Вот и сейчас степенный советский журналист в галстуке и очках (российского собкора на этот раз задвинули, ну и правильно — он гнилой и продажный) бодрым, жизнерадостным голосом рассказал о предновогодних достижениях Страны Советов. Четвёртый год пятилетки принёс очередное увеличение производства, радикальное снижение заболеваний, разнообразие продуктового выбора. Полностью избавились от вековой обузы в виде денежного оборота ещё семь европейских республик СССР. Огромный прогресс совершили лишь несколько лет назад вступившие на путь коммунистического развития Советские Социалистические Соединённые Штаты Америки. За истекший год там наконец-то удалось полностью ввести бесплатное медицинское обслуживание и образование. Народ Америки с радостью приветствует курс Коммунистической партии, верного проводника ленинских идей. А когда в конце репортажа пошло короткое интервью с колхозницей, приехавшей встретить Новый год на Красную площадь, и женщина эта, такая простая и такая счастливая, глядя в камеру, в нашу проклятую Россию, сказала «Передаём российским братьям, изнывающим от гнёта капитала, привет, и приглашаем к нам в гости, а если желаете, то и на постоянное место жительства», я не выдержал и расплакался.
Следующий сюжет, о переселенцах из Союза, доходчиво объяснял, почему на российском телевидении вот так запросто демонстрировали счастливую советскую действительность. Чтобы представить её ложью и бесчеловечной иллюзией. В кадре появилась семья с виду чрезвычайно неприятных, ободранных и больных людей — пожилые родители и взрослая дочь. Якобы переселенцы из Союза. Смахивающие слёзы с ресниц женщины тихо и надрывно рассказывали о бесчинствах, которые творятся в Союзе. ГУЛАГ всё ещё существует, ежегодно там погибают миллионы свободомыслящих людей. Советское правительство ведёт агрессивную захватническую политику, распространяя стальную коммунистическую длань над всем миром, не гнушаясь ничем, даже применением ядерного оружия, как это произошло одиннадцать лет назад в Соединённых Штатах. Число жертв коммунизма подсчитать никто не берётся, миллионы людей жаждут сбежать в свободную демократическую Россию, но проклятые коммуняки выпускают лишь единицы. Мужчина, всё время молчавший, лишь поблёскивал увлажнившимися глазами, а в завершение, дико волнуясь, выдал: «Вы даже не представляете, как мы счастливы обрести свободу здесь, в России. То, что пришлось нам пережить — это настоящий ад!»
— Гады! — не выдержав, заорал я на них в телевизор. — Тупые, продажные суки! Даже если и есть что-то подобное в Союзе, то как же вы не поймёте, что это во благо. Это чтобы изменить гнусную человеческую природу, чтобы выковать Нового Человека, с большой буквы Человека. Свободного от животных инстинктов. А вы, уроды, вы так животными и остались! Работайте здесь за три копейки на дядю, жуйте всё это говно под названием «демократия» и подыхайте побыстрее. Потому что будущее не для вас.
В сердцах я схватил дистанционный пульт и надавил на кнопку отключения. Экран погас. Никто не возражал.
А вообще ложь всё это! — заключил я, разливая по рюмкам бухло. — Советский Союз прекрасен, и когда-нибудь я с ним соединюсь.
Глава вторая: А что если?
В интернет-изданиях писали, что инкассатор откинул копыта. Мой инкассатор. Так что и на этот раз я опять сущий чёрт. В блаженный капиталистический ад, если завалит кто до поры до времени, впорхну под фанфары.
Не повезло ещё одному, на другом конце Москвы, где экспроприацию проводила одна из наших Звёздочек. Скончался по дороге в больнице. Правда ребята и сами попали под замес.
«В последний день года, — читал я, — в Москве было совершено девять бандитских нападений на бригады инкассаторов. Общая сумма похищенных денежных средств превышает тридцать миллионов рублей. Источник в московском ГУВД сообщил, что в совершении преступлений подозреваются боевики крайне левой террористической организации КОРКИ (Комитет освобождения России от капиталистического ига). В восьми случаях нападавшие добились своей цели и присвоили деньги, ранив при этом трех инкассаторов, один из которых погиб. Но на Новой Басманной, где недавно открылся очередной филиал «Дойче банка», инкассаторы дали бандитам мужественный отпор и в завязавшейся перестрелке смогли застрелить одного из нападавших, а ещё одного ранить. Был убит и один из инкассаторов, Григорий Абрамов. У него остались жена и двое детей-подростков. Срочно ретировавшиеся гангстеры бросили тела своих товарищей на месте неудавшегося преступления. Раненый террорист задержан, его личность установлена. Им оказался некто Александр Перекладов, в последнее время работавший официантом. Также установлена личность убитого бандита — это Вениамин Мавлюдов, менеджер одной из торговых компаний. Сейчас на территории Москвы и Московской области объявлен план-перехват, результатов он пока не дал. Также похожие нападения на бригады инкассаторов и отделения банков произошли ещё в семнадцати городах Российской Федерации. Совершенно очевидно, что это была спланированная масштабная акция».
