— Нужно мне больно — тебя любить! — возмущенно фыркнул Илья. — С чего бы я вдруг тебя любить начал, ежели я тебя Злом считаю?
— А ты попробуй во мне найти ну хоть что-нибудь хорошее, — попросило Чудо-Юдо. — Глядишь, и просветление тебе выйдет.
— Нет в тебе ничего хорошего, — непримиримо сдвинул брови Илья. — И все, кончай бодягу! Начинается Решающая Битва! «Это е-е-есть наш после-е-едний и реши-и-ительный бо-о-ой!» — затянул Илья Муромец, замахиваясь двуручным мечом.
Первый улар разрубил чудовище надвое, оно хлюпнуло и тут же сомкнулось за лезвием. Второй удар пришелся наискось — только брызги во все стороны полетели. Потом удары посыпались градом, Илья только меч заносить-опускать успевал.
Вскоре Чудо-Юдо было изрублено в капусту. Хотя — нет, какая капуста? Лужей растеклось у могучих богатырских сапог. Даже не пузырилось.
— То-то! — горделиво сказал Илья, утомленно утирая лоб. — Вот так мы, богатыри, поступаем со всем Злом на Земле.
Он еще немного полюбовался на дело рук своих, вытер меч о траву, вложил в ножны и отправился прочь от пещеры — на отдых.
— Умаялся, бедный, — посочувствовало Чудо-Юдо, открывая один за другим все свои глаза. — Это сколько же у нас Решающих Битв было с начала лета? Пожалуй, третья уже… Да, нелегка жизнь богатыря, нелегка. Сначала Зло найти, потом на бой вызвать да искоренить, а оно все появляется да появляется.
Чудо-Юдо потихоньку стало собираться в кучку, принимать какую-никакую форму, а потом неторопливо втягиваться в нору.
— «Красота спасет мир», — вспомнило оно напоследок. — Это да, это конечно! Только красота — в глазах смотрящего! Как бы нашим богатырям такую простую штуку понять?
С этими словами Чудо-Юдо окончательно скрылось в своей Обители Зла, и вокруг вновь воцарились тишина и умиротворение.
…Илья Муромец напарился в баньке, истопленной матушкой, взял кружку с квасом и вышел, весь благостный, на лавке посидеть, обсохнуть. По дверному окоему вверх ползла гусеница — жирная, мохнатая, зеленая. Поравнявшись с богатырскими глазами, подняла голову, рожками повела, словно поздоровалась, и степенно двинулась дальше. Илья хотел ее прихлопнуть, но как-то засомневался и не стал.
— А глаза у этой туши безобразной все ж таки красивые, не хуже, чем у Василисы, — задумчиво промолвил Илья. — Тьфу! О чем это я? Какие, на фиг, глаза??? Опять мозги мне запудрило Чудо-Юдо поганое! Не-е-ет, надо хорошенько подготовиться — и устроить ему Решающую Битву! Чтобы впредь неповадно было богатырям головы морочить!!! Уж это мне Мировое Зло!
В тот же час «мировое зло» в лице Чуда-Юда, уютно растекшись по норе, размышляло о том, что, если есть Герой — Злодей просто обязан появиться. А то с кем Добро будет биться за правое дело, как ему еще закаляться? Интересно, а можно ли обойтись без Зла, при этом сохранив Миру Героев? Мысль была интересная, ее следовало тщательно рассмотреть со всех ракурсов. До следующей Решающей Битвы еще оставалось много времени, и Чудо-Юдо, расположившись поудобнее, с удовольствием стало размышлять о судьбах Мироздания.
— Ну и что к чему ты мне рассказала? — хмуро спросила я. — Сказка, конечно, хорошая, ничего не скажу. Но при чем тут я?
— Ну ты же сказочница. Подумай, — флегматично заметила Эльфи. — Примерь на себя героев, идентифицируй с собой…
— Да знаю я, как это делается! — с досадой сказала я. — Только вот… Они мне оба не очень-то нравятся. Если честно.
— Да-а-а? А почему?
— Добрый Молодец, вроде на первый взгляд и ничего. Энергичный он такой, жизнелюбивый, волевой… Хотя, конечно, не без недостатков.
— А какие у него недостатки? — подбодрила меня Эльфика.
— Имеется некоторое самолюбование. Ксенофобия — это да, согласна. Не приемлет он того, что в его представления о прекрасном не укладывается. Ну, определенная стереотипность мышления наблюдается. Хочет, чтобы победило добро, но что есть добро — как-то не определился. Ну, и иллюзии, конечно. Говорит, что за добро горой, а сам чуть что — за меч хватается. В общем, нормальный представитель человечества. Среднестатистический.
— И что, среднестатистическая моя, на тебя это похоже?
— Ну да, — созналась я. — Есть такое дело. Грешна. Но работаю в этом направлении! Воспитываю в себе толерантность.
— Неужели? — скептически протянула Эльфика. — Ну, сейчас проверим. А как тебе второй герой? Который Чудо-Юдо?
