2
Спецоперация
Когда стихли последние отголоски взрыва, вид с той точки, где я находился, не изменился ни на йоту. Не считая, разумеется, дымного облака в форме гриба, разраставшегося на фоне утреннего неба.
Внизу, среди тесных улочек, проулков, глинобитных халуп и прочих городских построек не было заметно никакого движения. Даже привычные птичьи трели не нарушали тишину. С недавнего времени я уже знал, что после минометных выстрелов – это самое обычное дело. Как и все прочие местные обитатели, афганские птицы прятались, едва начинался обстрел, и появлялись вновь, только когда все заканчивалось. Должно было пройти какое-то время, пока они не займут привычные места на ветках деревьев, сиротливо торчавших к северу от нашей базы, окруженной глинобитными стенами. Базы, которая на время стала домом для меня и еще тридцати пяти морских пехотинцев нашей роты.
Всего две недели назад мы прибыли в небольшой торговый городишко под названием Наузад. И за весь этот недолгий срок талибы ни единого дня не оставляли нас в покое.
Чаще всего минометный обстрел начинался с утра или примерно за полчаса до заката. Талибы не были идиотами, они понимали, что в темное время суток мы без труда вычислим их позиции по вспышкам дульного пламени. Поэтому ночами они только перемещались по окрестностям, меняя местоположение.
Самым безопасным для них был лесистый участок, окрещенный нами Центральным Талибаном и расположенный на другой стороне вади – речного русла, пересыхавшего в сухой сезон и наполнявшегося водой только после дождей. В обычное время местные использовали вади как проезжую дорогу, и мы, понятное дело, тут же его окрестили Талибской магистралью. По слухам, в свое время зачистить этот лес и призвать местных моджахедов к порядку не удалось даже советской армии, и если слухи были правдивы, это не внушало мне особого оптимизма.
Когда развеялись остатки дыма после минометного выстрела, я внимательно изучил дальние окрестности через прицельное устройство своего оружия, но не заметил никаких шевелений, которые могли бы выдать позиции плохих парней.
На первый взгляд, Наузад выглядел точной копией декораций из монти-пайтоновской «Жизни Брайана». Тут ничего не менялось за сотни лет. Не было электричества, отсутствовали элементарные удобства. Вездесущая пыль лезла в рот и нос, липла ко всем нашим вещам. Запах человеческих отходов был нестерпимым, особенно в жаркие дни, которые стояли здесь до самого прихода зимы.
При этом надо сказать, окрестный пейзаж был потрясающе красивым.
К югу до бесконечности простиралась афганская пустыня, голая и необитаемая, если не считать бродячих козопасов, каким-то образом ухитрявшихся выживать в этих суровых краях. А в пяти-шести километрах к западу, северу и востоку от города начинались горы, вздымавшиеся посреди пустошей. На севере высился острый пик Нарум-Кук, от которого отходили две гряды к западу и востоку, а вдалеке за ними высились бесконечные отроги гор Заркух-Маздурак.
На многие мили нигде, кроме предгорий, не было видно никаких следов зелени. Зато окрестности Талибской магистрали, тянувшейся на северо-восток, густо поросли деревьями и невысоким, зато очень жизнестойким кустарником. Растительность здесь выживала только благодаря зимним дождям, которые разражались совершенно непредсказуемо, заполняя глубокие вади водой. Как нам уже стало ясно, в городе постоянно шли бои, самые ожесточенные с тех пор, как силы коалиции отстранили талибов от власти. Наузад, расположенный в начале долины Сангин, был транзитной остановкой для талибов, направлявшихся на запад, к двум другим крупным стратегическим точкам: дамбе Каджаки и торговому городу Сангин, которым тоже – как и нам – изрядно доставалось по ходу. Подозреваю, что нападавшие использовали нас, как тренировочную мишень на пути к основным целям.
Все дороги, ведущие в город, были одинаково небезопасны, поэтому в Наузад нас перебрасывали по воздуху, и это была довольно масштабная операция. Армейское подразделение, которое мы прибыли сменить, обороняло от талибов этот изолированный блокпост свыше ста дней. Они прибыли сюда, свято веря, как и все прочие, что политики говорят правду, и в ходе трехлетней миротворческой миссии в Афганистане им вообще не придется стрелять. Когда они покидали Афганистан, в общей сложности ими было выпущено примерно 87000 патронов – и все это без какого-либо положительного результата, если смотреть со стратегической точки зрения. Талибы потеряли убитыми свыше двухсот пятидесяти человек, но они все еще были здесь и делали все возможное, чтобы помешать Международным силам содействия безопасности навести порядок в стране и начать ее восстанавливать. Я очень надеялся, что у нас все будет иначе. Хотелось верить, что мы справимся хоть немного лучше.
– Интересно, они уже закончили развлекаться? Только я позавтракать собрался. Вот гады, – пробормотал себе под нос Хатч, один из самых опытных моих капралов, ни на секунду при этом не отрываясь от прицела пулемета, установленного на мешках с песком.
И точно, оглянувшись, я увидел, что все нижние мешки щедро заляпаны фасолью с беконом. Завтрак Хатча приземлился там же, где и он сам, когда начался обстрел.
– Надеюсь, что это все, – отозвался я, – хотя кто их знает. Обычно вроде стреляют по три раза, а сейчас было только два.
Хатч ничего не сказал.
– И вообще, тебе похудеть на пару фунтов – самое то. Так что скажи им спасибо.
Дома, в Плимуте, Хатч был одним из тех, кто посещал спортзал для того, чтобы поддерживать физическую форму, а не чтобы ее набрать. У него была жена и дети, более жизнерадостного молодого капрала я не мог бы себе и представить. Хотя, подозреваю, его жена была бы счастливее, если бы он избрал какой-то иной жизненный путь.
Я по-прежнему осматривал заросли, но никаких следов стрелявших не было и в помине. Где же эти черти прячутся? Вскоре я получил ответ на этот вопрос.
– Холм всем постам – атака! – выкрикнул голос у меня в наушниках. Это означало, что ребята с пункта наблюдения на холме, который возвышался над городом, заметили вдалеке демаскирующее облачко дыма.
– Всем пригнуться, началось! – проорал я так, чтобы меня слышала вся база. Парни, которые не были на дежурстве, собрались посмотреть, что происходит. – По нам ведут огонь. В укрытие, живо!
Они посмотрели на меня с угрюмой обреченностью, потом развернулись и разбежались обратно по камерам. Когда-то на месте нашей базы располагался полицейский участок, и более безопасного места, чем помещения для заключенных, тут не было.
Медленно нарастающий вой приближающегося снаряда – это хорошо звучит только в кино, но сейчас мне было адски страшно. Никогда не знаешь, куда ударит, это всегда лотерея.
К счастью для нас, на сей раз стрелявшие не отличались особой меткостью.
Я услышал взрыв далеко позади, за пределами нашей базы, и огляделся, оценивая урон, нанесенный этому некогда цветущему городу. Впрочем, даже если попадание пришлось в жилой дом, это уже никому не могло повредить. На расстоянии двухсот метров от нашей базы никто не селился, это было слишком опасно. Ближайшие здания вдоль дороги, которая вела к рынку, давно превратились в развалины. На месте дверных проемов и торговых витрин виднелись лишь покореженные куски металла и дерева, внутри все давно было разграблено.
В северных районах города до сих пор жили люди, но мы пока не отправляли патрули с базы так далеко и понятия не имели, сколько их там. С учетом разрухи, принесенной непрекращающимися боями, обитатели юга сделали самый разумный выбор из всех возможных: упаковали свои пожитки и уехали из города в надежде, что все это когда-нибудь закончится.
Их решение выглядело еще более разумным теперь, когда наши ребята с холма открыли огонь из тяжелых пулеметов по тому месту, где засели минометчики. Одного предательского дымового облачка, очевидно, оказалось достаточно, чтобы они засекли точное место, откуда по нам велась стрельба.
За выстрелами пулемета 50-го калибра нам было почти ничего не слышно.
– Похоже, мы опять пропустим завтрак, толстяк! – проорал я Хатчу, перекрикивая шум.
Он обернулся ко мне с горящими глазами, показал неприличный жест и тут же вновь приник к прицелу.
Месяц назад из Великобритании мы прилетели прямиком в Кэмп Бастион, основную военную базу британских вооруженных сил в Афганистане. Этот огромный лагерь был назван в честь первого британского солдата, погибшего в ходе конфликта. Он располагался посреди пустыни в провинции Гильменд, и вокруг на многие мили не было ровным счетом ничего. К базе даже не вела асфальтированная дорога, и только пыльные колеи расчерчивали бездорожье.
Бастион являлся самым крупным палаточным лагерем своего типа. Что особенно впечатляет, он был возведен инженерными войсками в 2006 году всего за три месяца. Сейчас это место стало домом для четырех с лишним тысяч британских военнослужащих.
