Боль изгрызла мне все внутренности, но я почти не обращаю на нее внимания, мне хочется выть от другого — от этих звуков за стеной. Я не окочурюсь, пока не узнаю. Делаю глубокий вздох, глотаю морской воздух и дотягиваюсь до львиного крыла. По крайней мере хоть это-то я сделал перед тем, как отдать Богу душу.
Надо же!.. Так я и знал… Она там — моя любимая… С бокалом в руке… Она ждет… Это она меня ждет… Когда я навеки закрою глаза, она тотчас об этом узнает… Почувствует… Но я не закрою глаза, пока не раскрою секрет… Я провожу пальцами по трещине балкона. Трещина бежит по всей его длине. Я не имею права закрыть глаза. Сначала я должен увидеть. Но тут мне на память приходят другие образы.
Вечер, когда она объявила мне, что беременна. Для этого она избрала особый тон, запинки, слезы радости. И я плакал вместе с ней, как последний дурак. Мы провели бессонную ночь, выбирая имя ребенку, ведя себя так, будто этот гостиничный номер в «Лидо» был детской. И только на рассвете я вдруг вспомнил, что ей недавно обещали роль бизнесвумен, которая колеблется между карьерой и беременностью. Признаюсь, это был для меня тяжкий удар. Но я отомстил год спустя, когда сыграл роль врача-онколога в итальянском телефильме. Потрясающе сыграл. Просто обалденно. Вжившись в образ изнутри, как истинный выпускник Actor's Studio.[3] Мужественно сдерживая скорбь, я объявил ей, что она больна раком. С метастазами. И разуверил в этом только через два дня.
Дневной свет меркнет. Недавно, когда я думал, что дошел до предела страданий, я еще не знал, что такое настоящая боль. Мне хочется вывернуться наизнанку, выблевать сердце и кишки. Мои пальцы ощупывают трещину балкона. А она там, внизу… Как ни в чем не бывало… Стоит ей поднять глаза, и она увидит меня, вцепившегося в карниз. Наверное, даже Ромео не мучился так, как я.
Ромео… Я почти получил его, моего Ромео… Несколько месяцев назад один молодой режиссер решил поставить спектакль с нами обоими, в ролях современных стареющих Ромео и Джульетты. Она было отказалась, но мне удалось уговорить ее. «Ты никогда не сможешь умереть как Ромео, — говорила она, — отравление невозможно сымпровизировать». Она оказалась права. Сегодня я это понял.
Женщина, которую я люблю… Она сидит там, внизу, мне видны ее черные волосы, кончик носа. Она ждет.
А дробные звуки все не смолкают. Я пугаюсь: вдруг это стучит мое собственное сердце, и стук отдается в барабанных перепонках? Туман перед глазами сгущается. И вдруг я различил легкий скрип: балкон чуточку осел, когда я ступил на него. Я всем телом налег на балюстраду и понял, что трещина реагирует.
Тут-то мне и пришла в голову эта мысль.
Если постараться… может, в этом году меня наконец постигнет удача. И я увижу, как этот гнилой балкон рухнет вниз. Мы все-таки получим ее — нашу сцену на балконе. И плевать мне на то, что Верона превратилась в Венецию, а Венеция в Ла-Рошель. Все равно мы оба — актеры, она и я. Отныне я знаю, как умирал Ромео. Да, но она?.. Смерть под обвалившимся балконом: чистая импровизация… А ведь как мало для этого надо. Я пытаюсь двигаться, бить кулаками по искрошенному камню, пинать его, но силы оставляют меня. Балкон ждет решительного удара, чтобы рухнуть. Мне такое не удастся. Слезы закипают у меня на глазах. Балкон сопротивляется, и, значит, мне суждено сдохнуть здесь, наверху, прямо над ней. Что ж, тем хуже. У меня осталось сил ровно настолько, чтобы наклониться последний раз, заглянуть в соседний номер и выяснить, что это там вот уже несколько часов не дает мне покоя.
Маленькая девочка.
С косичками. Одна. Она сдвинула всю мебель к стене, чтобы освободить середину комнаты, и на этом пустом пространстве прыгает через веревочку. Веревка с щелканьем бьется об пол, а ноги девочки стучат по паркету с шумом, от которого вибрируют стены.
Я долго глядел на нее. Какое чудо! Казалось, ее саму зачаровал этот мерный ритм прыжков. Мне даже легче стало от ее вида. От того, что я наконец знаю.
Заметив меня, она остановилась. Но не испугалась. Подошла ближе. Мне очень хотелось поболтать с ней подольше, расспросить о том о сем, похвалить за ловкость — дети ведь, кажется, любят похвалы. Но я чувствовал, что яд не оставит мне на это времени. Я только пригласил ее перейти ко мне, чтобы я мог полюбоваться, как она прыгает через свою веревочку — как можно ближе к балкону, как можно громче, так, чтобы дом развалился.
Пока она отодвигала к стене стол в нашей комнате, я тихонько уселся на балконе. Попросил ее подойти к порогу балконной двери, к трещине, и приободрил: «Ну давай, малышка, прыгай быстрее, как можно быстрее».
Мне казалось, что мое тело уже не способно ничего ощутить, но все-таки я закрыл глаза, чтобы полнее насладиться звуками ударов об пол, которые вызвали дрожь у нас обоих, у балкона и у меня.
Сойдя с поезда, я прочел на плакате: XXXIX ЯРМАРКА КРИМИНАЛА в Сен-Назере. Тридцать девять лет назад я еще и на свет-то не родился. И, похоже, мир тогда был совсем другой. Местные ветераны рассказывают, что прежние ярмарки и теперешние — небо и земля.
Отложив на потом два-три дельца, которые меня тут ждали, я решил соблюсти ритуал и прошелся по стендам, разглядывая их в поисках сюрпризов и новинок.
В этом году они разместили Наемных убийц в шикарном свежеотделанном павильоне. Около пятидесяти стендов, выстроенных в ряд, предлагали услуги этой бравой корпорации по тщательно разработанному прейскуранту. Похоже, сюда съехались все наши профи: я заприметил пять-шесть знакомых лиц среди важняков. Вокруг теснились зеваки, глазея на звезд, которые, рассевшись в креслах, потягивали бухло. Я приценился к тому-сему, просто так, из чистого любопытства. Ну и ну: полтора десятка косых, не меньше, чтобы замочить какую-нибудь мелочь пузатую, а при серьезном заказе, на важную шишку, цены вообще зашкаливают! В наши дни VIР может обойтись в полсотни тонн, включая побочные расходы. Профи помельче напоминают шестерок из какого-нибудь фильма Лотнера; они только начинают свою карьеру и сбивают цены, лишь бы оправдать аренду стендов. Кушать-то всем хочется.
Я прошел в павильон Алиби, повидать кое-кого из дружков. За пять кусков здесь можно подобрать себе вполне сносное ложное свидетельство, но и в этой области конкурентов хоть отбавляй. С одной стороны, солидные фирмы, ювелирная работа, клиента «ведут» с первой же минуты совершённого преступления до первого дня следствия. И плюс к тому с гарантийным постобслуживанием в случае суда присяжных. Но тут же, рядом, толкутся свидетели, что называется, «с улицы» — эти под присягой заявят, что провели вечер с кем угодно, а расколются на первом же допросе. Господи, какое убожество!
Затем я прогулялся по аллее Интеллектуалов. Детальная разработка планов в любом жанре: налеты на банки, ограбления почтовых поездов, хищение документов. Тут вам организуют налет «под ключ», отлаженный по секундам, с чертежами и любым обслуживающим персоналом — водителями, грузчиками, осведомителями и так далее. Из соображений престижа они пригласили Рональда Биггса, гениального грабителя почтового поезда Глазго—Лондон. Правда, на пресс-конференции он высказывался довольно скупо. Приятно было видеть его в такой отличной форме.
Потом я перекусил в аллее Скупщиков краденого. Укрывательство любой добычи. От Ван Гога до авторадиол. Публика толпилась вокруг ювелира, который выставил на аукцион жемчужное колье, принадлежавшее, по его словам, Глории Свенсон.[4] Пройдя несколько шагов, я наткнулся на моего дружка Джереми, последнего европейского Леонардо. Его фальшивая пятидесятитысячная купюра навсегда останется в анналах истории, но фортуна отвернулась от него из-за «Паскаля»,[5] который не успел как следует просохнуть. Он посетовал на текстуру современной бумаги и признался, что в случае с «Паскалем» его время поджимало. Фальшивое бабло больше никого не интересует, пожаловался он. И теперь, чтобы не терять квалификацию, ему приходится рисовать удостоверения личности и кредитки. Грустно было слушать его. Какой талант пропадает…
Арсенал я прошел почти бегом — не люблю тамошний народец. Но все же не устоял перед языкастым коробейником, который демонстрировал маленькую такую игрушечку с бритвенными лезвиями — она их метала на добрый десяток метров. «Дамы и господа! Покупайте бритвометатели, гарантия и инструкция по использованию прилагаются, плюс подарок — не одна и не две, а целых три коробочки дополнительных зарядов, и все за сто кусков! Спешите, спешите, не упускайте свой шанс!»
В книжном отсеке я соблазнился и купил «Учебник шантажиста» с автографом автора. Мне подумалось, что это должно быть занятное чтение.
Встречу с «белыми воротничками» — продажными адвокатами и «черными» бухгалтерами — я отложил на завтра. Подскочил к себе в отель, принял душ и надел смокинг для торжественной вечерней тусовки и вручения золотых «Дерринджеров». Ибо в этом году я впервые выступал фаворитом в своей категории.
