Когда приближался час выписки из отеля, я делала расчеты за стойкой. Работала я молча. Попадались, конечно, клиенты, которые обращались ко мне с какими-нибудь словами, но я давала только краткий ответ, сопровождаемый улыбкой, и никогда не болтала с ними. Дело в том, что мне трудно разговаривать с людьми, которых я вижу впервые, а кроме того, мать ругала меня, если я делала ошибку в расчетах или случалась недостача в кассе. Домработница появлялась поздним утром и начинала вместе с матерью убирать комнаты. Я тем временем приводила в порядок кухню и столовую. Я принимала звонки от клиентов, которые хотели забронировать номер, из фирмы, поставлявшей постельное белье, из туристических компаний. Когда мать замечала, что у меня растрепались волосы, она сразу же хваталась за расческу, чтобы привести их в порядок. А потом мы начинали обслуживать новых клиентов.
Большую часть времени я проводила на приеме гостей за регистрационной стойкой. Там было так тесно, что я могла достать все, что нужно, не вставая со стула. Колокольчик, старомодный кассовый аппарат, журнал регистрации, авторучка, телефон, рекламные буклеты для туристов. Стойка, о которую опирались бесчисленные руки, была исцарапанной и почерневшей. Когда я пряталась под нее, чтобы передохнуть, до меня долетал запах сырой рыбы с рыбоперерабатывающего завода. Я видела, как через щели в окнах проникает запах от готовящейся пасты для сурими. Видела одичавших котов, которые всегда начеку, поджидая, когда с грузовика упадет какая-нибудь рыба.
В тот момент, когда все постояльцы, зарегистрировавшись, удаляются в свои номера, в тот час, когда они собираются лечь спать, мои нервы всегда напряжены до предела. Когда я сижу на своем высоком табурете у стойки, я слышу шумы, чувствую запахи, ощущаю, что происходит в отеле.
Единственное, что заставляет меня сидеть у стойки, это возможность восстановить в памяти образы тех, кто проводит эту ночь в «Ирисе». Одну за другой я выдаю расписки об оплате, а потом, повернувшись боком к стойке, засыпаю.
В четверг утром я получила письмо от переводчика. Письмо было написано красивыми иероглифами. Я тайком прочитала его в закутке приемной.
Дорогая Мари!
Прости меня великодушно за то, что я решился написать это письмо.
Я даже представить себе не мог, что мы поговорим с тобой так, как это произошло в тот воскресный день в зале ожидания, возле пристани для прогулочных катеров.
В моем возрасте уже почти все можно предвидеть. И обязательно нужно помнить, что не следует слишком страдать или безрассудно терять голову, а лучше заранее подготовить к этому свое сердце. Ты, несомненно, не способна этого понять, но у тех, кому могут объявить, что завтра они умрут, это входит в привычку.
Но в воскресенье все было по-другому. Колеса времени медленно зашевелились и привели меня в такое место, о котором я не имел даже представления.
Ты, несомненно, должна меня презирать за тот неприятный инцидент, который я спровоцировал в отеле «Ирис». Честно говоря, мне и самому за него стыдно. Но взгляд, который ты бросила на меня, тогда был настолько беззащитным, что сбил меня с толку, и я ничего не мог сказать. Еще раз приношу свои извинения.
Я уже давно живу один, у меня практически нет друзей, потому что я целыми днями занимаюсь переводами, уединившись на своем острове.
Такого удовольствия, чтобы кто-то провожал меня и махал на прощание рукой, я не испытывал уже несколько десятков лет. Сколько раз я садился на этот катер – и всегда один. Ни одна живая душа никогда не провожала меня с понтона.
Тебе захотелось подать мне слабый знак рукой, как если бы мы были давно знакомы. Ты далее представить себе не можешь, сколько этот банальный жест значил для меня.
За это я тебе очень признателен. Спасибо, Мари.
Каждое воскресенье я отправляюсь в город за покупками. К двум часам пополудни обычно оказываюсь под цветочными часами на площади. Выпадет ли мне еще раз счастье увидеть тебя? Не подумай только, что я назначаю тебе свидание. Мало ли что хочется старику, пусть себе бормочет. Не бери в голову.
С каждым днем жара усиливается. Я полагаю, что у тебя будет в отеле все больше и больше работы. Пожалуйста, береги себя.
P.S. Извини, что я взял на себя смелость узнать твое имя. Оказалось, что по случайному совпадению героиню романа, который я сейчас перевожу, тоже зовут Мария.
