Он машинально наклонился и посмотрел вверх, но тут же вновь уставился на дорогу. Вспарывал взглядом набегающую трассу и затвердевал от подбородка до кончиков ушей. ВКЛЮЧИЛ приемник, но Наташа тут же выключила. Не жалея маникюра, выдрала панель магнитолы и забросила ее на заднее сиденье. Она решила вывести его из себя.
Приближался поворот на Литвиновку – если, конечно, он правильно рассчитал. Впереди за редкой лесопосадкой чернела дуга асфальта, ответвляющаяся от трассы. Похоже, рассчитал правильно. Куда еще можно сворачивать здесь, посреди этих высохших перелесков и полей бурьяна? Только в Литвиновку. Он взял ближе к обочине, щебенка защелкала по днищу. Андрей поморщился. За поваленным указателем и нарой обгоревших бочек он свернул на разбитую дорогу. Бурьян оказался огромным полем высохшего на корню подсолнечника. Поникшие растения были похожи на сгорбленных старух. Гектары, полк сгорбленных старух.
На холме показался «пазик». Вокруг него дрожали яркие блики. Подъехав ближе, Андрей узнал тот самый, рабочий, «пазик», который с оркестром отправили в Литвиновку еще ночью. Музыканты стояли возле автобуса и играли. Водитель, высунувшись по пояс из окна, вертел головой, высматривая приближающиеся машины. Поломались, догадался Андрей. Узнав «ауди», водитель открыл дверь и радостно спрыгнул на дорогу. Крикнул что-то музыкантам и пошел навстречу.
Наташа тоже узнала автобус. Вопросительно повернулась к Андрею. Он передернул плечами: не до них! Обогнул стоящих на проезжей части и, не притормаживая, поехал дальше. Промелькнули удивленно разведенные руки водителя и черный силуэт опечаленного ангела, крылом обнявшего борт автобуса, горел всем своим сложным медным телом тромбон, летели навстречу друг другу тарелки. Мелодию Андрей узнал: «На сопках Манчжурии».
Ничего, сзади наверняка едет кто-нибудь из сотрудничав, подберут.
За подсолнухами простиралась тягучая холодная равнина.
Наташа долго была такой искрящей – и ему было здорово с ней. Да, было здорово. Иногда было здорово просто смотреть на нее. Просто наблюдать. Как она сушит волосы, например. Как опускает между колен мокрые пряди, и лица совершенно не видно, а видно шею, до последнего выпирающего под воротом халата позвонка… руки ее, встряхивая на весу полотенце, перехватывают его поудобнее и принимаются растирать сверху вниз и мять мокрые волосы. Любил смотреть на нее. Как смотрят в небо, на огонь – провалившимся взглядом. На охоте с ночевкой, поздней ночью, перед тем как лечь спать, сидишь у костра, смотришь – и черт его знает, что там, во тьме кромешной, может быть, зверье голодное, может, того хуже – но ты сидишь и смотришь в костер, тьма отсечена – и тебе спокойно. Никогда раньше не замечал, что любит смотреть на женщин. Бывали очень красивые. Бывали такие, которые заводили одним поворотом головы, одной какой-нибудь беглой ужимочкой. Все рано или поздно начинали требовать, чтобы он смотрел на них. «Ты на меня совсем не смотришь». На Наташу он мог смотреть подолгу – и было хорошо, тихо. Он никогда не жалел, что женился наобум, спустя полгода после знакомства.
«Москвич 412», сиреневый, кисточкой крашеный, вылез на середину, примеряясь к обгону идущего впереди грузовика. Андрей заколотил рукой по сигналу, потом принялся газовать, визгливо притормаживая возле самого бампера «москвича».
Езжай, езжай, езжай!
Испуганный водитель, что-то громко крича и сильно ерзая на сиденье, юркнул вправо. Андрей утопил педаль газа, идя на двойной обгон. Наташа успела показать водителю «москвича» язык.
– Я показала ему язык.
Вдруг подумалось: Мих Мих специально взял его к себе – из-за Наташи. Пот прошиб его, лопатки тут же похолодели на сквозняке. Он поднял стекло. Если бы он застукал ее с живым Мих Михом… это изменило бы что-нибудь? Смог бы он убить кого-нибудь из них? Мих Мих наверняка смог бы. Вот! Вот что жалило нестерпимо: Андрей не был уверен в себе, но в Полунине был уверен на все сто. Полунин смог бы.
– Сука, – выплюнул он, – сука! Равнодушно, с ленцой:
– Ты уже говорил.
Про Мих Миха разные гуляли слухи. Поговаривали, что в тот вечер, когда он в преферанс выиграл у Ардашева Северное кладбище, Ардашев попытался перевести все в шутку, стал прощаться, уже шагнул к двери, но Мих Мих опустил руку в карман пиджака и сидел так в разразившейся тишине, глядя на него немигающим взглядом. Эдик Ардашев дрогнул, вернулся за стол – и через две минуты сделка была закреплена письменно на блокнотном листке. А ствола, как гласила легенда, в кармане у Мих Миха не было. Но Эдик этого не знал. Глядя в маленькие глазки Полунина, он почувствовал, что тот сможет – и этого оказалось достаточно.
