Молодой профессор Виля, одетый в распоследнее рванье, как нищий на паперти, мыл из шланга свою темнокрасную машину. Асфальт вокруг был темный, а машина сверкала на солнце, как переспелая вишня.
Ромка-татарчонок выволок самокат на тяжелых колесах и проехался по нежно-зеленой молодой рассаде. Проехался, оглянулся на дело рук своих, потом со шкодливым видом глянул наверх, на окна Варвары Тимофеевны. Но Варвара Тимофеевна стояла прямо перед ним со стулом наперевес. Ромка втянул голову в плечи, стал шить глазами.
— Играй, играй, сыночек… — проговорила Варвара Тимофеевна и пошла своей дорогой.
Ромка с удивлением посмотрел ей вслед и поволок свой самокат на соседнюю улицу. Жить без сопротивления ему было неинтересно.
В районе свалки Варвара Тимофеевна встретила управдома Шуру. Она шла из магазина, из ее сумки торчал парниковый огурец ровного темно-зеленого цвета, будто выкрашенный масляной краской.
— А у меня больше не стучит, — осторожно похвасталась Варвара Тимофеевна и постучала свободной рукой по деревянной ножке стула.
— А у меня пятьдесят шестую квартиру сверху затопило, — пожаловалась Шура. — Ремонта требуют, паразиты… Дай им маляров.
— Ну и дай, — сказала Варвара Тимофеевна.
— Кому? — прищурилась Шура.
— А паразитам.
— А чего это ты про них беспокоишься?
— Я не об них. Я об тебе. Про старость твою думаю.
— А чего об ней думать? — удивилась Шура.
— Старость смолоду готовить надо. А потом поздно будет.
Варвара Тимофеевна взялась за стул поудобнее и метнула его в середину свалки.
— Лифты, ремонты… — вдруг с тоской сказала Шура.
Она хотела что-то добавить, но передумала. Повернулась и пошла, не глядя по сторонам, как бы утратив всякий интерес к целому и к частностям.
В дверь позвонили.
Варвара Тимофеевна отомкнула все замки и задвижки и увидела на пороге милиционера Костю.
— А як вам, — улыбнулся Костя.
Варвара Тимофеевна хотела спросить: «Зачем?», но это было невежливо.
— А у меня не стучит, — предупредила она.
— Я знаю, — ответил Костя. — Я все выяснил.
— Что выяснил? — насторожилась Варвара Тимофеевна. Она решила, что Костя тоже ездил к Соне.
— В километре от вашего дома строили АТС, телефонную станцию, — пояснил Костя. — И ваша квартира явилась экраном вибрации этой стройки.
Варвара Тимофеевна не поняла ни одного слова. Она попятилась от двери, как бы пропуская и одновременно приглашая Костю.
Костя правильно прочитал это движение и вошел в дом.
— Чего ты сказал? Какая еще вибрация? — встревожилась Варвара Тимофеевна.
— Стройка и ваша квартира находились на одной звуковой волне, — медленно растолковывал Костя. — Поэтому, когда там вбивали под фундамент сваи, у вас все падало со стен.
— Почему?
— По физическим законам. Явление резонанса.
— А почему именно моя квартира?
— Случайность, — сказал Костя. — Совпадение.
— Какое совпадение? — снова не поняла Варвара Тимофеевна.
— Ну… как любовь.
— А при чем тут любовь?
— Когда душа одного человека — экран вибрации другого. Когда их души на одной звуковой волне. Это тоже очень редкое совпадение и совершенная случайность, — грустно сказал Костя.
— А больше стучать не будет? — спросила Варвара Тимофеевна. Любовь ее не интересовала.
— Больше не будет. Позавчера был последний день строительных работ.
— А вдруг опять строить начнут?
— На этом месте уже не начнут, — успокоил Костя.
Костя ушел, а Варвара Тимофеевна села на табуретку и стала размышлять насчет экрана и вибрации.
С одной стороны, находиться на одной звуковой волне с целой телефонной станцией — безусловное неудобство. А с другой стороны, по физическим ли законам или по чистейшим совпадениям, но она связана с миром и ее слышат люди.
За стеной плакал грудной ребенок, и получалось, что он тоже кричит на весь свет.
В мае отключают центральное отопление, и под утро бывает холодно.
Варвара Тимофеевна проснулась от холода и бросила поверх одеяла свое зимнее пальто.
На улице зашуршали шины.
Варвара Тимофеевна подошла к окну и увидела внизу «Волгу»-такси салатного цвета с шашечками по бокам.
Из такси тяжело вылезла Соня в коричневом плаще «болонья». Следом за ней вышел шофер и стал составлять вокруг Сони узлы и узелочки. Соня возвышалась над своими узлами, как труба над заводскими корпусами.
Было еще совсем рано, серый рассвет устанавливался над городом.
Где-то мирно спала несчастная от счастья девушка. А человек с обратными реакциями, должно быть, выспался днем, а сейчас сидел и читал книгу.
А где был тот, с новой памятью? В потомках? В предках?
Бегал с копьем в набедренной повязке из тугих листьев или бродил по Луне? Чертил щеточкой имена на лунной пыли и не помнил, что они значат…
