возможно, я со смехом отмахнулся бы от его слов или уткнулся бы в газету, а то и вовсе притворился бы, будто
ничего не слышал. Но в свете того, что произошло, вернее, того, что не произошло, и посему взволновало моих
друзей, эти слова оказали на меня необычное воздействие, затронули важные струны в моей душе.
Чаще говори «да».
Вот тогда-то на меня и снизошло озарение.
— В жизни не слышал такой чертовской глупости, — как всегда, «дипломатично» заявил Иан. — Какой-то
алкаш в автобусе сболтнул непонятную чушь, и ты теперь утверждаешь, что его слова изменили твою жизнь?
Почему ты не слушаешь меня, когда я пьян?
— Потому что ты, когда пьян, обычно твердишь про то, что нужно купить жилой автоприцеп и двинуть в
Дорсет.
— А что, отличная идея. Ты только подумай...
— К тому же он не был пьян. Мы рассказывали друг другу про то, чем занимались на той неделе. И, по-
моему, он слушал меня с большим интересом.
— И что же ты ему рассказал?
— Что я почти не выхожу из дома. Почти ничего не делаю. Рано ложусь спать.
— И все?
— В общем-то, да.
По сути, так оно и было. Дело в том, что мой попутчик, вероятно, даже не догадывался, какой эффект
возымели его слова. Просто я сам хотел принять решение, сам в глубине души жаждал перемен. И его слова
лишь послужили катализатором, который заставил меня действовать. Я был бы рад утверждать, что он был
шаман, духовный наставник, ниспосланный мне судьбой, чтобы сдвинуть меня с мертвой точки. Мне не
хотелось в это верить, но, скорей всего, он был самый обычный человек. Случайный попутчик, с которым мне
довелось ехать в автобусе. Просто разговорчивый. И мудрый.
— По мне, так он совсем не похож на Христа, — сказал Иан. — Разве что бородой.
— А я и не говорил, что это был Христос!
— И на Буму тоже не похож, если уж на то пошло. Будда, наверное, просто улыбался бы. Или повел бы тебя
в хороший ресторан. Будда умеет радоваться жизни.
— Иан, послушай. Это был не Христос. И не Будда. Это был обычный человек, с которым мне случилось
ехать в автобусе.
— Тогда почему ты так серьезно воспринял его слова?
— Потому что он был прав. И ты был прав. И Ханна была права. Просто ни один из вас не понимает,
насколько вы были правы.
— И что ты этим хочешь сказать? Что теперь начнешь чаще говорить «да»? Так, что ли?
— Да, я на все буду говорить «да».
— На все? Как это «на все»?
— А вот так. Отныне я на все буду отвечать согласием.
Иан изумленно смотрел на меня.
— И когда начнешь?
— Вопрос в самую точку, — сказал я, допивая пиво и глядя ему прямо в лицо. — Я уже начал.
ГЛАВА 2
В которой Дэниел приходит
в крайнее возбуждение
Вот оно.
Вот оно, черт побери.
Я еще не мог подобрать определения этому «оно», но понимал, что нащупал нечто важное, и, ей-Богу, уже
одного этого было достаточно.
Прошло всего десять минут с того момента, как мой случайный попутчик в автобусе произнес свою мудрую
фразу, которая меня взволновала. И вдохновила. У меня участилось дыхание, потому что, когда я взволнован и
вдохновлен, я обычно пытаюсь скакать по лестницам, хотя, казалось бы, должен понимать, что живу на
четвертом этаже и не следовало бы мне так перенапрягаться.
Но сейчас мне было наплевать на то, что от натуги у меня раскраснелось лицо и на лбу проступила испарина.
То, что мужчина в автобусе сказал мне, задело меня за живое. Да не просто задело. Заставило задуматься. Знаю, это прозвучит странно и, возможно, покажется вам бессмысленным, но те три слова... сотворили что-то.
Положили начало чему-то. Имели особый смысл. Такое впечатление, будто мой попутчик знал обо мне нечто
такое, что мне самому было неведомо. В общем-то, это малоприятная ситуация, если только не выясняется, что
постороннему человеку известно о тебе нечто чудесное. Например, что ты матадор или что когда-то ты
освободил
рабов. В этом случае ты испытываешь благодарность к незнакомцу, указавшему тебе на твои достоинства.
Но то, на что указал мне мой попутчик, достоинством никак не назовешь. Он обратил мое внимание на
тревожную тенденцию. На нечто такое, что нужно изменить. И, к счастью, подсказал, как это сделать. Он
даровал мне мгновение полной, счастливой ясности.