Молчи, лучше молчи. Не знаю – что дальше. Пока – молчи. Попробуй считать, что ли: раз, два, три… глупо.
Андрей нашел пачку сигарет, потянул сигарету из пачки, и Наташа вдруг нарочито услужливо выхватила, чиркнула зажигалкой. Он прикурил.
– Шлюха, – для самого себя неожиданно выдохнул он вместе с дымом, – шлюха.
– Да? А я, дура, все эти годы с тобой за бесплатно…
– Заткнись!
– Как скажешь, милый.
Дорога. Как обычно, проходящая через глаз летучим пунктиром. Незапоминающиеся километры, отмеченные разве что полустертой разметкой. Скоротечная монотонность, в которую улетели мысли, развеянные теперь по безликому пространству, и – рядок неподвижных, укутанных в платки бабок с пурпурными щеками. Продают что-то из корзин и ведер. За ними уходит куда-то в поля совсем уже убогая проселочная дорога. На проезжающую мимо машину – быть может, первую машину за последние час-два – не взглянули. Пропали, мелькнули напоследок в зеркале и пропали окончательно. Неужели умудряются продать что-то здесь, на дороге, ведущей в Литвиновку? Почему не выходят на трассу? Отсюда он, Мих Мих Полунин, из этих пропащих мест, в которые люди забрались непонятно зачем. Заблудились, что ли? А потом лень было выбираться. Застряли – и теперь не знают, куда деваться, род за родом вспоминают, каким дурным ветром их сюда закинуло. Не вспомнив, пьют и стареют. Сидят с нехитрой снедью на перекрестке плохой и совершенно плохой дорог, наблюдают, как небо меняет цвет. Быть может, изредка умудряются продать что-нибудь проезжающим мимо людям, заскочившим в их Тмутаракань по какой-нибудь очень-очень веской причине. Кто-то из тмутараканцев нет-нет да и вырвется, пустится во все тяжкие завоевывать города, что пошумней да поярче. Мих Мих на родине, наверное, герой. Приедут, а там бюст его перед бывшим сельсоветом.
Не могла же Наташа клюнуть на все эти байки про Мишку-завоевателя, про Искандера из Литвиновки. Не могла.
– И я покурю.
Она вытащила сигарету, прикурила. На лице ее появилось выражение сосредоточенности – как бывало всегда, когда в руках ее оказывалась зажженная сигарета. Никогда она не закурит по-настоящему. Но зачем-то пробует. Наблюдая искоса, как Наташа отводит руку, прячет зажигалку толчком ногтей обратно в «бардачок»; поддев большим пальцем, захлопывает дверку «бардачка», он подумал – как просто… какими простыми движениями… она разрушает его.
В «бардачке» под газетой лежит «ИЖ-71». Всегда берет его с собой, когда ездит в командировку с наличными. Одна из последних идей Мих Миха: зарегистрировать службу безопасности и получить разрешение на оружие. «Много появилось завистников. О вас же забочусь». Но в этот раз получилось нелепо: деньги и удостоверение Андрей оставил дома, а отвезти пистолет в контору забыл. Наташа могла увидеть, что пистолет в «бардачке», думал он. Не потому ли и лазит туда постоянно? Дразнит…
Докурив до половины, она выбросила сигарету в окно, опустила спинку сидения вниз до отказа и полезла назад.
– Прилягу.
– Куда зажигалку дела?
– В «бардачке», посмотри.
Вдруг удивленно:
– Что это? – она держала Библию.
Последнее время Андрей возил в машине Библию.
Увесистую, в кожаном переплете. Библия попала к нему случайно. Однажды в январе по всему Северному приходу бушевала эпидемия жестокой ОРВИ, а была назначена очень ответственная панихида, отпевали главврача ЦГБ. Церковную команду пришлось собирать по всему городу. За батюшкой ездил на окраину Загорска, в городе, как назло, все оказались заняты. Наверное, батюшка Семен из Загорска и забыл книгу. То ли забыл, то ли намеренно оставил. Презентовал. В любом случае, никто за ней не обратился, Андрей оставил ее в машине. Библия на заднем сиденье автомобиля выглядела солидно.
– Что значит – давно в твоей машине не сидела. А ты знал, что Полунин ее вдоль и поперек перечитал? – И, переглянувшись с его хмурым взглядом в зеркале дальнего вида. – Да-да. В самом деле. Он говорил, там про то, как нужно быть смелым. Так и говорил.
Наташа замолчала, отрешенно глядя в окно. Потом легла, пристроила голову на ручку задней двери.
– Почитаю. Соответствует моменту, – раскрыла наугад, стала читать. – «Ибо, где будет труп, там соберутся и орлы. И вдруг, после скоби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света…» – прервалась на полуслове и громко захлопнула книгу.
