– Закрываю! На обед закрываю. Давай, давай, выматывайтесь!
Шувалов открыл глаза, бестолково оглядел ограниченное стенами пространство, в котором как в тумане бродили какие-то черно-белые тени с большими прозрачными сосудами в руках. Сосуды эти были наполнены то ли медом, то ли ядом, но…
– Пивная, – вслух удивленно произнес Шувалов. Он окончательно проснулся, и то, что открылось ему после забытья, только расстроило его. Всего несколько секунд назад во сне он видел юную, удивительно милую девушку в длинном белом платье. Из всего сна Шувалов запомнил только платье и лицо, да осталось щемящее чувство тоски по всему ушедшему или не пришедшему, по упущенному или отобранному. В общем, почему-то такому нематериальному и расплывчатому, как любовь к человечеству.
Обратный путь до станции оказался и короче и веселее. Облака разошлись над Тулеповым и седым венчиком легли на горизонт. Ветер и ноябрьское солнце слегка подсушили дорогу. А когда наши герои очутились на платформе, вдалеке показался пассажирский поезд.
– Если это московский, я поеду домой, – заявил Шувалов. – Ну тебя к черту с твоим Симферополем.
Зуев только удивленно посмотрел на друга и ничего не сказал.
В Москве путешественники оказались только вечером, в десятом часу. Они вышли из поезда трезвые и мрачные, хотя и перехватили в вагоне-ресторане по двести граммов варварски разбавленного муската. Поеживаясь от сырости и холода, с поднятыми воротниками они сразу направились к стоянке такси.
– На Ордынке сейчас делать нечего, – сказал Шувалов. – Все уже надрались до свиней.
– Может, что осталось? – без всякой надежды сказал Зуев.
– Все равно, – отмахнулся Шувалов. – Тоска – пить, когда рядом храпят. Пивные уже закрылись, значит, давай в «Золотой рожок». – Шувалов открыл дверцу машины, пропустил вперед Зуева и уселся сам: – Застава Ильича, шеф. «Золотой рожок» знаешь?
– Ясно, – коротко ответил таксист, и машина, лихо маневрируя, вырулила на улицу, а затем нырнула в переулок.
Войти в ресторан с допотопным, каким-то даже археологическим названием «Золотой рожок» оказалось совсем просто. В дверях не было никакого швейцара. К этому времени ресторанный цербер обычно был либо пьян как сапожник, либо растаскивал на площадке у туалета сцепившихся клиентов.
Шувалов и Зуев скинули пальто, сунули в гардеробную амбразуру и, поправив несуществующие галстуки, направились в зал. Едва они подошли к двери, как та с треском распахнулась, и из зала прямо на грудь Шувалову вывалилась костлявая девица с перекошенным от ужаса ртом и окровавленной шеей. Светлое платье девицы до самого подола было залито кровью и почему-то разодрано по шву с правой стороны до пояса. И это было только начало триллера.
Надо сказать, что ресторан «Золотой рожок» пользовался дурной славой у тех, кто хотя бы раз побывал в нем. Его называли «лимитным», «дном», «золоторожим», в общем, названий у него было много, и каждое в той или иной мере отражало какую-нибудь характерную черту этого заведения общепита. Посетители здесь отдыхали в шапках, поскольку гардеробщик не принимал их. В шапках пили, ели, дрались, танцевали до упаду. Кухня была отменно плохой. Возможно, служащие уносили домой слишком много продуктов, а может, повара здесь были из тех, что наловчились отмерять порции пельменей в обжорках, и больше ничего и не умели. Но, скорее всего, виной тому было и то и другое, и третье, о чем можно на досуге поразмышлять и не имеет смысла говорить. Ведь сюда в основном приходили выпить, а какой, к черту, из пьяного в стельку гражданина в ушанке гурман? Съест все, что подадут.
Продолжение триллера не отличалось оригинальностью. Вслед за окровавленной девицей из зала выскочил молодой человек с безумным лицом. Шувалов уже успел оторвать от себя девицу и сделал это вовремя. Публика повалила через узкую дверь, как во время пожара. Кто-то кого-то по дороге бил ресторанной посудой и кулаками. Женщины визжали, как милицейские свистки, мужчины матерились, да каждый старался перекричать целую толпу, в общем, гвалт стоял, как на восточном базаре.
Зуев отпихнул от себя пьяного молодца, крикнул ему: «Я не ваш!» – и тут же получил кулаком по губам. Не успев оправиться от удара, он отмахнулся еще от одного драчуна, но тут Шувалов схватил его за руку и увлек в зал.
– Они туда, а мы сюда, – крикнул ему Шувалов, – а то ведь из этой каши не вылезешь. Засосет. Повяжут вместе со всеми.
Прикрывая губы ладонью, Зуев мрачно проследовал за Шуваловым к столику.