– Ты все же пришла? – первым делом сказал он.
– Да, – ответила я.
Переводчик выглядел не столько счастливым, сколько растерянным. Он упрямо не сводил взгляда со своих ног и, казалось, вовсе не желал смотреть на меня. Он беспрестанно теребил кончик своего галстука, словно пытался подобрать нужные слова, которые не успел приготовить.
Мы остановились, чтобы послушать аккордеон. Паренек, одетый точно так же, как на прошлой неделе, застыл на том же самом месте. Не знаю, может, он просто не знал другой мелодии, но в сиплых звуках его музыки не произошло ни малейшего изменения.
Денег в футляре практически не было. Большая стрелка часов подошла к цифре пять с изображением цветка шалфея.
– А не прогуляться ли нам немного? – предложил переводчик, доставая из кармана монетку. Прежде чем удалиться, мы услышали, как она звонко ударилась о дно футляра.
На морском побережье уже чувствовалось дыхание лета. На открытых террасах ресторанчиков и кафе были выставлены столики, сновали торговцы мороженым, а на пляже начали устанавливать душевые кабинки. В море вышло много яхт, и отблески света, переливающегося на их парусах, были такими яркими, что глазам становилось больно.
Но моего спутника сияние лета совсем не затрагивало. Он был одет в темный, тщательно выбранный костюм, и галстук его тоже был темного тона. Мне показалось, что костюм не новый, довольно потертый, но при этом прекрасно попштый и весьма солидный.
Мы направились в другую сторону от водораздела. Сами не зная куда, мы шли прямо по дороге.
– Сегодня в отеле многолюдно?
– Нет. Только три постояльца. Какая жалость, что сегодня развалины крепости полностью скрыты водой…
– Да, согласен.
– С каких пор вы живете на острове?
– Да вот уже более двадцати лет.
– И всегда жили там один?
– Да.
Наша беседа шла с некоторым усилием и то и дело прерывалась. Паузы тянулись бесконечно, и все это время я постоянно ощущала рядом с собой тело переводчика. Я старалась краем глаза уловить малейшее его движение, наблюдая, как он старается избежать солнечных лучей, сдувает паутинку с груди или, наклонив голову, откашливается.
Я думаю, что причина моего стеснения заключалась в том, что мне никогда не приходилось ходить с кем-то рядом. Мой отец умер слишком рано, а мать всегда шла впереди меня. У меня не было даже подруг, с которыми я могла бы, болтая, гулять по городу. Поэтому меня так пугало ощущение тепла этого незнакомого тела, оказавшегося совсем рядом со мной.
– А я думал, что ты не придешь.
Добравшись до оконечности мыса, мы наконец присели на скамейку.
– Почему?
– Потому что для семнадцатилетней девушки невеликое удовольствие – проводить воскресенье со стариком вроде меня.
– Но если бы я осталась дома, меня завалили бы работой. Да и чем плохо прогуляться с человеком, который становится счастливым от того, что ему на прощание помахали рукой?
Честно говоря, мне не хотелось вспоминать окаменевший силуэт переводчика перед цветочными часами. Если бы я не ответила на его письмо, то, несомненно, сидела бы сейчас в приемной отеля уже более двух часов и при этом думала бы о нем. Мне не хотелось отождествлять силуэт ждущего меня человека с тем, кто в ту ночь на лестничной площадке предстал пред удивленными взглядами постояльцев нашего отеля.
– А какая из себя эта Мария из русского романа? – спросила я.
– Это достойная, умная и красивая женщина. Она скачет на лошади и плетет кружева. В одном месте говорится, что она прекрасна, как лепесток распустившегося бутона розы…
– Значит, сходство заключается только в именах.
– И еще Мария влюбляется. В своего учителя верховой езды. Это самая страстная и чудесная любовь, которая только бывает на свете.
– Это мне немного что-то напоминает.
– Когда я впервые увидел тебя в отеле «Ирис», то сразу подумал о ней. Ты сильно напоминаешь мне тот образ, который я создал в своем переводе. Поэтому меня так сильно и удивило, когда я узнал, что тебя зовут Мари. Ведь на свете так много других имен…
– Это имя дал мне отец.
– Очень красивое имя, тебе оно подходит.
Переводчик скрестил ноги и, прищурившись, посмотрел на море. Как я была бы счастлива, сделай мне отец подобный комплимент.
