Профессиональная журналистка, она пробовала себя в разных жанрах: поэзии, новеллистике, пьесах для телевидения. В 1976 году вышла ее повесть «Андре Том Макгрегор», получившая две литературные премии провинции Альберта, в которой живет писательница (вторая повесть, «Учить этому искусству», была опубликована через год). В Альберте и происходят события первой книги Уилсон.
Эту повесть хочется сравнить с метким выстрелом: возможно, именно журналистский опыт помог автору «попасть в яблочко» индейской проблемы, по-репортерски цепко схватить суть перемен, происходящих в жизни одной из основных народностей Канады.
Хотя фигуру индейца можно нередко встретить на страницах англоязычной прозы, не многим из писателей удается вырваться из плена стереотипных представлений. Статисты, созерцатели, покорно принимающие судьбу, индейцы чаще всего предстают либо в облике ложно-мистических существ, овеянных преданиями и легендами, либо совершенно деградировавшими личностями, чей удел — пьянство, проституция, безделье, бессмысленная гибель.
Судьба коренных обитателей Канады действительно трагична. Бетти Уилсон не только зафиксировала этот факт, но и заметила то новое, что внесли в историю народа последние десятилетия, обрисовала тип индейца на перепутье; удача ее повести — в оригинальности подхода, «свежести», непредвзятости взгляда.
Надо сказать, к началу семидесятых годов наметились первые признаки некоторых позитивных сдвигов, того, что народ, стоявший на грани вымирания, начал предпринимать попытки адаптироваться к современной цивилизации. Как утверждала пресса, благодаря правительственным мерам несколько улучшилось социальное и экономическое положение индейцев, снизилась смертность, у них появилась возможность получить образование и найти подходящую работу.
О том, что стоит за статистическими данными, какими трагедиями оборачиваются гладкие формулировки в действительности, Уилсон рассказала по-газетному жестко, немногословно, динамично.
Веками формировался уклад жизни индейцев, традиции и привычки, национальный характер, а его не переделаешь в одночасье. Герой повести Бетти Уилсон, Андре, с трудом втягивается в работу на бензоколонке, усилием воли заставляет себя готовиться к занятиям в колледже. Как хочется ему порой, подчиняясь зову своих предков — охотников и следопытов, — вернуться в лес! Стараниями отца Пепэна, миссионерское подвижничество которого, кстати, тоже не обходится без эгоистических соображений, с помощью Нелли Бейрок и ее семьи Андре вроде бы преодолевает себя, но потом срывается и бросает учебу. Только ли его неусидчивый характер и неурядицы с Долорес тому виной?
Причины трудного и столь затянувшегося процесса — попытки индейцев обрести свое место в обществе, как-то утвердиться в «мире белых людей» — коренятся в социальном устройстве общества, отвернувшегося от них. Бетти Уилсон, не ограничиваясь констатацией этого факта, последовательно анализирует эти моменты.
На протяжении повести Андре расстается с остатками иллюзий, которые он еще сохранил. Уже в самом начале он говорит священнику: «Куда ни глянешь, всюду плохо». Семья Макгрегоров действительно влачит предельно жалкое существование. Правительство откупилось от индейцев нищенским пособием, нисколько не позаботившись об их устройстве, но четко проведя черту между ними и белыми. Неудивительно, что Долорес никогда не видела Андре до того, как он устроился работать на бензоколонку: раздельное обучение детей общению не способствует, уже в детстве индейцу дают понять, что он человек другого сорта.
Понятно и то, почему «мало кто дотягивает до восьмого класса». Какой смысл в ученье, если тебя ждет самая тяжелая и низкооплачиваемая работа? В этом Андре убеждается, отправившись в Эдмонтон, столицу провинции. «Большой город» разбивает последние его надежды. Единственное место, где бы смог «пристроиться» Андре, — Девяносто седьмая улица, а это значит: компания Гэри Последнее Одеяло, пьянство и преступность.
