Закончив с дойкой, я вернулся в дом, кое-как смыл с себя самую грязь и позвонил ей. Она не отвечала, и я позвонил в справочную библиотеки. Она взяла трубку.
— Это опять я. Вот теперь я могу говорить, — сказал я.
— А я не могу! — прошипела она. И затем, громче: — А вы искали в картотеке?
Вот черт! Только между нами завязалась тонкая ниточка взаимопонимания, как тут же в нашу жизнь лезут коровы и посетители библиотеки, которым непременно нужно встрять в разговор. Хотя ведь и раньше так было.
— Я по тебе так скучал! — вырвалось у меня.
— Все, не могу. Перезвоню через пару минут.
Я сел в ожидании ее звонка, барабаня пальцами по голубой цветастой клеенке, которую Анита купила для моего старенького шаткого кухонного стола. И вот наконец раздался звонок. Звук был каким-то гулким, и где-то поблизости шумела вода.
— Ты куда это меня завела?
— Я по мобильному звоню. Из женского туалета. — Она явно смущалась.
— Подумать только, что нам приходится прятаться по таким заведениям! — ухмыльнулся я.
— Но согласись, по крайней мере, что я открываю для тебя новые места. Расширяю твой кругозор.
— Да, ты это частенько делала.
— Ты тоже.
Снова тишина.
— Я не хочу опять тебя потерять! — произнес наконец я. — Я распродам этих чертовых коров на шашлыки и перееду жить в больничную палату, которую ты называешь своей квартирой. Можешь держать меня вместо домашнего животного, я не лаю и не гажу на ковер. Только не забывай ставить время от времени миску чечевичной похлебки.
— Послушай, Бенни! — сказала Дезире и замолчала. — Слышишь? Я не смеюсь.
— Ну тогда скажи же что-нибудь! Я не шучу, я и помыслить не могу снова тебя потерять!
— Я знаю. Ты, Бенни, меня уже две недели преследуешь, жить не даешь. Я без тебя тоже не могу. Но я не намерена… Черт, кто-то идет!
— Мы же только что потеряли ребенка! — отчаянно завопил я, но она уже повесила трубку.
Скажу Аните, что сегодня иду на собрание Союза работников сельского хозяйства.
Коэффициент интеллекта влюбленных людей падает до уровня ниже среднего, это моя личная теория. Они еще достаточно соображают для того, чтобы самостоятельно ходить в туалет и не загреметь в полицию за нарушение общественного порядка, но упаси Бог полагаться на их суждения.
Нам с Бенни каким-то чудом удалось уговорить друг друга и себя самих встретиться еще три раза, всего три вечера, когда наступит нужный момент цикла. По всей видимости, в тот раз я просто ошиблась в расчетах, так что у нас и шансов в общем-то не было! А вот если и после этого ничего не выйдет, тогда мы больше никогда не будем встречаться!
В последний из этих трех бонусных вечеров мы напоследок так вцепились друг в друга, как будто один из нас собрался на войну. Чувствуя, как по моим щекам текут слезы, я прикоснулась к его щеке — она тоже оказалась влажной.
— Ты, здоровый крестьянский детина, — и плачешь? — произнесла я.
— Это конденсат, — ответил он, шмыгнув носом.
Никто из нас, пожалуй, уже не рассчитывал, что нам удастся зачать ребенка. Такое впечатление, что мы пытались перехитрить самих себя, урвать три лишних ночи, чтобы наши запутанные, невыносимые отношения обрели наконец свое логическое завершение. Никогда еще я не получала столь острого удовольствия от секса, никогда ни с кем не испытывала такой близости — быть может, потому, что знала, что у нас нет никакого будущего? Что это не более чем бесконечно грустное прощание, прощание, которого наши отношения безусловно заслуживали, но так и не получили. И он, наверное, чувствовал то же самое, потому что за эти три дня никто из нас даже не заикнулся о каком-либо продолжении. Да мы вообще мало говорили.
— Что это, новая картина?
— Угу. Что с твоей ногой?
— Не спрашивай.
Молча шли мы в мою спальню, молча часами занимались любовью и молча обнимались на прощание у входной двери. А что тут говорить? Я совершенно не хотела ничего знать о его новой жизни с новой подругой и не думаю, чтобы ему особенно хотелось рассказывать — или знать о моей.
Три вечера могут длиться на удивление долго. Первый вечер кажешься себе богачом, все еще впереди. Во второй думаешь: «По крайней мере, это не последний раз». На третий так дорожишь каждой минутой, что вечер тянется бесконечно.