Я теперь улыбался. Скалился во весь рот, входя в квартиру, включая чайник, беря кружку. Будь я более
женоподобный мужчина, пожалуй, я, наверное, еще и пританцовывал бы, хотя, подозреваю, из меня вышел бы
вполне рассудительный женоподобный мужчина, и я не стал бы пританцовывать вокруг кипящей воды и, вне
сомнения, прежде поставил бы на стол кружку.
Я мерил шагами кухню, размышляя, вновь и вновь прокручивая в голове события этого вечера, и буквально
перед тем, как щелкнул чайник, осознал кое-что.
Прозрел.
Увидел не только то, что меня окружает.
Понял, что я делал неправильно.
Четко представил, какой должна быть моя жизнь.
Я стоял на пороге открытия. Но порой, дабы увидеть, что ждет тебя впереди, нужно посмотреть назад.
Поэтому я пошел и взял свой дневник. И, хоть я и догадывался, что мне предстоит увидеть, все равно был
шокирован увиденным.
Потому что я не увидел ничего.
По сути, ничего.
Ничего, кроме упущенных возможностей. И пустых мест. И небрежных записей о том, как я куда-то не пошел
или не смог пойти. Уйма пустот. Пропасть невинной лжи.
Я пропустил дни рождения. Пропустил пикники. Пропустил много разных вечеринок. Пропустил ужины с
друзьями. Пропустил вечера в пабе. Боже, я пропустил устроенный Томом мальчишник. Держу пари, это было
незабываемое мероприятие. Наверное, они все собрались, выкрасили его гениталии в синий цвет и пристегнули
его наручниками в вагоне-ресторане. Внезапно и мне захотелось принять в этом участие. Я хотел раскрашивать
мужские гениталии в синий цвет и пристегивать своих друзей наручниками в вагоне-ресторане.
И не только это... Я хотел делать все, что по своей же вине не сделал. Хотел повернуть время вспять и кричать
«Да! Да!» в ответ на все предложения, которые я отверг. Причем не только на те, в которых речь шла о больших
вечеринках, крупных мероприятиях и шумных торжествах... но и на те, что касались пустячных, простых,
обыденных вещей, которые порой имеют гораздо большее значение.
Я читал и перечитывал свой дневник. Ханна была права. Иан был прав. Все были правы. Кроме меня.
Просматривая записи, сделанные за последние месяцы, я с ужасом осознал, что, пожалуй, самым волнующим
днем за этот период оказался для меня день 18 апреля, когда я ходил покупать картридж для принтера в
магазине «Мир компьютеров». А на самом деле, что в нем было волнующего? Конечно, если очень захотеть, я,
наверное, смог бы выцедить из событий того дня короткий анекдот... И все же это не те события, о которых
стоит рассказывать внукам.
Стоп. Какие внуки? Мне уже двадцать пять лет, а внуков у меня нет даже и в проекте! Кому я стану
рассказывать свои истории, когда состарюсь? Кого я стану развлекать рассказами о своих коротких скучных
визитах в магазин компьютерной техники, где меня однажды заставили поволноваться, когда выяснилось, что
нужного мне картриджа нет в продаже, но в итоге все кончилось хорошо: картридж нашли?
И кто подарит мне внуков? По идее, мой ребенок. Но кто родит мне ребенка? А вдруг я уже упустил женщину
своей мечты! Может, она была где-то рядом, все ждала и ждала меня, а потом устала ждать и уехала. Может,
она работала в вагоне-ресторане как раз в тот вечер, когда Тому красили в синий цвет его гениталии! Во всяком
случае, в магазине компьютерной техники ее уж точно не было!
Мой душевный подъем обернулся паникой. Кто знает, что уже я пропустил в этой жизни? Я никогда не
узнаю, что могло бы произойти, кого я мог бы встретить, что мог бы сделать, где мог бы оказаться, как могла
бы повернуться моя жизнь. А мои друзья... скольких я уже потерял? Сколько человек уже привыкли к тому, что
я не общаюсь с ними, и забыли про меня?
Я ужасно злился на себя. Ведь я впустую прожил целых полгода. Целых полгода выброшены на ветер. В
мусорную корзину. Целых полгода растрачены на тосты и сидение перед телевизором вечерами. Все это
записано — вернее, не записано — здесь — черным по белому, а также синим и красным. Каждый пробел был
мне словно пощечина.
Я должен вырваться из этой пустоты. Должен отказаться от бесцельного существования и начать жить в
