Досадное недоразумение прервало его бурную деятельность. Сбой случился не по его вине. Стыдно сказать – воспаление легких. За всю свою жизнь Опанас Охримович никогда ничем не болел, да и некогда ему было болеть. Двустороннее воспаление легких усугубилось аппендицитом. Врачам пришлось повозиться, прежде чем Опанас Охримович стал на ноги. Только через два месяца он смог приступить к своим обязанностям. Приехав в школу, остолбенел. На него смотрел остов здания. Без крыши. Без оконных рам. Не было даже деревянных балок перекрытия. Не было ничего, всё сперли. Он зашел вовнутрь. По бывшей школе носились воробьи. А вверху, там, где была крыша, куда-то плыли облака.
Опанас заплакал: «Как же так можно? Меня не было только два месяца! Не люди, а сволочи какие-то». Тихо причитая, он пошел прочь и только возле машины обернулся. Его приветствовали бетонные пионеры – мальчик и девочка. Лица у них были отстраненно восхищенные. Мальчик собирался дунуть в бетонный горн. Девочка застыла в пионерском салюте. На их груди бугрились бетонные галстуки.
Опанас вспомнил, как год назад местный хулиган, испытывая рогатку, отбил мальчику нос. Хозяйственный Опанас произвел реставрацию лица. Правда, не имея скульптурного опыта, он замешал бетона несколько больше, чем требовала операция. Нос получился на славу. Но он очень изменил образ юного горниста. Теперь на пионерской тушке сидела голова пожилого еврея с носом муравьеда. «Заберу хоть их», – всхлипнул Опанас, хлопнул дверью машины и укатил. Ночью он прибыл с кумом и сыном к бывшей школе. Они выкорчевали пионеров, которые потом несколько лет салютовали ему при входе на дачу. Позже он нашел им другое место, но этому предшествовала его поездка в Ивано-Франковск, к институтскому товарищу.
– Понимаешь, людей перестал любить, всю душу они мне изгадили, – после второй бутылки жаловался другу Опанас.
– Душу мы тебе подлечим, – обнадежил его друг Тарас. Завтра начинаем.
Утром они пошли на базар за мясом и за лекарством для души.
Опанас, не успевший за ночь полностью протрезветь, с трудом вникал в премудрости местного диалекта.
– Кіко? – указывая на ошеек, спрашивал Тарас.
– Двіста, – отвечала хозяйка.
Тарас крутил кусок, внимательно его рассматривая.
– Как звали кабана? – получив покупку, спросил торговку Опанас, настроенный элегически.
– Панасом, – не удивилась женщина.
– Ты хочешь лечить меня шашлыком из Панаса? – загрустил Опанас.
– Мой друг, не нужно копать так глубоко, – философски заметил Тарас.
«Ненормальные какие-то», – пересчитывая деньги, подумала женщина.
Позже, потушив тлеющие угли, они сидели с водкой в Яремче на горе, с видом на другую гору. В конце сентября южные склоны еще зеленели. А северные – уже желтели, оранжевели и краснели. Красиво, тихо, спокойно.
– Ну, как душа? – спросил Тарас.
– Стало попускать, – обрадовался Опанас. – Красота спасет мир! Только вот водочка заканчивается.
– За это не волнуйся, – успокоил друг Тарас.
Кочуя по Карпатам, они очнулись на балконе номенклатурного дома через два месяца. Под балконом шла демонстрация трудящихся.
Первой ползла гигантская карта Ивано-Франковской области. Ее везли на двух грузовиках. На макете Ивано-Франковщины выделялась Говерла, верхушку которой покрывал ватный снег. Флора, сделанная из мочалок, веток хвои и пенопласта, была ярко раскрашена гуашью. Из флоры выглядывали, поблескивая стеклянными глазами, чучела местной фауны от зяблика до лося. На Говерле возле искусственного медведя стоял настоящий гуцул и дул в трембиту, извлекая из нее звуки, заглушавшие лозунги громкоговорителей.
Замыкавшая колонна просто потрясла Опанаса. После того, как прошли все демонстранты, появился черный прямоугольник, состоявший из ста баянистов, одетых в одинаковые костюмы. Четко отбивая шаг, они играли в маршевом темпе песню «Край, мій рідний край». Опанас так и не понял, что именно его тронуло. То ли количество баянов и их синхронное подпрыгивание, то ли строевой шаг колонны. Перегнувшись через балконные перила и помогая колонне, он заревел: «Черемоша й Прута!» – пробуя перекричать сто музыкальных инструментов. Зрители, стоявшие вдоль движения колонны, задрав головы, отметили его вокальное выступление бурной овацией и смехом.
– Хорошего понемногу, – сказал Тарас, втягивая Опанаса обратно. – Сейчас менты без баянов припрутся.