— В принципе, и у него свои плюсы есть, — подумав, сказала я. — Ум, мудрость, незлобливость… Но какой-то он слишком уж аморфный. Бесхребетный — это ладно, строение такое. Но… какой-то он никакой. Лично мне такое «полужидкое» существование не по душе. Честно.
— А между тем ты именно такое и ведешь, — уличила меня Эльфика. — Скажи, что нет?
— Ну уж нет! — уязвленно вскинулась я. — Ничего подобного! Я бодрая, энергичная, в обеденный перерыв гимнастику ежедневно делаю, и вообще…
— И вообще, этим и ограничилась, — завершила за меня Эльфика. — Дом-работа, с редкими выходами за пределы этой схемы. И на работе, и дома — за компьютером сидишь. И все время думаешь, думаешь, думаешь…
— А как же мне не думать, если я работник умственного труда? — стала оправдываться я. — И компьютер, опять же, не прихоть, а рабочий инструмент. Что придумала — то и записала. На работе — бумаги, дома — сказки.
— Ну и что же ты тогда удивляешься, что тебе все труднее летать? — проникновенно спросила Эльфика. — Когда ты в последний раз тренировала крылья, работник умственного труда?
— Но я же все время творю, а там полет воображения… — залепетала я, лихорадочно припоминая, когда я в последний раз куда-то летала на крыльях своего вдохновения.
— Воображение ты тренируешь — спору нет, — согласилась Эльфи. — Оно у тебя могучее, как Илья Муромец. А вот тело… Растеклась ты чистым разумом по дивану, размазалась… И как еще не прокисла-то?
— Эльфи, ну погоди же! — взмолилась я. — Ну что ты на меня напала??? По-моему, все не так уж запущенно…
— Не так уж, говоришь? А ты подойди к зеркалу, — предложила Эльфи. — Ну давай-давай, собирайся в кучу и сползай с дивана.
Я собралась и сползла. Зеркало отразило меня в полный рост, во всех реалиях. Ощущения были, прямо скажем, неоднозначные. С одной стороны, вроде бы и ничего. Ну, лицо немного напряженное — так я только что переволновалась. Глаза усталые — так я ж работала. Кожа вяловатая и румянец отсутствует — это, я полагаю, отсутствие регулярного ухода сказывается. Но в целом — очень даже симпатично, мне нравится. На предмет любви к себе я в свое время поработала на славу, и даже если бы у меня отросли фиолетовые щупальца или отвалились уши, это не повергло бы меня в пучину отчаяния и самобичевания, я бы себя и такую любила.
С другой же — я не могла не признать, что за последний год изрядно потеряла форму. В прямом смысле этого слова: стремительно нарастала бесформенность фигуры, что, разумеется, не радовало. Конечно, я знала причину: с тех пор как я начала сочинять сказки, мой и без того довольно размеренный образ жизни стал и вовсе малоподвижным. В общем, ни на Красну Девицу, ни даже на Добра Молодца я сейчас явно не тянула. А вот на Чудо-Юдо — очень даже. Я так и представила себя — Чистый Разум, растекшийся по дивану. Настроение у меня испортилось, потому что картинка эта мне не понравилась.
— Так что нравится тебе или не нравится, а ты потихоньку превращаешься в это самое Чудо-Юдо, — словно подслушав мои мысли, подлила масла в огонь Эльфи. — Скоро растечешься, заполнишь собой все впадины своего лежбища и будешь мечтать о сказочной жизни исключительно в письменном виде. Потому что двигаться не сможешь, только по клавишам барабанить. То-то книжек накропаешь — страсть!
— Но я не хочу! — испугалась я. — То есть книжки писать хочу. А растекаться и впадины заполнять — ну уж нет! Не желаю я в Чудо-Юдо превращаться.
— И тем не менее превращаешься, да? Налицо внутренний конфликт, — объявила диагноз Эльфика. — Добра Молодца в себе ты недолюбливаешь за иллюзии, стереотипное мышление и излишнюю воинственность. Чудо-Юдо свое ты порицаешь за бездеятельность и аморфность. Получается, ты обе эти части в себе отрицаешь, а они существуют и хотят быть принятыми. Но если Добрый Молодец еще как-то за себя постоять может, то Чудо-Юдо просто молчит, сопит и разрастается!
— Как раковая опухоль, — слегка встревожилась я. — Эльфи, у меня все в порядке, как ты полагаешь?
— Зарыдай еще, — ехидно посоветовала не страдающая излишней сентиментальностью Эльфика. — Ни при чем тут опухоль, у твоей бесформенности совершенно другая природа. Гиподинамия — раз! Недостаток свежих впечатлений — два! Запертая энергия и подавленные эмоции — три! Телевизор стала много смотреть — четыре! Отсутствие точных целей и ориентиров — пять! Отрицание очевидностей — шесть. И еще, ко всему прочему, вредное пристрастие к никотину. Семь Дорог, Ведущих в Осень!
