— Что ж, Эван, это здорово, — сказал Чарльз. — Я очень рад, что твои мысли движутся в этом же направлении. В финансовом плане, сам знаешь, я не смогу тебе сильно помочь, но в остальном ты можешь рассчитывать на мою поддержку.
Они въехали в Квинс, и Эван почувствовал, как он весь покрылся мурашками от одной отцовской фразы «Что ж, Эван, это здорово». К моменту, когда позади остался мост Квинсборо, он уже ощущал себя бесстрашным первопроходцем, каким отец всегда мечтал его видеть, и остаток дороги — через город, стрелой, в Нижний Манхэттен, где Чарльзу выпишут чудо-очки, обещающие удивительные перемены в его повседневной жизни, — Эван провел как во сне.
Когда они проехали Сорок вторую, пошел дождь, а в районе Двадцать третьей зарядило уже по-настоящему. Ну а после Четырнадцатой Эван нашел самый короткий путь в лабиринте Гринвич-Виллиджа, и тут послышалось неприятное постукивание в моторе; он едва успел прижаться к обочине, как мотор с грохотом заглох.
— Что-то мне это не нравится, — сказал Эван.
— Да уж.
Выходя из машины и поднимая капот, Эван был уверен, что знает этот мотор как свои пять пальцев, но чем дольше тот шипел и постреливал под его осторожными ищущими пальцами, тем безнадежнее казалась перспектива в этом разобраться.
— Машина допотопная, что ты хочешь, — заметил подошедший к нему Чарльз в мятом плаще, взятом с заднего сиденья. — Все бывает. По-моему, нам надо найти автомастерскую, как думаешь?
Но они совсем не знали этот район. Если, пройдя два или три квартала, они не увидели ни одного телефона-автомата, кто знает, сколько миль надо топать до ближайшей автомастерской? Придется бесцеремонно напроситься в гости, сказал Чарльз (витиевато извиняться, а потом рассыпаться в благодарностях — все это малоприятно) и нажал наугад кнопку звонка ближайшего жилого дома.
— Ради бога извините, у нас сломалась машина, — обратился он к женщине, открывшей дверь. — Нельзя ли на минутку воспользоваться вашим телефоном?
— Конечно. Пожалуйста, входите. — Она отступила, пропуская их в унылую гостиную, где пахло кошачьей мочой, косметикой и чем-то съестным.
Чарльз тут же определил ее как доброго, но невезучего человека. В Нью-Йорке периодически встречалась такая вот жалкая порода.
— Вы так добры, — сказал Чарльз. — Огромное спасибо. Это не должно занять много времени.
— Я рада, что могу помочь. Вот, это вам может понадобиться.
Хотя воспользоваться телефонным справочником, который она ему вручила, он не мог — Чарльз уже давно не разбирал строчки, набранные петитом, — он все же полистал страницы, стоя возле тумбочки, — все лучше, чем смотреть в глаза хозяйке дома. Он чувствовал на себе ее взгляд, в котором сквозило желание, чтобы эта случайная встреча переросла в некое приятное маленькое приключение.
— М-да, — произнес он наконец. — Боюсь, что это не для моих глаз… Эван, ты не посмотришь?
Эван тоже прошел в гостиную, смущенно хлопая глазами под взглядом радушно улыбающейся хозяйки. Он нашел в справочнике, кажется, подходящее место — «Вест-Виллидж-моторс» — и согнулся над тумбочкой, набирая номер.
— Почему бы вам обоим не присесть? — спросила женщина. — Если вы не спешите.
Спешить в самом деле было некуда — раньше чем через полчаса механик вряд ли приедет, — но, перед тем как сесть, следовало представиться, и вышло это неуклюже, как у неожиданных гостей, пришедших на вечеринку. Хозяйка назвалась Глорией Дрейк.
— Сама я не вожу, — начала она, когда они все расселись, — поэтому в машинах я ничего не понимаю, но знаю, как сложно они устроены и как они опасны.
Тут она хохотнула, содрогнувшись всем телом, вероятно рассчитывая, что это будет выглядеть по-девчоночьи обезоруживающе, на самом же деле только привлекла внимание к своим вяловатым, плохо очерченным губам. Когда она вот так смеялась с притворным ужасом, акцентированно приподнимая плечи, в этом было что-то от клоунады.
— Ах, да знаю я Колд-Спринг! — вскричала она минутой позже. — Ну, «знаю» — это, пожалуй, громко сказано, но много лет назад я с детьми провела несколько дней в тех местах. Никогда не забуду красоту этого северного побережья. Мы там были осенью, когда листья только начали желтеть. А еще на Лонг-Айленде мне очень понравился залив. Не хотите шерри?
