— Пожалста. Я привычный.
— Отлично. Значит, два кофе.
Вожак подозвал официанта.
— Два кофе, — сказал он, затем, обращаясь к Уильяму с Тараном, спросил: — Может, ещё пива?
— Для меня, пожалста, — ответил Таран. — Я привычный, но за моего друга, — тут он повернулся к Уильяму, — за моего друга… я не могу говорить.
Уильям сказал:
— Пожалста, я привычный. — При этом никто из них не улыбнулся.
— Отлично. Официант, два кофе и три пива.
Когда официант принёс заказ, Вожак сразу же расплатился.
Затем он поднял стакан и, повернувшись к египтянам, сказал:
— Ваше здоровье.
— Ваше здоровье, — повторил Таран.
— Ваше здоровье, — произнёс Уильям.
Похоже, что египтяне поняли, так как они подняли свои кофейные чашечки.
— Пожалста, — сказал один.
— Благодарю, — добавил второй, после чего они выпили кофе.
Вожак поставил стакан на стол.
— Для нас большая честь находиться в вашей стране, — сказал он.
— Вы здесь любите?
— Да, это прекрасная страна.
Музыка заиграла вновь, и две толстухи в обтянутых серебряных трико повторили программу на бис. Бис и был коронным номером вечера поразительная, невиданная демонстрация контроля над собственными мышцами. И хотя девушка, вертящая задом, продолжала усердно работать, её полностью затмила соперница, которая теперь, как крепкий дуб, стояла посреди сцены, подняв руки над головой. Она вращала левой грудью по часовой стрелке, а правой — против часовой. Одновременно она вращала задом — и всё это строго под музыку. Постепенно музыка становилась всё быстрее, и, по мере того как возрастала скорость, убыстрялся темп вращения. Часть египтян так заворожило это вращение женской груди против часовой стрелки, что они начали повторять, сами того не замечая, движение девушки руками. Растопырив пальцы, они описывали круги в воздухе. При этом все притоптывали в такт музыке и вскрикивали от восторга, а женщина на сцене продолжала улыбаться механической нахальной улыбкой.
Потом всё кончилось, постепенно стихли аплодисменты.
— Потрясающе, — сказал Вожак.
— Вы любили это?
— Это было просто поразительно.
— Эти девушки совсем особые девушки, — сказал владелец золотого зуба.
Уильяму явно надоело ждать, и он в нетерпении подался вперёд.
— Я хочу задать вам вопрос, — сказал он.
— Пожалста, — ответил Золотой Зуб. — Пожалста.
— Ну хорошо. Тогда скажите, какие женщины вам нравятся — такие вот тонкие? Или вот такие толстые? — И он нарисовал в воздухе две женские фигуры.
Золотой Зуб просиял и широко осклабился.
— Для меня, — сказал он, — толстые. Я люблю, чтобы были как эта. Пухлыми руками он начертил в воздухе большой круг.
— А ваш друг? — осведомился Уильям.
— За мой друг я не могу говорить.
— Пожалста, — сказал друг. — Вот такая. — Любезно улыбнувшись, он тоже начертил круг.
— Но всё-таки почему вам так нравятся толстые? — спросил Таран.
Золотой Зуб на мгновение задумался.
— А вы любите, чтобы были тонкие? — задал он встречный вопрос.
— Пожалста, — сказал Таран. — Я люблю, чтобы были тонкие.
— А почему вы любите, чтобы были тонкие? Почему? Скажите.
Таран почесал ладонью затылок.
— Уильям, почему мы любим, чтобы были тонкие? — спросил он.
— Для меня — тонкие. Я привычный.
— Я тоже привычный. Но почему?
Уильям задумался.
— Не знаю, почему нам нравится, чтобы были худые.
— Вот видите, и вы не знаете, — обрадовался Золотой Зуб. Он наклонился к Уильяму и с торжеством в голосе сказал: — И я не знаю. Я тоже не знаю.
Уильям явно не был удовлетворён.
— Вожак говорит, все богатые люди в Египте всегда толстые, а бедные худые.
— Нет, — отозвался Золотой Зуб. — Нет, нет, нет. Смотрите, вон там девушки — очень толстые, очень бедные. Смотрите на королеву Египта, Фарида — очень худая, очень богатая. Это совсем неправильно.
— Да, против этого не поспоришь. Ну а как было в давние времена?
— А что такое «давние времена»?
— Ладно, оставим это.
Египтяне допили кофе, издав звук, напоминающий всхлип, с которым уходит последняя вода из ванны.
Затем они встали, собравшись уходить.
— Уже уходите? — спросил Вожак.
— Пожалста, — ответил Золотой Зуб.
— Спасибо вам, — сказал Уильям.
Таран сказал «пожалста», и второй египтянин тоже сказал «пожалста», а Вожак ещё раз поблагодарил гостей. Все пожали друг другу руки, после чего египтяне удалились.
— Недоумки, — сказал Уильям.
— Вот уж точно недоумки, — согласился Таран.
Оставшись втроём, они долго сидели в лёгком блаженном охмелении и пили до полуночи, пока к ним не подошёл официант сообщить, что заведение закрывается и напитков больше не будет. Они и теперь не были по-настоящему пьяны, благодаря тому что пили медленно. Во всяком случае, чувствовали они себя вполне бодро.
— Он говорит, нам пора уходить.
— Это прекрасно. Но куда мы теперь двинемся? Вожак, куда мы теперь направим стопы?
— Не знаю. А куда бы вам хотелось?
— Пойдём в какое-нибудь место вроде этого, — сказал Уильям. — Тут отличное местечко.
Наступила пауза. Таран усиленно тёр затылок.
— Вожак, — сказал он медленно, — я знаю, куда мне хочется пойти. Мне хочется пойти к мадам Розетт и освободить всех девушек.
— Кто такая мадам Розетт? — спросил Уильям.
— Великая женщина, — ответил Вожак.
— Грязная старая шлюха, — сказал Таран.
— Вшивая старая сука, — добавил Вожак.
— Отлично. Но всё-таки кто она?
Они ему рассказали про мадам Розетт, про телефонные переговоры с ней и про полковника Хиггинса. Выслушав всё, Уильям тут же заявил:
— Вставайте, пошли! Идём выручать девушек.
Они дружно поднялись и направились к двери. Очутившись на улице, они вспомнили, что находятся в довольно отдалённой части города.
— Придётся немного прогуляться пешком, — сказал Вожак. — Извозчиков здесь нет.
Ночь была звёздная, безлунная. Узкая улочка с затемнёнными окнами тоже пропахла знакомым каирским запахом. Они шли в полной тишине, иногда в тени домов маячили какие-то мужчины — по одному или по двое они стояли прислонившись к стене и курили.
— Какие-нибудь недоумки, — сказал Уильям.
— Поганый народ, хуже нет, — откликнулся Таран.
Так и шагали они в ряд, три бравых лётчика — коренастый рыжий Вожак, темноволосый высокий Таран и вровень с ним юный Уильям, с обнажённой головой, так как где-то забыл шапку. Они наугад шагали к центру города, где надеялись найти извозчика, который отвёз бы их к Розетт.
— Представляешь, как рады будут девушки, когда мы их освободим, сказал Таран.
— Иисусе, вот это будет номер!
— Неужели она их держит взаперти? — спросил Уильям.
— Вряд ли. Во всяком случае, не в буквальном смысле. И если мы вызволим их прямо сейчас, сегодня вечером им уже не придётся работать. Дело в том, что почти все девушки в этом заведении — обычные продавщицы из магазинов и днём служат. Каждая из них совершила какую-то ошибку, раз оступилась, притом не исключено, что сама Розетт всё подстроила или же о чём-то пронюхала и тут же наложила на девушку лапу. Она заставляет их приходить по вечерам, и они, конечно, ненавидят её, но не зависят от неё в денежном отношении. Думаю, они с удовольствием выцарапали бы ей глаза, будь у них шанс.
— Мы дадим им этот шанс, — сказал Таран.
Они перешли на другую сторону улицы.
— Вожак, сколько ты считаешь там всего девушек? — спросил Уильям.
— Не знаю точно. Может, даже тридцать.
— Здорово. Вот это будет да!
— А она и вправду плохо с ними обращается?
— В тридцать третьей эскадрилье мне сказали, что она почти ничего им не платит, что-то около двадцати акеров за ночь. А с клиентов берёт по сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт за одну ночь приблизительно от пятисот до тысячи акеров.
— Боже милостивый! — воскликнул Уильям. — Она, должно быть, просто миллионерша. Тысяча пиастров за ночь, а девушек — тридцать.
— Она и есть миллионерша. Кто-то подсчитал, что только этот бизнес, не говоря уж об остальных её доходах, приносит ей примерно тысячу пятьсот фунтов в неделю. А это… дай подумать… это от пяти до шести тысяч в месяц, то есть шестьдесят тысяч фунтов годовых.
Таран оторвался от своих сомнамбулических грёз.
— Боже праведный, — сказал он. — Святой Иисусе! Ну и грязная старая шлюха.
— Вшивая старая сука, — сказал Уильям.
Теперь они вышли в более цивилизованную часть города, но извозчиков по-прежнему не было.
Вожак спросил:
— Вы слышали, что произошло в «Доме Марии» в Александрии?
— Что это за дом? — спросил Уильям.
— Бордель в Александрии. Мария — это Розетт из Алекса[3].