Домой Опанас Охримович возвращался с исцеленной душой. Вера в человечество вернулась. В поезде ему пришла в голову мысль как использовать скульптуры пионеров. «В гараже поставлю!», – засыпая, решил он. Так Опанас, принял самое главное в жизни решение. Судьбоносное для всех фигурантов нашего повествования.
P. S. к первой части
К этому времени обвалились глиняные, раскрашенные под гранит, столпы, на которых держался социализм. Обрушение произошло в результате нежелания народов СССР ходить хороводом под одну балалайку.
Социализм гигнул и ушел в небытие, оставив после себя атавизм – с десяток вождей, разъезжавших по постсоветскому пространству на черных «Мерседесах», продолжавших морочить голову пенсионерам и благоразумно не напоминавших им о том, что взяли взаймы их молодость, силы и мечты, растратили на ударные стройки, целину, войны, а возвратили старость, болячки и нищету. Но никогда не бывает, чтобы было никак. Как-то всегда есть. И «Бермуды» тому доказательство.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
На «Бермуды» едут шведы
Когда царь Петр победил войско шведов под славным городом Полтавой и превратил влиятельное европейское государство в политического карлика с очень высоким жизненным уровнем, он очень вдохновился – заложил основу империи. Петр, в творческом порыве, приказал народу посбривать на хрен бороды, не носить летом шапок, пить кофе и учиться у иностранных специалистов. Девятый вал умельцев и знатоков, мелькая напудренными париками, хлынул в Россию – проводить мастер-классы. И увяз в бесконечных просторах. Но подданые монарха вяло реагировали на приказы. Московиты любили сёрбать брагу, закусывать тюрей с квасом, бить друг другу морды и с умилением слушать сказки юродивых, романтизировавшие бедность и убогость.
И как не старался самодержец, а после него все Романовы, империя получалась у них какая-то угрюмая и диковатая. «Малые народы» с тревогой следили за огромной «соседкой», страдавшей одновременно манией величия и комплексом неполноценности. За дружбу с ней, кроме всего прочего, приходилось расплачиваться душой, заполняя пантеон российской славы знаменитыми фамилиями: Гоголь, Глинка, Семирадский, Кандинский, Сикорский, Кибальчич, Довженко, Архипенко, Пиддубный…(подобные списки есть у всех народов, входивших в состав Российской империи).
Народы великой России с завистью поглядывали на прагматичный предсказуемый Запад. Такие тенденции очень обижали интеллигенцию. «Не любит нас никто», – плакала одна часть, растирая по лицу слезы. «Причем нигде не любят», – всхлипывая, соглашалась другая часть. – «Это всё из-за народа, из-за его непонятной души». Загадка русской души стала краеугольной проблемой, которую несколько столетий пытались решить религиозные философы, писатели и специалисты по психоанализу. Чтобы острее ощутить проблемы отечества и, наконец, раскрыть волнующую всех тайну своего народа, они разъехались по городам Европы и принялись за работу. Их встречали возле источников Баден-Бадена, в пивных Мюнхена, в кофейнях Вены, в ресторанах Парижа, в отелях Ниццы, в борделях Неаполя, у венерологов Лондона, в финансовых учреждениях Женевы. Из проделанной работы следовал эпохальный вывод:
1. Праматерик Гондвана – это древнее название России.
2. Первые россияне появились в меловом периоде. Они вели нравственный образ жизни, питались мелом и, дружно отбивая атаки динозавров, формировали дух супернации.
3. Россияне значительно лучше других народов, поэтому против них постоянно плетут интриги нации-лузеры.
4. Россия окружена врагами, которые во главе с бандами агрессивных эстонцев только и ждут момента – отхватить себе по куску исконно российских земель. Поэтому Россия всегда должна быть начеку.
5. Россияне – народ-мессия. В свое время они спасут мир.
И пока лучшие умы России бились над разгадкой феномена души русского человека, граждане Европы и Америки, желая сделать проживание на планете более комфортным, изобрели термометр, очки, печатный станок, паровую турбину, бур для нефтяных скважин, автомобиль, лифт, эскалатор, фотодело, телевизор, компьютер и лазерную хирургию. Матушка-Россия в этих процессах не участвовала. И даже самый смелый российский патриот вряд ли наберется мужества отмахнуться от наследия ненавистной Америки и раздражающей своей просвещенностью Европы. Иначе он рискует очутиться в темной избе, где после дегустации щей и медовухи от безысходности возьмет в руки гусли и затянет тоскливую песню про дожди косые и дороги неровные, потому что всё – от унитаза до скотча, от лампочки до холодильника – придумали за границами империи. Копилку мировой материальной культуры Россия успела пополнить лишь лаптями и автоматом Калашникова, и теперь «калаши» – главный аргумент борцов за мир всех мастей, от детишек Сомали до Усамы Бен Ладена.