На вид ей было не больше пятидесяти, но взгляду было не на чем остановиться. Волосы цвета пожухлой травы с пепельным оттенком, казалось, стали такими от многолетнего окуривания, а сохранившаяся фигурка поражала своей хрупкостью и вялостью, так что, кроме как приклеенной к этой кушетке в кофейных разводах, ее и представить-то было сложно. Поза, в которой она сидела, выражала желание быть услышанной и понятой, а в идеале еще и оцененной: торс наклонен вперед, локти на коленях, скрюченные пальцы сжимаются и разжимаются в ритме речи.
Впоследствии Чарльзу Шепарду приходилось себе напоминать, что он тоже, вероятно, принимал участие в разговоре — выданная им информация и задаваемые им вопросы были тем топливом, которое помогало ей разогнаться, — но в тот момент, как и задним числом, ему казалось, что в комнате звучал лишь один голос, Глории Дрейк, с ее многословными периодами, перемежающимися короткими всплесками и паузами, с грубоватым, насыщенным сигаретным дымом смехом, с подступающей истерией. Она была готова открыть свое сердце первым встречным.
— …Нет, что вы, мы здесь живем всего несколько месяцев, это временное пристанище. Мы постоянно переезжаем. Вчера как раз дети говорили, что они уже сбились со счета, сколько мы сменили съемных домов и квартир и даже городов, — удивительно, правда? Вот такие мы непоседы. Я бы даже сказала, бродяги по натуре.
Чарльзу и Эвану были предложены большие бокалы с шерри, которое последнему пришлось по вкусу. Не так уж это было и плохо, болтаться с отцом по Гринвич-Виллиджу. Даже если автомеханик сделает машину, прием у глазного врача они, скорее всего, пропустят, так что день можно считать потерянным; но даже потерянный день способен подарить маленькие радости, не так ли? Они прошвырнутся по барам, где можно встретить художественную богему, сойдутся поближе, рассказывая друг другу анекдоты и никуда не торопясь, зная, что вздремнут в поезде по дороге домой.
— …Ах, я надеюсь, что вы еще посидите и познакомитесь с моими детьми, — щебетала Глория Дрейк. — Странно, что их еще нет; не представляю, где они могли задержаться. Они повезли Перкинса, нашего красавца кота, к ветеринару, а то он уже обрыгал весь дом…
Ее рот не закрывался, и в какой-то момент Чарльз с Эваном незаметно обменялись понимающими взглядами. Меж тем она вспомнила про другого кота, предшественника Перкинса.
— Это очень давняя история, дети еще были совсем маленькие…
А в связи с новой историей она мимоходом упомянула о своем разводе, что никого не удивило. Ни жёны, даже когда они несчастливы в браке, ни вдовы не говорят в подобном духе. Оба Шепарда в тот вечер, не сговариваясь, пришли к тому, что только женщина, давно находящаяся в разводе, способна говорить так, будто поток слов — это ее последнее прибежище, доводя себя до состояния, когда на висках выступают вены толщиной с земляного червя, а в уголках рта собирается слюна…Да, это вам не просто — в одиночку поднять двух детей. Кручусь, как умею.
Это выражение, в понимании Чарльза, означало зарабатывание денег всеми правдами и неправдами, поэтому он спросил:
— И кем же вы работаете, миссис Дрейк?
И тут же об этом пожалел, так как для нее это выражение не имело ничего общего ни с работой, ни с заработками.
— Я ж говорю, — в ее лице снова промелькнуло что-то клоунское, — живем от месяца к месяцу, от сегодня до завтра, но как-то справляемся.
Надо полагать, живет она на алименты, что в порядке вещей, просто зачем огород городить.
— А вот и они! — воскликнула миссис Дрейк, вскакивая на ноги при звуке дверного звонка. — А я уж начала волноваться.
Изображая «волнение», она, видимо, хотела прижать ладонь к сердцу, а в результате у нее в руке оказалась увесистая левая грудь, словно она себя ощупывала. Пантомима вышла настолько забавной, что стоило ей повернуться к ним спиной, как мужчины перемигнулись.
В гостиную вошли мальчик, только вступающий в подростковый возраст, и девушка, из него выходящая. Оба выглядели такими же хрупкими, как их мать, из чего можно было сделать вывод, что из этой семьи сильные люди не выйдут, но при этом девушка свою хрупкость умела подать с удивительным изяществом.
— Как вам это понравится? — обратилась мать к вошедшим. — У этих джентльменов сломалась машина, они случайно позвонили к нам, и вот мы тут замечательно проводим время…
Девушка, которую звали Рейчел, протянула руку Эвану с обомлевшим лицом. Уже через мгновение она вежливо улыбнулась, но он успел заметить это выражение, и она поняла, что он заметил. Эван Шепард мог временами сомневаться в том, что из него выйдет что-то путное, но что касается собственной внешности и ее воздействия на женский пол, то тут у него сомнений не было.