Бросили тела своих товарищей… Опять нас выставили трусливыми подонками. Попробуй, забери тело кореша из-под автоматного огня. Парни действовали по инструкции: если дело развивается по непредвиденному сценарию, надо спасать собственные жизни.
Плохо, что одного взяли живым. Он может не выдержать пыток. На этот счёт неписаная инструкция рекомендовала пустить себе пулю в лоб. Хотя в реальных условиях всё всегда развивается вопреки рекомендациям. И оружия под рукой не окажется, и сил не хватит.
Никого из этих ребят я не знал. Мир городского партизана КОРКИ должен ограничиваться мирком Звёздочки — в случае провала организация теряет только пятерых. Командиры Звёздочек Ильича подчиняются Звеньевым, сколько Звёздочек курирует каждый из них — неизвестно. У Звеньевых свои разводные, их называют Комиссарами. Число их тоже засекречено. Ну а Комиссары подчиняются только Политбюро.
Почему-то считалось, что Политбюро, как и Звёздочка, состоит из пяти членов, но никаких веских доводов у этого предположения не имелось. Так что мы даже не знали, сколько нас на самом деле. Я же полагал, что не так уж и много. Девять акций в Москве, ещё двадцать с чем-то в семнадцати городах России — то есть в деле были задействованы чуть больше тридцати Звёздочек. Это в одной из самых масштабных наших акциях. Хорошо, какая-то часть недоукомплектована, небоеспособна, не имеет достаточно оружия — это случается часто. Кто-то не смог выступить в силу других причин — чёрт его знает, какими они могут быть. Пусть таких подразделений столько же, штук тридцать. Итого шестьдесят Звёздочек, триста солдат. Плюс Звеньевые, Комиссары, члены Политбюро — может быть, человек пятьдесят. В сумме где-то триста пятьдесят членов. Хотя я могу и ошибаться. Может быть, у нас имеются и не только военные подразделения, но и какие-нибудь аналитические, информационные, стратегического планирования или ещё что-то в этом духе. Должны же наши руководители подходить к организации инфраструктуры Сопротивления серьёзно.
Да, нас немного, если рассчитывать на что-то более значимое: захват военных объектов или правительственных зданий. А в то же время и немало, потому что солдат КОРКИ — это вам не зачморенный дебил, именуемый «защитником Отечества» и считающий дни до дембеля в зонах-гарнизонах. Каким и я был когда-то. Солдат КОРКИ — это фанатик в лучшем смысле слова, он будет сражаться до последнего. Если он попал сюда — значит, на то в его жизни возникли весьма и весьма веские основания.
Я в некотором смысле являлся потенциально опасным для Комитета индивидом. В том плане, что вопреки всем правилам и инструкциям знал пару человек из более высоких ярусов. Один из них, Брынза, был Звеньевым над нашей Звёздочкой. Ну, и над какими-то ещё. По идее, он должен был контактировать только с нашим командиром, Гарибальди. Но на практике получилось так, что порой он выходил на связь и со мной. По инструкциям нигде не проживёшь, жизнь требовала нестандартных ходов для эффективного функционирования подразделений, но в случае провала (хотя бы и моего), ниточка через Брынзу могла потянуться очень далеко. Я, конечно, никогда бы не допустил этого, голыми б руками себе шею сломал, но полностью исключать вероятность провала нельзя.
Оставалось лишь надеяться, что взятый живым боец не контактировал со Звеньевыми, ну, и ни с кем выше. Оставалось надеяться, что он окажется стойким и никого не выдаст.
Имелся ещё один человек в Комитете, которого я знал. Очень высокий человек — не много, не мало, а член Политбюро. Настоящая его партийная кликуха была мне не ведома, а звал я его про себя Одиноким. О моём существовании он совершенно определённо был осведомлён, они там всё о нас знают, но лично мы не общались. Однако при случае — который, я надеюсь, никогда не наступит — я мог с ним связаться и был уверен, что он пойдёт на контакт, потому что имелось нечто, что неким образом связывало нас вне Комитета.
