Дурак! - кричит г-н Коэн. - Тебе только кажется, что ты счастлив!
А в чём разница? - хитро щурится мужичок. - Я счастлив или мне кажется, что я счастлив, - один хрен с маслом!
А в том…- пытается найти подходящие слова г-н Коэн, - что это у тебя - ненастоящее счастье!
Откуда вы знаете? - запевают офисные девушки. Автобус подпрыгивает на колдобине и резко притормаживает на остановке. У г-на Коэна перехватывает дыхание.
Счастье - это просто хорошее настроение, - вмешивается водитель, принимая у вошедшего пассажира пять пятьдесят.
Простите? - поднимает брови пассажир.
Хорошим настроением отличаются имбецилы, - говорит офисная девушка, та, что справа. - Счастье - это когда я точно знаю, почему мне хорошо!
Ну, мы тоже… могли бы предположить… что знаем…- пытается кокетничать сантехник, но наталкивается на ледяной взгляд и никнет.
Двери закрываются. Водитель оборачивается к г-ну Коэну: Если вы сейчас же не сядете на своё место, я буду весьма несчастлив!
Почему? - искренне удивляется г-н Коэн.
Потому что, - отвечает молчавший до сих пор хиппи, - ему смерть как не хочется отскребать вас от пола - как только автобус тронется с места.
Водитель жмёт на газ, и г-н Коэн падает, как подкошенный.
Болтовня
В этом городе слова человеческие имеют куда больший вес, чем поступки. Порой может показаться, что его населяют говорящие головы, которым из чистого милосердия подвесили несколько дополнительных органов - для поддержания жизнедеятельности и свободы передвижения. Обитателям Тель-Авива не о чем молчать, вся их жизнь сводится к непрерывному словоизвержению: стоит речи прерваться, они тут же погибнут в жесточайших мучениях, и если кому-то из властей предержащих придёт в голову запретить болтовню на улицах, минуту спустя весь город превратится в смиренное кладбище.
Дама с собачками
Она живёт на улице Мендели - в одном из дорогих домов с подземной стоянкой. В любое время дня и ночи, в любую погоду выходит на люди в линялых шортах и грязно-белой футболке с длинными пятнами пота под мышками.
Одним росчерком - подбородок, шея и плечи: эскиз кубофутуриста. Грудь и живот. Волосы невозможного жёлтого цвета. Выражение лица напоминает эффект размытия по Гауссу - в фотошопе.
Чухххх-чухххх-чухххх - одышка.
Собачки: пять маленьких юрких тварей, больше похожих на крыс, чем на благородных волков, от которых - как принято полагать - ведут своё происхождение.
Имена их: Йогурт, Хумус, Пицца, Кебаб и Лазанья.
Перед глазами
…о приснившихся словах? - переспрашивает Маэстро. - Впервые слышу.
Ран от волнения роняет пустую пивную бутылку на пол, и та - как назло - закатывается под столик.
О приснившихся белых медведях могу кое-что рассказать, - продолжает Маэстро Шимон, пока Ран возится под столом. - Бабушка (царство ей небесное) говаривала: если приснится медведь, особенно белый, - выйди на крыльцо и посикай на ветер… Прямо с крыльца… Это, конечно, проблематично - здесь, в Тель-Авиве… И тем не менее…
Он заглядывает под скатерть, пытаясь рассмотреть, что там - в темноте - происходит.
Извини, - говорит Ран, показываясь наружу, - медведи совершенно ни при чём. Это вообще не похоже на обычные сны. Неужели тебе никогда не снились слова?
Мне-то?… - Маэстро понятия не имеет, снились ли ему слова. - Мне такое снилось… что тебе и не снилось! В товарных количествах! Вагоны слов! На всех языках мира!
Какие?
Да какие угодно. Сны переполнены словами.
Ничего подобного! - взволнованно перебивает его Ран. - Сон о словах - нечто совершенно особенное. Почему ты не хочешь понять?
Я и в самом деле никак не пойму, - говорит Маэстро Шимон, - почему вам, молодым, не вкусившим ещё…
…начинаааается… - вздыхает Ран, разливая пиво в бокалы.
…нет, ты объясни! ну зачем?… зачем тебе это - слова, сны?… у тебя вся жизнь перед глазами, вот здесь! Прямо тут! Смотри! - он протягивает полупустую бутылку «Гиннеса», будто пытаясь уверить собеседника, что всю его жизнь, какая ни есть, можно уместить на донышке этой бутылки.
Сеанс
Она входит в примерочную, запирает дверь на щеколду. Заглядывает в зеркало и быстро отворачивается. Освещение не самое удачное. Прямо скажем, сэкономили на освещении. А ведь могли позволить себе - судя по баснословным суммам на ценниках.
С чего начать?
