорока секунд не дотянул… Странно. Часы у меня, что ли, неправильные?
Перед отъездом техник зашел к Янику — познакомиться. Его звали Ави Шахар, и у него было деловое предложение… даже, вернее сказать, — поправился он, оглядывая самодостаточное дембельское жилье, — просьба. Дело в том, что в свободное от службы время Ави со товарищи предоставляли диск-жокейские услуги жаждущим хорошей музыки лицам и организациям. С фургоном, набитым аппаратурой, они разъезжали по городам и весям, за неплохие деньги обслуживая свадьбы, организуя дискотеки или просто обеспечивая качественное музыкальное сопровождение всевозможным праздничным событиям. Такой человек, как Яник, для них был бы совершеннейшим кладом. А потому не согласился бы он… Деньги — не слабые… не повредят после дембеля. Ты, кстати, чего после дембеля делаешь? В Латинскую Америку, как все? Ну так вот — у меня ты за год столько бабок понасшибаешь — на пять Америк хватит, еще и на Индию останется… В общем, обменялись телефонами. И пошло-поехало.
Яник качает головой. Бабок-то он и в самом деле насшибал немерено… да только куда ему теперь — с этим невесть откуда взявшимся бзиком? Не до Америки… отдышаться бы, отоспаться… Да, блин… Нет, блин… Не до Америки.
4.
Топталовка намечена в Бен-Шеменском лесу. Яник слегка опаздывает и вылезает из своего раздолбанного эскорта, когда большая часть аппаратуры уже разгружена. Тут же подбегает взмыленный и взбешенный Ави:
— Маньяк! Падел недодроченный! Где тебя носит? Мне, сабре, на роду опаздывать записано, так я, идиот, вовремя приезжаю… но ты-то, сука русская, ты-то всегда тик-в-тик норовишь… что же сейчас-то случилось?..
— Извини, братишка, я опять задремал… — начинает оправдываться Яник.
— Заткнись, гад! Задремал! Чтоб ты сдох! — орет Ави. Он уже точно забил косяк, может, даже не один. — Давай, работай, бляжий сын! Не всё нам за тебя отдуваться!
Яник послушно принимается за работу. Виноват, ничего не скажешь… Уже часа два как стемнело; большая поляна огорожена, и сторожа в белых футболках бдят на подходе.
На местном жаргоне топталовка именуется «месибат асид» — кислотная вечеринка. Полицией не поощряется, но кто ее спрашивает, полицию? Вот уже чихнул, разогреваясь, оглушительно прокашлялся, фыркнул и пошел трындеть генератор; вот уже размотаны пыльные цветастые кабели; вот уже установлен пульт — «раз-раз-раз… раз-раз-раз…»; вот уже свистнули страшным индейским кличем — «ййииуу-у-у!» — и притихли до поры до времени мощные динамики… вот уже стрелки часов подтягиваются к одиннадцати; скоро люди начнут собираться, все ли готово?.. — вроде всё. Яник переводит дух. Подруливает Ави, умиротворенный, косой вусмерть, с бутылкой минералки в руках:
