Эн­ни Прул - Корабельные новости

И они сно­ва по­жа­ли ру­ки, со­тря­сая воз­дух так, буд­то под­ни­ма­ли во­ду из глу­бо­ко­го ко­лод­ца.

Ку­ойл ос­тал­ся в гряз­ном Мо­кин­гбер­де. Это ме­сто пе­ре­жи­ва­ло свою тре­тью смерть. За две сот­ни лет оно с тру­дом пе­ре­шло от ди­ких ча­щоб и лес­ных пле­мен к фер­мер­ско­му хо­зяй­ст­ву, пре­вра­тив­шись в го­род ра­бо­чих, ме­ха­низ­мов и за­во­дов по про­из­вод­ст­ву по­кры­шек. Лю­ди дав­но ста­ли от­ту­да уез­жать по­это­му центр го­ро­да опус­тел, а круп­ные ма­га­зи­ны умер­ли. За­во­ды бы­ли вы­став­ле­ны на про­да­жу. Об­вет­шав­шие ули­цы, мо­ло­дежь с ору­жи­ем в кар­ма­нах, дли­тель­ные сло­вес­ные ду­эли по­ли­ти­ков, мо­зо­ли на язы­ках и от­верг­ну­тые идеи. Кто зна­ет, ку­да уш­ли лю­ди? На­вер­ное, в Ка­ли­фор­нию.

Ку­ойл по­ку­пал про­дук­ты в гас­тро­но­ме А&В, за­прав­лял­ся на стан­ции D&G и ста­вил ма­ши­ну на стан­цию R&R — ес­ли ему нуж­ны бы­ли но­вые рем­ни или что-ни­будь дру­гое. Он пи­сал свои ста­тьи, жил в арен­до­ван­ном трей­ле­ре и смот­рел те­ле­ви­зор. Ино­гда меч­тал о люб­ви. По­че­му бы и нет? И о сво­бод­ной стра­не. Ко­гда Эд Панч уво­лил его, он уст­ро­ил пир­ше­ст­во с виш­не­вым мо­ро­же­ным и кон­сер­ви­ро­ван­ны­ми ра­вио­ли.

Он от­де­лил свою жизнь от вре­ме­ни. Он счи­тал се­бя га­зет­ным ре­пор­те­ром, но не чи­тал ни­че­го, кро­ме «Мо­кин­гберд Ре­кордз». По­это­му ему уда­ва­лось иг­но­ри­ро­вать тер­ро­ризм, из­ме­не­ния в кли­ма­те, ру­ша­щие­ся пра­ви­тель­ст­ва, за­гряз­не­ние ок­ру­жаю­щей сре­ды, бо­лез­ни, бан­ков­ские кри­зи­сы, оби­лие строи­тель­но­го му­со­ра и раз­ру­шаю­щий­ся озо­но­вый слой. Вул­ка­ны, зем­ле­тря­се­ния и ура­га­ны, мо­шен­ни­че­ст­во на ре­ли­ги­оз­ной поч­ве, не­ис­прав­ные ма­ши­ны и уче­ные-шар­ла­та­ны, мас­со­вые и се­рий­ные убий­цы, вол­но­об­раз­ная за­бо­ле­вае­мость ра­ком и СПИ­Дом, ис­треб­ле­ние ле­сов и взры­ваю­щие­ся са­мо­ле­ты бы­ли так же да­ле­ки от не­го, как ис­кус­ст­во пле­те­ния ко­си­чек, рю­ши и вы­ши­тые ро­зоч­ка­ми под­вяз­ки. На­уч­ные еже­днев­ни­ки за­хле­бы­ва­лись ре­пор­та­жа­ми о му­ти­ро­вав­ших ви­ру­сах, о ма­ши­нах, да­ря­щих жизнь по­лу­мерт­вым лю­дям, о на­шу­мев­шем от­кры­тии, что все га­лак­ти­ки об­ре­чен­но и с ро­ко­вой ско­ро­стью стре­мят­ся к не­ви­ди­мо­му Ве­ли­ко­му При­тя­же­нию, как му­хи к со­плу пы­ле­со­са. Все это ка­са­лось ко­го-то дру­го­го, чу­жих жиз­ней. Он ждал, ко­гда нач­нет­ся его соб­ст­вен­ная.

У не­го поя­ви­лась при­выч­ка хо­дить во­круг трей­ле­ра и спра­ши­вать вслух: «Кто зна­ет?» Он го­во­рил: «Кто зна­ет?», по­то­му что на са­мом де­ле ни­кто ни­че­го не знал. Этим он хо­тел ска­зать, что мог­ло про­изой­ти все что угод­но.

Мо­не­та, вра­щаю­щая­ся на кром­ке, мо­жет упасть в лю­бую сто­ро­ну.

По­том на со­б­ра­нии он встре­тил Пе­тал Беа. Она бы­ла тон­кая, влаж­ная и жар­кая. Она ему под­миг­ну­ла. У Ку­ой­ла, как у всех боль­ших муж­чин, бы­ла сла­бость к ма­лень­ким жен­щи­нам. Он сто­ял ря­дом с ней воз­ле сто­ла с за­кус­ка­ми. Се­рые, близ­ко по­са­жен­ные гла­за, вью­щие­ся во­ло­сы цве­та ду­бо­вой ко­ры. Под ис­кус­ст­вен­ным ос­ве­ще­ни­ем ее ко­жа вы­гля­де­ла блед­ной, как свеч­ной воск. Ве­ки све­ти­лись ка­ким-то не­яс­ным гус­тым све­том. В ро­зо­вом сви­те­ре по­бле­ски­ва­ла ме­тал­ли­че­ская нить. Этот лег­кий блеск соз­да­вал во­круг нее ка­кое-то мер­ца­ние, буд­то оку­ты­вал све­том. Она улыб­ну­лась пер­ла­мут­ро­вы­ми, влаж­ны­ми от сид­ра гу­ба­ми. Его ру­ка мет­ну­лась к под­бо­род­ку. Она вы­бра­ла пе­че­нье с глаз­ка­ми, вы­ло­жен­ны­ми гла­зу­рью, и мин­даль­ным ореш­ком вме­сто рта и смот­ре­ла на не­го, по­ка ее зу­бы де­ла­ли из пе­че­нья мо­ло­дой ме­сяц. Не­ви­ди­мая ру­ка сви­ва­ла внут­рен­но­сти Ку­ой­ла в кру­тые зиг­за­ги и пет­ли. Из-под его ру­баш­ки раз­дал­ся ут­роб­ный рык.

— Ну что, — ска­за­ла она. У нее ока­зал­ся жи­вой го­лос. Она ска­за­ла то, что го­во­ри­ла все­гда. — Хо­чешь на мне же­нить­ся? — Она по­до­ж­да­ла шут­ли­во­го и ост­ро­ум­но­го от­ве­та. За­го­во­рив, она не­уло­ви­мо из­ме­ни­лась и ста­ла про­во­ци­рую­щей. Эро­тизм по­кры­вал ее, как ров­ный слой во­ды на ка­кую-то се­кун­ду по­кры­ва­ет ны­ряль­щи­ка, по­яв­ляю­ще­го­ся на по­верх­но­сти.

— Да, — серь­ез­но и ис­крен­не ска­зал он. Она ре­ши­ла, что это бьло ост­ро­ум­но. Она за­смея­лась и спле­ла свои паль­цы с ост­ры­ми ног­тя­ми с его паль­ца­ми. При­сталь­но по­смот­ре­ла в его гла­за, буд­то оп­тик, ищу­щий изъ­ян. Ка­кая-то жен­щи­на взгля­ну­ла на них и скор­чи­ла гри­ма­су.

— Пой­дем от­сю­да, — про­шеп­та­ла она. — Вы­пьем. Сей­час семь два­дцать пять. Я ду­маю, к де­ся­ти я с то­бой пе­ре­сплю. А ты что об этом ду­ма­ешь?

Поз­же она ска­за­ла: «Бо­же мой, это са­мый боль­шой из всех, что я ви­де­ла».

Как го­ря­чий рот ра­зо­гре­ва­ет хо­лод­ную лож­ку, так Пе­тал ра­зо­гре­ла Ку­ой­ла. Из сво­его арен­до­ван­но­го трей­ле­ра, с гряз­ным бель­ем и пус­ты­ми бан­ка­ми из-под ра­вио­ли, он шаг­нул пря­мо в эту бо­лез­нен­ную лю­бовь. На его серд­це поя­вил­ся и ос­тал­ся на­все­гда вы­ко­ло­тый шрам в фор­ме име­ни Пе­тал.

По­том был ме­сяц не­ис­то­во­го сча­стья. И шесть лет сплош­ных му­че­ний.

Пе­тал вся со­стоя­ла из же­ла­ний, но по­сле то­го, как они по­же­ни­лись, ни од­но из них не име­ло от­но­ше­ния к Ку­ой­лу. Страсть пре­вра­ти­лась в от­вра­ще­ние, буд­то бы ре­зи­но­вая пер­чат­ка вы­вер­ну­лась из­нан­кой на­ру­жу. Ро­дись она в дру­гое вре­мя и будь она дру­го­го по­ла, то впол­не бы мог­ла стать Чин­гис­ха­ном. В то вре­мя, ко­гда ей нуж­ны бы­ли го­ря­щие го­ро­да, стон и ро­пот плен­ни­ков, ло­ша­ди, за­гнан­ные в объ­ез­дах рас­ши­ряю­щих­ся вла­де­ний, ей при­хо­ди­лось до­воль­ст­во­вать­ся ма­лень­ки­ми сек­су­аль­ны­ми по­бе­да­ми. Так сме­ет­ся жизнь, го­во­ри­ла она се­бе. Пря­мо те­бе в ли­цо.

Днем она про­да­ва­ла сиг­на­ли­за­цию в Но­зерн Секь­ю­ри­ти, а по но­чам ста­но­ви­лась жен­щи­ной, ко­то­рую бы­ло не­воз­мож­но удер­жать от по­се­ще­ния жи­лищ не­зна­ком­цев и ко­то­рая не брез­го­ва­ла сек­су­аль­ны­ми при­клю­че­ния­ми да­же в во­ню­чих туа­ле­тах или кла­дов­ках со шваб­ра­ми. Она мог­ла пой­ти ку­да угод­но с не­зна­ко­мы­ми муж­чи­на­ми. Ле­та­ла в ноч­ные клу­бы дру­гих да­ле­ких го­ро­дов. Сни­ма­лась в пор­но­гра­фи­че­ском ви­део в мас­ке, сде­лан­ной из па­ке­та из-под чип­сов. То­чи­ла ка­ран­даш для век ку­хон­ным но­жом и на­блю­да­ла, как Ку­ойл изум­ля­ет­ся зе­ле­ным по­ло­сам на сво­ем сэн­дви­че с сы­ром.

Она не­на­ви­де­ла не под­бо­ро­док Ку­ой­ла, а его по­до­бо­ст­ра­ст­ную не­ре­ши­тель­ность, ко­гда он, ка­за­лось, ждал ее гне­ва, что­бы она за­ста­ви­ла его стра­дать. Она тер­петь не мог­ла его го­ря­чую спи­ну, его ог­ром­ное те­ло в кро­ва­ти. Все за­ме­ча­тель­ное в Ку­ой­ле, к со­жа­ле­нию, бы­ло не­раз­де­ли­мо со всем ос­таль­ным. Мор­жо­вое ды­ха­ние на со­сед­ней по­душ­ке. Она же по­ка ос­та­ва­лась лю­бо­пыт­ным урав­не­ни­ем, ко­то­рое при­вле­ка­ло мно­го ма­те­ма­ти­ков.

— Из­ви­ни, — бор­мо­тал он, ко­гда его во­ло­са­тая но­га ка­са­лась ее бед­ра. В тем­но­те его умо­ляю­щие паль­цы ка­са­лись ее ру­ки. Она со­дро­га­лась и стря­хи­ва­ла его ру­ку.

— Не на­до!

Она не про­из­нес­ла сло­ва «сви­ное ры­ло», но он все рав­но ус­лы­шал его. Ее все в нем раз­дра­жа­ло. Она хо­те­ла, что­бы он про­ва­лил­ся сквозь зем­лю. Она не мог­ла ни­че­го по­де­лать со сво­им от­вра­ще­ни­ем, так же как и он не мог спра­вить­ся со сво­ей бес­хит­ро­ст­ной лю­бо­вью.

Ку­ой­ла не слу­шал­ся язык, он чув­ст­во­вал, как во­круг не­го все ту­же за­тя­ги­ва­ет­ся пет­ля. Че­го он ожи­дал, всту­пая в брак? Не той уце­нен­ной жиз­ни, ко­то­рую про­жи­ли его ро­ди­те­ли, но че­го-то по­хо­же­го на дво­рик Парт­рид­жа: дру­зей, за­па­ха ды­ма от гри­ля, неж­но­сти и то­го, что она оз­на­ча­ет. Но это­го не по­лу­чи­лось. Он буд­то бы стал де­ре­вом, а она — по­рос­шим ши­па­ми по­бе­гом, при­ви­тым к его те­лу. Она ме­та­лась при ка­ж­дом ду­но­ве­нии вет­ра и тер­за­ла его из­ра­нен­ный ствол.

У не­го не ос­та­ва­лось ни­че­го, кро­ме его фан­та­зий.