В этот последний вечер мы все же успели обменяться парой слов. Не разнимая рук, мы повторили наше обещание никогда больше не встречаться, если тест покажет отрицательный результат. Наивные, как дети, мы дали друг другу слово поцеловать трубку после нашего последнего разговора, представляя, что это губы. Последний поцелуй. Потом мы торопливо добавили, что если, если… — тогда и будем разговаривать.
Слышите? Мы и не рассчитываем стать родителями! Я понимаю пары, которые, перестав предохраняться, после первой же неудачной попытки сломя голову несутся в клинику по лечению бесплодия. Потому что, пока не забеременеешь, ты как-то уж слишком не беременна — и что, если так никогда ею и не станешь?
Я вспоминала многочисленные рассказы подруг, с детьми и без оных, о том, как сложно бывает завести ребенка, достигнув среднего возраста. Это вам не монетку в автомат кинуть, тут и температурная кривая, и стойки на голове, и Бог знает что еще. Иногда мне казалось, что эти свидания с Бенни, затеянные мной в минуту слабости, были не чем иным, как попыткой заглушить голос моего тела, заткнуть безжалостно орущие биологические часы. Видите? Я стараюсь, делаю все, что могу! А не выйдет, я не виновата, значит, дело в вас.
Я даже толком не задумывалась, что будет, если я и правда забеременею. После трех первых бесплодных попыток я уже подумывала переехать в Гетеборг, где мне предложили работу. Предложение звучало заманчиво — там открывался детский музей сказок с собственным кинотеатром. Такой простор для фантазии! Можно было бы устроить сказочную пещеру с факелами и всякими волшебными лампочками, где добрые сказочники рассказывали бы сказки и невероятные истории. Можно было бы организовать детский кинофестиваль со всеми атрибутами обычного фестиваля — призами, выступлениями, вечеринками и премьерами, только для детишек. Я уже начала рыться в Сети, подыскивая жилье в Гетеборге, которое было бы мне по карману.
И тут мой застарелый гастрит снова дал о себе знать. Меня все время мутило, в основном от кофе и сигаретного дыма. Я острее реагировала на запахи, уставала, весь день ходила вялая и могла проспать десять часов кряду. Груди набухли, как две зудящие дыни. Потом случилась задержка, которую я восприняла как подтверждение того, насколько психика влияет на менструальный цикл — такое случается, когда ты только и думаешь, как бы забеременеть.
Но потом я все же пошла в аптеку и купила очередной тест.
Результат положительный?! Не веря своим глазам, я уставилась на маленькую полоску. Помню, моей первой связной мыслью было: «А как же пещера сказок в Гетеборге?!»
Абсцесс копыта у номера 416, Розамунды! Такого с моими коровами давно не приключалось, я всегда следил, чтобы копыта у них были ухожены. Но последние несколько недель я порядком подзапустил свое хозяйство — сначала забыл заказать сено, и пару дней пришлось стелить в стойлах гнилую солому, потом прозевал ветеринарный контроль и не успел вовремя осеменить двух своих лучших дойных коров. Я все ходил и ждал звонка Дезире. Может статься, последнего…
Не то чтобы я рассчитывал, что она позвонит и сообщит, что мне предстоит стать гордым отцом семейства, на этот раз я был умнее. Я уже понял: добиться результата с нескольких жалких попыток практически нереально. Тем более с моим везением — я и в спортлото больше семи цифр за раз угадать не могу.
Нет, я ходил и размышлял, как быть дальше. То я пытался придумать, как бы заставить ее снова открыть мне дверь — мне, а не племенному жеребцу, за которого она, судя по всему, меня принимает. А то иной раз, глядя, как Анита сидит и листает каталог из ювелирного, а чуть завидя меня, тут же смущенно захлопывает, я думал, какой же я идиот, что вообще вознамерился свернуть с выбранного пути. Ведь это будет посложнее, чем попытаться въехать задом в ворота с двухосным прицепом на буксире.
Она позвонила прямо в коровник. Я думал, что это ветеринар, которого я ждал вот уже несколько часов, и сердито рявкнул в трубку: «Да!»
— Да, — произнесла Дезире. И только. Да.
— Да?
— Да.
— Ты хочешь сказать?..
— Да.
— М-да.
— М-да?
— Да…
Вот уж точно самый идиотский из всех наших разговоров, но что я должен был сказать? В башке — пустота. Вот тебе и двухосный прицеп.
— Хорошо, хоть не «да ну»! — прошипела Дезире и бросила трубку. Она бросила трубку!
