«В меня ведь стреляет!» — моментально сообразила бабка. И вспомнила тот давнишний случай шестьдесят пять лет назад, когда полицай, предатель и фашистский прислужник, стрелял в неё, маленькую девочку, которая прятала козу здесь, на лугу, в травяных зарослях. Старуха вспомнила и рожу того фашиста, и всё то страшное событие; и ей показалось, что именно он, тот чернявый полицай, может быть, доживший до нынешнего времени, снова стреляет в неё, пытаясь исправить свой давнишний промах…
И только сейчас бабка испытала страх по-настоящему. Она, став на несколько мгновений снова маленькой девочкой Ганей, испугалась, потому что тогда испугаться просто не успела. А сейчас страх догнал её через шесть десятков лет, из другого времени, из иной эпохи. Этот испуг прятался где-то здесь — в окрестных лесах, в речной пойме, в луговых зарослях — и терпеливо дожидался момента, чтобы коварно прилететь с выстрелом и догнать её.
Старуха прытко вскочила на ноги, подхватила свой посох из орешины, крикнула козе:
— Беги, Анисья! — и сама бросилась бежать.
Она бежала, как и тогда, спасаясь от выстрелов полицая; только сейчас ноги уже были не такие резвые. Она снова петляла, как и в тот раз, — влево-вправо, вперёд, пригнувшись. Тогда она была маленькая, и трава была выше её роста, и ей легко было прятаться. А сейчас, несмотря на то, что и ростом она стала ниже от старости, всё равно трава была ей всего лишь по плечи и не могла скрыть целиком.
Раздался второй выстрел — громкий, страшный. Пуля чиркнула по траве совсем рядом.
— Папа, мама, помогите мне! — крикнула на бегу бабка Ганя.
Она свято верила, что души её погибшего отца и давно уже умершей матери находятся где-то рядом и не оставят её в беде. В трудные моменты своей жизни Ганна призывала на помощь не Бога, в которого верила, но никогда не видела и не знала близко, а своих родителей, которых знала, любила и всегда чувствовала их поддержку даже оттуда, из потустороннего мира. И помощь всегда приходила.
Третий выстрел прозвучал немного тише. Но на этот раз пуля прошла чуть выше головы. Бабка Ганя ощутила — скорей интуитивно — её секундное дуновение над темечком.
Старуха бежала изо всех своих сил, и расстояние от стрелка и до неё понемногу увеличивалось.
«Как в тот раз стреляет, — подумалось бабке, — и пули так же пролетают!»
Бежать было всё тяжелее и тяжелее. Уже часто и сильно колотилось сердце, чаще подгибались слабеющие ноги, перехватывало дыхание. Но страх, что полицай достанет её очередным выстрелом, толкал её вперёд и вперёд. Баба Ганя уже не петляла, она бежала по прямой и думала только о том, что фашист промахнётся и не попадёт в неё.
Ещё она думала о козе.
— Люська, где ты? — прошептала она, путая имена, вспоминая, что Люська — это была коза военного времени, а сейчас у неё — Анисья.
От Люськи до Анисьи сменилось более десятка поколений коз, и Анисья была уже дальним потомком той козы по кличке Люся.
Да какая разница! Коза должна уцелеть! Она не погибла во время войны от рук тех фашистов, не погибнет и сейчас от рук фашистов нынешних.
Четвёртый выстрел был ещё тише, и пуля прошла уже далеко. Но баба Ганя продолжала бежать. Она долго не могла остановиться и бежала скорее по инерции. Страх улетучился, и она вдруг поняла, что к ней пришла помощь от отца и матери, что они снова помогли ей.
Пятый выстрел её уже совсем не испугал, бабка Ганя твёрдо уверилась, что стрелок не попадёт в неё. Она замедлила бег и перешла на быстрый шаг. Она удалилась от опасного места уже на полкилометра, и, хотя дальность стрельбы была ещё достаточной для прицельной стрельбы, попасть в неё стало не так-то просто. Старуха продолжала быстро семенить, направляясь к центру луга, туда, где протекала речка. Там можно было укрыться в зарослях ивняка.
«Как в тот раз!» — снова подумала бабка. Ей казалось, что та история повторялась точь-в-точь. Только теперь пряталась на лугу не маленькая быстроногая девочка Ганька, а уже старая и сухонькая бабка Ганя.
Прозвучал шестой выстрел, но как-то неуверенно.
«Не попадёшь, гад!» — уже самодовольно подумала старуха.
Она не останавливалась и всё шла и шла к речке, к густым кустарникам, росшим по её берегам. Понемногу успокаивалось сердце, и дыхание приходило в норму. Всё-таки ещё достаточно крепкое здоровье сохранила баба Ганя.
«Только бы коза уцелела!» — думалось Ганне Панкратовне, о себе она совсем не беспокоилась.
Седьмой выстрел раздался уже издалека, и было понятно, что стреляет фашист скорей от досады.
Вот и река, и заросли.
Раздался ещё один выстрел. Мимо.
Наконец бабка Ганя остановилась и обернулась назад.
Стрелок был уже достаточно далеко, метров за восемьсот. Старуха приложила ладонь ко лбу и стала вглядываться в маленькую далёкую фигурку стрелявшего в неё негодяя. Тот стоял на взгорке возле своей чёрной машины, которая стала похожа на большую собаку, изготовившуюся укусить хозяина.
«Снайпер!» — баба Ганя ухмыльнулась и, повернувшись, нырнула в густой кустарник. Она знала, что здесь её уже никто не отыщет.
Человек на склоне пострелял ещё немного, уселся в машину и убрался восвояси.
10
Через пару часов, когда солнце уже склонилось к закату, баба Ганя вышла из своего укрытия и пошла назад — туда, откуда убежала совсем недавно. Она шла искать козу.
— Анисья!
В ответ молчок.
— Анисья!
Пройдя метров триста, бабка увидала колыхающуюся траву, и из луговых зарослей выбежала ей навстречу коза. Она как ни в чём не бывало, весело и с некоторой укоризной, поглядела на бабку Ганю, и в её серо-зелёных глазах отразилась большая привязанность к своей хозяйке и благодарность за всё.
— Пойдём домой, Анисьюшка! — старуха ласково поманила козу, и та послушно зашагала следом.
Бабка шла, не торопилась, разговаривала то ли сама с собой, то ли с козой:
— Ничего, Анисья. Уцелели. И в тот раз не пропали. И в этот раз живы остались. Ничего нам не будет. А луг-то этот наш. Он всегда был нашим. Нашим и останется. Все эти аспиды, фашисты проклятые, приходят и уходят, а мы, Анисьюшка, здесь всегда с тобой будем. Потому что луг этот дан людям, чтобы на нём коз пасти. А для чего ещё? Не-е-е! Не будут эти чужаки здесь хозяевами. Приходили уже тут однажды такие же шустрые, да потом исчезли незнамо куда… Наша правда!. Наша земля!. Наш луг!
Бабка Ганя семенила, опираясь на свой посох, за ней бежала её коза. Они шли по лугу. По своему лугу. Они были вечными: луг, коза и старуха.
Р. S.
Через три месяца Сергей Александрович Гапук был застрелен снайпером возле своего автомобиля.
Петьку Коптелова, землепродавца, посадили за вымогательство взятки на три года с конфискацией.
Сделку по выводу луга из сельхозугодий и продаже частному лицу признали незаконной и аннулировали. Луг снова оказался ничей. Точнее — он остался лугом бабы Гани и её козы Анисьи.