Нельзя сказать, что в зале было спокойнее. В углу, на низенькой эстраде, нетрезвые лабухи самозабвенно лупили по струнам электрических гитар, да с таким исступлением, будто платили им подецибельно. Такая же полупьяная певица с раскрашенным лицом пела что-то про несчастную любовь и разбитое сердце. Внизу ей подпевали танцующие и сидящие за столиками. И все это концертное действо происходило под стеклянный аккомпанемент сталкивающихся рюмок и фужеров.
– Содом и Гоморра, – весело сказал Шувалов. – Что, Сашуня, по губам получил? А ты не стой на пути. Это же не люди. Это моральные уроды.
Зуев молча кивнул Шувалову на подошедшую официантку.
– А, – обрадовался Шувалов. – Значит, так, киска. Нам бутылочку водки, два салата и горячее. А запить есть что-нибудь?
– Есть, – недружелюбно ответила «киска», – гранатовый напиток.
– Это такой грязный, из-под крана? – вовсю веселясь, спросил Шувалов.
От такой наглости «киска» позеленела. Лицо ее и без того отнюдь не идеальных линий перекосило. Она подбоченилась и как-то не по-женски, да и не по-мужски рявкнула басом:
– Заказывать будете? А то… проваливайте…
– Да ладно тебе, – примирительно сказал Шувалов. – Я же шучу. Всем известно, что гранатовый напиток делается из граната. Это фрукт такой. Так что неси, – Шувалов поощрительно хлопнул официантку по широкому бедру, и та, гневно сверкая глазами, удалилась в святая святых ресторана – за белую загадочную перегородку.
Бутылка водки кончилась быстро. Шувалов уже успел пару раз сплясать с красоткой на тяжелых, в два пальца толщиной, подошвах. Заказал еще одну бутылку и опять ушел плясать. А Зуев остался один, но ненадолго. Сзади его кто-то обнял, он обернулся и узнал одну из шуваловских девиц.
– А пойдем танцевать, – пьяно предложила она.
– Губа болит, – ответил Зуев.
– А я тебя буду в щечку, – сказала девица и захохотала Зуеву прямо в ухо. В это время на столе образовалась еще одна бутылка, и Зуев предложил девице составить ему компанию. Он налил себе и ей по полному фужеру водки, левую руку положил девушке на колено, кивнул ей и выпил всю водку до дна. Девушка тоже выпила, но лишь половину. Прикрыв руку Зуева своей ладонью, она устало предложила:
– Поедем к тебе.
– У меня жена дома, – ответил Зуев.
Девушка немного подумала и сказала:
– Тогда ко мне. Надоело здесь.
Зуев не мог в подобном состоянии подолгу размышлять над чем-то, прикидывать, взвешивать. Он сейчас готов был ехать куда угодно, с кем угодно и на любом виде транспорта, лишь бы продолжался карнавал: менялись декорации, действующие лица и было что выпить. Поэтому он молча помог девушке подняться со стула и, проходя мимо танцующих, махнул Шувалову, но тот не увидел.
Уже два часа Зуев сидел в комнате у девушки, имя которой так и не узнал. Все это время, с самого появления здесь, Зуев как мог успокаивал ее. С ней еще в лифте случилась самая настоящая истерика, а попав к себе в квартиру, она упала на кушетку и разрыдалась. Зуев все время спрашивал: «Что случилось?» – но девица не отвечала. Она рвала под себя покрывало, сучила ногами и тихо, с небольшими перерывами, завывала.
На исходе третьего часа девушка уснула. Вконец измотавшийся Зуев пристроился тут же, рядом с ней. А пробудился он уже утром, когда серый рассвет смешался с оранжевым светом безвкусной пластмассовой люстры. Зуев проснулся от того, что кто-то потряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел незнакомую девушку с опухшим, грязным от размазанной косметики лицом. Стоя у кушетки, она нависала над ним и, не шевеля губами, бубнила:
– Вставай, приехали.
– А-а, – протянул Зуев, разглядывая хозяйку. Тут лицо его передернуло от яркой вспышки в голове, и он простонал: – Ох, черт, что это у меня в голове так стреляет?
Девушка сатанински хохотнула, подошла к окну и достала из-за занавески початую бутылку водки.
– Вот, – сказала она, ставя бутылку на стол. – Тебя как зовут?
– М-м-м, – замычал Зуев, действительно не помня своего имени. – Саша, – наконец выговорил он.
– А меня Люся, – ответила девушка. – Это, что ж, мы вчера в «Золотом рожке», что ли?
Неуклюже, словно паралитик, Зуев сполз с кушетки, дрожащими руками разлил водку по чайным чашка и ответил:
– Вроде. Фу, черт, опять нажрался.
– И как же это ты меня подцепил? – с непонятной подозрительностью во взгляде поинтересовалась Люся. – Что, я такая пьяная была?
