Город Галле находился на территории бывшей ГДР. Там существовала государственная система отбора перспективных детей. Девочек отбирали в возрасте одиннадцати лет. Вернон попытался представить себе жизнь той светленькой, крепко сбитой девочки. Ее родители дали официальное согласие и подписку о неразглашении. Андреа была зачислена в детско-юношескую спортивную школу-интернат Добровольного спортивного общества «Динамо» в Берлине. Там дети осваивали школьную программу, но большую часть времени проводили в бассейне, на бесконечных тренировках. Быть членом общества «Динамо» считалось почетным: ради этого ее оторвали от семьи. Из мочки уха взяли кровь на анализ, чтобы определить состояние здоровья. Назначили пилюли, розовые и голубые, — сказали, витамины. Потом стали делать уколы — дополнительные витамины. А на самом деле все это были анаболические стероиды и гормоны. Отказы не принимались. Девиз был такой: «Глотай таблетки или умрешь». Тренеры следили, чтобы никто не увиливал.
Она не умерла. Но дорого поплатилась. Мышечная масса наращивалась, а сухожилия за ней не поспевали — сухожилия просто лопались. Откуда ни возьмись появлялась сыпь, голос становился басовитым, на лице и на всем теле начинали расти волосы; от лобка рост волос распространялся на живот, до пупка и выше. У девочек постарше наблюдались физиологические отклонения, нарушения цикла. Вернон захотел уяснить такие понятия, как «вирилизация», «клиторальная гипертрофия», — и был не рад, что докопался до истины. Прочие термины говорили сами за себя: сердечная недостаточность, цирроз печени, деформация плода, врожденная слепота.
Девчонок травили гормонами, чтобы получить результат. Сборная ГДР по плаванию, особенно женская, побеждала на всех чемпионатах. Правда, до таких высот Андреа не поднялась. После падения Берлинской стены разразился скандал, отравителей — тренеров, врачей, спортивное руководство — отдали под суд, но ее фамилия нигде не фигурировала. Таблетки не открыли ей путь в сборную страны. Другие спортсменки, которые выступили на суде и рассказали о надругательствах над своими телами и душами, могли утешаться хотя бы тем, что выиграли золото и познали вкус славы. Андреа всего лишь выиграла эстафету на каких-то соревнованиях местного уровня в несуществующем более государстве. Вернон уставился на полосу асфальта и каменистый берег, на свинцовое море под свинцовым небом. Картинка притворялась, будто всегда такой и была — с тех самых пор, как у окна поставили этот ресторанный стол. А на самом деле раньше взгляд упирался в шеренгу пляжных домиков. Которые потом кто-то сжег.
У Фила и Джоанны: 1
На шестьдесят процентов
Было это в конце той самой недели, когда Хилари Клинтон отказалась от дальнейшей борьбы. На столе теснились бутылки и бокалы; чувство голода было утолено, однако рука, направляемая какой-то неистребимой компанейской привычкой, так и тянулась схватить очередную виноградину, отщипнуть кусочек от ноздреватого утеса сыра или вытащить из коробки шоколадную конфету. Мы уже обсудили, каковы шансы Обамы против Маккейна и что продемонстрировала Хилари за последние несколько недель — волевые качества или самообман. Кроме того, мы попытались выяснить, отличаются ли нынешние лейбористы от консерваторов, годятся ли лондонские улицы для автобусов гармошкой, какова вероятность теракта «Аль-Каеды» на Олимпийских играх две тысячи двенадцатого и как повлияет глобальное потепление на виноградники Англии. Теперь Джоанна, которая воздержалась от обсуждения двух последних вопросов, со вздохом произнесла:
— Закурить бы сейчас.
Создалось такое впечатление, будто все исподволь выдохнули дым.
— В такие моменты всегда тянет, правда?
— Закуска-то какая. А уж баранина…
— Спасибо на добром слове. Тушилась шесть часов. Проверенный способ. С добавлением аниса.
— А вино…
— А компания!
— Когда я уже почти бросил курить, меня больше всего бесило осуждение. Спрашиваешь: вы не возражаете? Все говорят «нет», но ты затылком чувствуешь, что каждый воротит морду и старается не вдыхать. Кто-то тебя жалеет, что ТОЖЕ оскорбительно, кто-то волком смотрит.
— У многих даже пепельниц в доме нет, и вот начинаются долгие и нудные поиски какого-нибудь старого блюдца от разбитой чашки.
— Некоторые даже на улицу выгоняют, чтобы ты там околел.