Яэль придирчиво рассматривает всё, что успела выбрать, - три платья, повисшие на казённых пластмассовых вешалках. Сливовое шифоновое - от «Marchesa» - так и просится к позапрошлогодним туфлям и сумочке «Jimmy Choo». Чёрненькое с архитектурными слоями от «Oscar de la Renta». И атласное - от «George Chakra» с рукавами из стразов, - покамест неясно, куда надеть, но уже понятно, что без него - как без рук.
Если купить всё это, до конца месяца придётся жить впроголодь. Так не пойдёт, дорогуша. Умерь пыл. Выбери что-то одно.
Яэль медленно раздевается, стараясь не смотреть в зеркало. Нужно обязательно сказать им всё, что я об этом думаю, как бы между прочим, вскользь… Мол, освещение у вас в примерочной… как в покойницкой.
Как прикажете мерить (а главное - наслаждаться процессом), учитывая подробности обстановки?
Бред.
Можно даже небольшой скандальеро устроить. Или - большой, по обстоятельствам…
Из-за двери - голос молоденькой продавщицы (та ещё сучка!): у вас всё в порядке? Помощь не требуется?
Всё в порядке. Тускловато немного (ага, здесь требуется пауза, как бы - сомнение, неуверенность)…
Тускловато? В каком смысле?
Ничего не вижу! Хоть глаз выколи…
Продавщица приносит искренние извинения (увы, скандал откладывается - до лучших времён) и передаёт настольную лампу - в проём между низким потолком и дверной створкой.
Если что, зовите… Розетка под зеркалом.
Мило.
Яэль нажимает на кнопку и направляет узкий раструб на себя - снизу вверх. Как на сцене. Лица не видно - лицо должно остаться в тени, но всё остальное…
Она поворачивается перед зеркалом и подставляет лучу обнажённую грудь.
…ух ты! Довольно откровенно. Впрочем, они это любят. Им понравится. Световой конус стремительно падает вниз, будто взгляд, принадлежащий робкому ухажёру: на мгновение позволил себе увлечься, но - опомнился и отпрянул.
Пальчики на ногах. Кожица - нежная, как у новорожденного.
Рельеф лодыжки.
Лучик медленно ползёт вверх, то и дело останавливаясь, будто спрашивая у неё разрешения.
Яэль делает вид, что не догадывается о его присутствии: бровки домиком.
Свет касается коленей, и - вот удивительно! - она осязает живое тепло, хотя прекрасно знает, что это невозможно - лампа не настолько сильна, чтобы чувствовать её на расстоянии, кожей…
Снаружи раздаётся выразительное покашливание. Следом - осторожный стук в дверь.
Сеанс окончен.
Нужно жить дальше. Ты готова?
На расстоянии взгляда
- Габи, ты куда смотришь?
- Никуда.
- Разве можно смотреть НИКУДА?
- Можно.
- А по-моему, нет.
- Я же смотрю!
- Ну-ка подними голову…
Ривка. Лифчик не носит принципиально…
- Ты меня видишь?
- Вроде того… (смех в классе)
Она подходит ближе, совсем близко, до неё можно дотронуться. Почему бы и нет? Повернулся на месте и сам не заметил… извините… морщинки на складках блузки… их нужно разгладить… нельзя же так…
- Габи, ты о чём думаешь?
- Ни о чём.
- Весь класс думает о Ханохе Левине! Верно, молодые люди?
Шелест голосов.
- Давай сделаем так: ты будешь смотреть на меня и думать о Ханохе Левине. Как тебе такая идея?
- Ладно.
- Будешь смотреть на меня?
- Буду.
- А думать о чём будешь?
- Ни о чём… (класс взрывается)
- О Ханохе Левине, Габи.
- Хорошо.
Ривка разворачивается на каблуках и проходит к доске. Габи послушно следит за нею взглядом, морщась от напряжения, недоумевая: как можно думать, когда перед глазами ТАКОЕ!
Манекены
Сегодня Клио в деловом костюме «Target» - сама скромность (потупившись). Жанна - в ужасе (картинно отставив ногу, отворачивается, прикрывает лицо ладонью, но, стоит присмотреться, становится ясно, что негодяйка лукавит: подглядывает сквозь щёлочку между пальцами). Эстрелла мирно улыбается в сторонке (мягкая «джокондовская» улыбка - плод нешуточных многочасовых усилий, своего рода пластическая хирургия), на ней костюмчик, прибывший на прошлой неделе прямо с венецианского показа Эди Слимана.
Рахель то и дело выскакивает наружу, чтобы полюбоваться, поправить тут и там, одёрнуть, пригладить, или - наоборот - расправить, немного растрепать, растормошить (создать иллюзию движения, жизни, неравновесия). К полудню витрина приобретает окончательный вид.
Прежде манекены пугали её, особенно ранним утром, когда в залах торгового центра - холодный дежурный свет, слишком слабый, чтобы различить подробности и оттенки, но обладающий властью над вверенной территорией: способный превратить тень в жидкое вещество, разлитое в промежутках и впадинах. Люди-вещи, плывущие в лужицах собственной тени, - Жанна, Эстрелла и Клио. Три грации в витрине бутика.
