— Осторожно… — вдруг оттуда что-нибудь такое выскочит…
— А если диверсант?
— Или мина замедленного действия?..
Боцман и кок опускают брезент и отскакивают в стороны. Из-под брезента, разумеется, вылезает полузадушенный капитан.
— Неужели это вы?..
— Какая досадная ошибка!
— А мы так все аккуратно, по системе…
— Идите вы к черту… — огрызается капитан.
Гудок умолкает. Обезьяна убежала.
Ожидая указаний, команда смотрит на капитана.
— Гм… боцману и повару за энергичные действия при поимке гм… обезьяны… объявить благодарность в приказе, — говорит он, отдуваясь. — Хотя, между прочим, можно было ногой и не того…
— Так я же не вам, а обезьяне поддал, товарищ капитан, — отвечает боцман.
— И обезьяне незачем было поддавать.
— Виноват, товарищ капитан!
Рабочий день окончен. Марианна несет кофе в капитанскую каюту.
В каюте тихо жужжит вентилятор. Василий Васильевич на койке. Голова его обвязана полотенцем — было от чего разболеться капитанской голове.
— Ну что? — говорит Марианна. — Я была виновата? Я?.. А еще рапорты пишут.
Василий Васильевич страдальчески морщится.
— Не ты, не ты… — Он снимает телефонную трубку, спрашивает: — Как там макака? Не обнаружена?
Выслушав ответ, судя по выражению его лица отрицательный, капитан снова откидывается на подушку.
— А что касается рапорта, да, Олег Петрович ошибся. Но ты сама его довела!.. Это же прекрасный человек, дисциплинированный работник. Не понимаю, за что ты его так не любишь?
— Какие вы все глупые, — сердится Марианна, — «Не любишь», «не любишь»… Да кто тебе сказал, что я его не люблю?! — кричит она с неожиданной горячностью.
И тут, осененный догадкой, капитан приподнимается на постели.
— Постой… Так неужели ты его…
— Да! Да! Да!
— А он об этом даже и не?..
— Не! Не! Не!
Маришкино признание не сразу укладывается в голове капитана. Он продолжает допытываться:
— Так, значит, все твои дерзости — это из-за?..
— Из-за! Из-за! — со злостью кричит Маришка.
Капитан встает и начинает взволнованно расхаживать по каюте. Он повторяет в разных интонациях:
— Любовь… любовь… гм… любовь… любовь… Нет, я сойду с ума! Любовь… Вы только подумайте — любовь… У этой девчонки любовь?! У этой пигалицы, которая не может даже решить, чем в жизни заняться, и только знает, что высмеивает достойных товарищей… Просто смешно…
Капитан останавливается перед племянницей.
— Да знаешь ли ты, что такое любовь? Любовь — это чудо.
А ты разве способна на чудо? Ты, милая, только на чудачество способна. Вот что… Любовь облагораживает человека. Любовь может заставить броситься в огонь. Ну, скажи честно; ты готова броситься в огонь?
— Кажется, нет, — уныло признается Марианна.
— Вот видишь! — торжествующе говорит капитан. — Так я и думал. А говоришь — любовь… Любовь коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… Скажи честно: ты войдешь в горящую избу?
— Что я, ненормальная, что ли?
Марианна готова расплакаться.
— Ну, вот… — капитану становится ее жалко, — ты не унывай, Маришка. Не все рождаются героями. Но тогда хоть постарайся стать просто человеком. Выработай в себе систему. Перестань насмешничать. Постарайся завоевать его уважение. Будь аккуратна, трудолюбива…
Василий Васильевич показывает на шеренгу строгих черных книг.
— Вот стоят великие педагоги — Ушинский, Макаренко, Песталоцци… Они смотрят на тебя с надеждой!
— Я постараюсь, дядя, — серьезно говорит Марианна.
Олег Петрович возвращается в свою каюту.
Он толкает дверь и застывает в изумлении. Многострадальный глобус опять валяется на полу, а на столе, со старпомовской трубкой в зубах, сидит шимпанзе.
Шагнув в каюту, старпом прикрывает дверь.
Но обезьяна и не думает убегать — она пришла сюда отдохнуть от дневных трудов. Вынув обслюнявленную трубку изо рта, зверек дружелюбно протягивает ее старпому.
— Нет уж, спасибо, — говорит Олег Петрович. — Оставь себе.
Достает из кармана другую трубку, садится и закуривает.
— А ты знаешь, что тебя приказано утопить? — спрашивает он.
Легкомысленная обезьяна вместо ответа становится на голову.
Олег Петрович задумчиво пускает клубы дыма.
— Что же мне делать с тобой, приятель?
Стук в дверь кладет конец его раздумьям.
Старпом хватает обезьяну за шиворот, засовывает в платяной шкаф и закрывает дверцу.