— А загасишь окурок в цветочном горшке — на тебя так посмотрят, будто ты у хозяйской герани рак провоцируешь.
— Я раньше уносила окурки в сумочке. В полиэтиленовом пакете.
— Как дерьмо за собакой. А когда, кстати, придумали дерьмо убирать?
— Примерно тогда же, когда на курильщиков ополчились. Собачники ходят теперь с вывернутыми пакетиками на руке и ловят момент, когда собачка погадит.
— Мне всегда казалось, что оно теплое, это так? Через полиэтилен ощущается ведь теплое дерьмо.
— Дик, ну в самом деле.
— Я ни разу не видела, чтобы хозяин подождал, пока оно остынет, а вы видели?
— Шоколадные конфеты — чтобы сменить тему. Почему на картинке одно, а в коробке всегда другое?
— Может, наоборот?
— Наоборот — все равно, что и не наоборот. Так и так одно другому не соответствует.
— Картинка — это чистая условность. Как программа действий у коммунистов. Идеальный мир. Воспринимайте их как метафору.
— Конфеты?
— Нет, картинки.
— Я раньше любил сигарой затянуться. Целой даже много было. Хватало и половины.
— Правда, что они вызывают разные виды рака?
— Кто?
— Сигары, сигареты, трубка. От трубки бывает рак губы, верно?
— А от сигар какой рак?
— О, самый гламурный.
— Что за гламурный рак? Это логическое противоречие, ты не находишь?
— А самый отстойный — это рак задницы.
— Дик, ну, в самом деле.
— …
— Я что-то не то сказал?
— …
— А рак сердца бывает?
— …
— Мне кажется, только как метафора.
— …
— Георг Шестой — у него ведь был рак легких?
— …
— Или горла?
— …
— Так или иначе, это подтверждает его демократичность. Подумать только: оставаться в Букингемском дворце под бомбежками, совершать объезды Ист-Энда и среди руин пожимать руки подданным.
— То есть демократичная форма рака подходила ему как нельзя лучше, это ты хочешь сказать?
— Понятия не имею, что я хочу сказать.
— Мне кажется, он не стал бы пожимать руки. Не королевское это дело.
— А вот такой серьезный вопрос. Кто завязал с курением позже всех: Обама, Маккейн или Клинтон?
— Билл Клинтон или Хилари?
— Естественно, Хилари.
— Билл, как мы помним, частенько появлялся на публике с сигарой.
— Но докуривал ли он потом эту сигару?
— Или убирал на хранение в ящичек с регулируемой влажностью, как она — свое платье.
— Зато теперь эту сигару можно пустить с молотка в счет оплаты долгов Хилари по избирательной кампании.
— Маккейн наверняка курил, когда был в плену.
— А Обама наверняка забивал косячок, и не раз.
— Могу поспорить, Хилари никогда не затягивалась.
— По куреву их узнаете их.
— На самом деле Обама, ваш вероятный президент, был заядлым курильщиком. А потом решил баллотироваться — и перешел на «никоретте». Но сорвался, насколько мне известно.
— Наш человек.
— А что такого, если кто-то из них не удержался? И был застукан фотографами?
— Да ничего, если он потом глубоко и чистосердечно раскаялся.
— Как Хью Грант, когда его застукали в машине с минетчицей.
— Уж эта-то затянулась от души.
— Дик, прекрати. Уберите от него бутылку.
— …
— «Глубоко и чистосердечно раскаялся» — это хорошо.
— …
— Буш не особенно каялся за пристрастие к кокаину.
— …
— Он ведь не подвергал опасности окружающих.
— …
— Ну почему же, подвергал.
— Ты имеешь в виду аналог пассивного курения? Мне кажется, пассивного вдыхания кокаина не существует.
— Если торчок не расчихается.
— То есть вреда для окружающих нет?
— За исключением того, что им приходится выслушивать наркотический бред.
— На самом деле…
— Да?
— Если правду говорят, что Буш в свое время был алкашом и нариком, тогда понятно, за счет чего он пробился в президенты.
— За счет умственной отсталости?
— Нет, за счет упертости завязавшего наркомана.
— Ты сегодня прямо штампуешь афоризмы.
— Мое ремесло.
— Упертость завязавшего наркомана. Прости нас, Багдад.
— Значит, мы решили, что не все табачные изделия одинаково вредны?
— Сигары меня успокаивали.
— А меня от сигарет иногда так вставляло — до дрожи в коленках.
— Да уж, помню.