Затем, поставив глобус на место, говорит своим обычным бесстрастным голосом:
— Войдите.
Входит капитан.
— Я, Олег Петрович, все думаю об этой проклятущей обезьяне. Где ее искать?
— Искать ее больше не надо, — отвечает Олег Петрович, — я ее поймал и выкинул за борт. Согласно вашему приказу.
Капитан смотрит на старпома с ужасом и уважением.
— Да… Вы действительно железный человек. А вот я бы, наверное, дрогнул… Ну, бог с ней. Забудем ее, как кошмарный сон.
И вдруг челюсть капитана отвисает. Зеркальная дверца шкафа отошла, и на Василия Васильевича пялится шимпанзе в таком же, как у капитана, белом кителе и морской фуражке.
Не веря своим глазам, капитан поворачивается к старпому:
— Олег Петрович… Что это?
Но старпом уже успел ногой закрыть дверцу.
— Это зеркало, — говорит он.
Действительно, капитан видит зеркало и свое отражение в нем.
— Гм… — произносит он, — мне показалось, что у меня какое-то странное выражение лица и что я не брит.
Капитан озабоченно проводит рукой по щеке.
— Странно… Так вот, я хотел поговорить с вами о вашем рапорте. Теперь, когда установлено, что хулиганила на судне покойная макака, а не Марианна…
Марианна подходит к каюте старпома, неся перед собой на деревянных плечиках свежевыглаженный китель. Она уже собиралась постучать, но, услышав свое имя, решает послушать дальше.
— Ну и что? — доносится вопрос из-за двери. — Не извиняться же мне перед ней!
— А почему бы и нет? Девочка очень старается быть хорошей…
За дверью Маришка энергичным кивком подтверждает правильность этой характеристики.
Капитан продолжает:
— Я видел, она вам китель постирала и погладила.
— Извиняться перед девчонкой? Ну нет, ни одна женщина никогда этого не дождется. У меня есть принципы. Я презираю женщин.
— Но это ужасно, — говорит огорченный капитан.
— Я имею основания. — Старпом встает. — Вы говорили, что обезьяна на судне хуже динамита… А женщина на судне хуже обезьяны. Словом, извиняться перед девчонкой не хочу, не могу и не буду.
Он открывает перед капитаном дверь, и не успевшая отскочить Марианна получает дверью по лбу.
— Извините, — машинально говорит старпом.
Маришка смотрит на него с ненавистью. Потом, безжалостно скомкав китель, кидает его на пол, к ногам старпома.
— Я вам китель принесла!
Вечер. На корме «Евгения Онегина» на фоне роскошного тропического заката драит палубу матрос Мотя. Рядом стоит Маришка.
— Мотя, ты мне друг? — упрашивает она.
— Нет, Марианна Андреевна. Я не друг, я влюбленный.
— Ну, тем лучше, — соглашается девушка. — А ты знаешь, что такое любовь? Ты можешь броситься в огонь?
— Могу, Марианна Андреевна.
— А коня можешь остановить на скаку?
— И коня могу, Марианна Андреевна. Только прикажите. Любое доказательство представлю.
— Вот и представь. Отомсти за меня одному человеку.
— За вас? Пожалуйста. Пусть это будет хоть сам председатель судкома. Говорите — кому?
Двенадцать звериных глоток рыком возвещают о появлении старпома.
Олег Петрович неторопливо идет по мокрой палубе. Вот проверил найтовы у шлюпки. А вот провел рукой по поручням — нет ли грязи и ржавчины.
Марианна молча показывает Моте пальцем на широкую старпомовскую спину. Мол, вот кому нужно за нее отомстить. Мотя так же беззвучно ужаснулся и замотал головой.
Старпом уходит, оставляя на сухой стороне палубы цепочку влажных следов.
— Ну нет, кому хотите, только не железному моряку Я его очень уважаю. Это знаете какой человек? Что ни скажет — закон. Никогда не ошибается.
— Но он сказал, что я хуже обезьяны! — взывает Марианна к Мотиному сочувствию.
— Ну, может быть, на этот раз он немного ошибся… — Мотя оставляет швабру. — Марианна Андреевна! Я вас больше жизни люблю. Я часто мечтаю, чтобы на вас кастрюля с горячими щами вылилась!
Девушка недоуменно глядит на него.
— А я бы вам тогда свою кожу отдал для пересадки. Как в газетах пишут, — объясняет Мотя. — Все для вас сделаю, но против железного моряка не пойду!..
Марианна обиженно отворачивается. Она смотрит на отпечатки башмаков, оставленные Олегом Петровичем, и, подражая выправке старпома, идет, ступая в оставленные им мокрые следы. Для этого Марианне приходится делать огромные, нелепые шаги.