Андре смутно чувствует, что этот путь не для него, что жить по инерции нельзя. С тоской вспоминает он свою бабушку: «Она вот знала свое место. Была метиской, и все. Никем другим быть не хотела».
Выход подсказывает Нелли Бейрок, пережившая, видимо, то же состояние раздвоенности, что и Андре: «Чтобы выжить, нам надо научиться жить среди белых». Андре принимает эти слова на веру, хотя, по сути, в них — отказ от своей национальной сущности, от этнической самобытности. Сама Нелли — метиска лишь по цвету кожи, она полностью восприняла образ жизни белых.
Но научиться жить среди белых не так-то просто, в колледже Андре чувствует себя изолированным. В сознании канадцев прочно укрепилось представление об индейцах как о низшей расе, и даже те одиночки, которые, подобно Андре, сумели занять формально равное положение с белыми, окружены стеной отчуждения.
Стоит опять вернуться к разговору между Долорес и Андре, состоявшемуся в первые дни их совместной жизни. Долорес спрашивает, какой национальности Андре, из какой страны приехали в Канаду его предки. В этих вопросах заключена поразительная несправедливость общества, отдающего предпочтение выходцам из Европы, сделавшего жертвой неравенства народ, живший на этой земле с незапамятных времен. Национальные предрассудки разделяют людей, словно невидимые барьеры, порождают враждебность и отчуждение. Именно национальная принадлежность Андре стала в конечном счете одной из главных причин его разрыва с Долорес.
Прочитав повесть, не сомневаешься — Андре не вернется в Фиш-Лейк, к старому возврата нет. А в колледж? На этот вопрос ответить труднее. К концу книги Андре приходит повзрослевшим, много пережившим, обретшим чувство ответственности за себя и за сына, — но захочет ли он бороться дальше? И как быть с теми, кому повезло меньше, кто не нашел таких благодетелей, как семья Бейрок, и угодил прямиком на Девяносто седьмую улицу?
Четкое социальное зрение не позволяет писательнице приукрасить концовку повести, но последний диалог Нелли и Андре символичен. Будущее за теми, кто, не отказавшись от своих национальных корней, сумеет найти себя, «стать на ноги», преодолеть неравноправие. Будущее за Габи Макгрегором, который, быть может, сумеет пойти дальше, чем его отец.
Сложена мозаика: разные характеры, судьбы, десятилетия… Состоялось знакомство — Канада предстала перед читателем как страна с непростым, подчас трагическим прошлым и сложным, противоречивым настоящим. Труден путь к самостоятельности, нелегко дается он и героям повестей, вошедших в этот том. За характерной для канадской прозы исповедальностью, за выдвинутыми на передний план личными коллизиями обнаруживается сопряженность судьбы личной и общественной, связь с реальными проблемами канадского общества. Ален Дюбуа, Полина Аршанж, Андре Том Макгрегор, Фредди Лэндон — что общего между ними? Стремление понять, «как прожить жизнь», «что таит в себе человек», желание отбросить старое, привычное, найти, докопаться до настоящего, истинного. Умение выстоять, не сломиться даже в минуту кризиса.
Меняется жизнь, меняется и литература: берется иной ракурс, иной масштаб, отыскиваются другие художественные решения. Неизменно одно — интерес к человеку, боль за него. В этом нам видится жизнеспособность современной канадской литературы, ее подлинность.
О. ФедосюкRichard В. Wright. IN THE MIDDLE OF A LIFE Toronto, 1973 © Richard B. Wright, 1973 Перевод с английского М. Загота, редактор А. КорхСмятенные сердца благослови
Дилан Томас
Где-то под конец марта, в пятницу, Фредди Лэндону в утреннем сне привиделась его дочь. Сон был жутковатый — в нем Лэндон беспомощно взирал, как дочь и молодой человек по имени Ральф Чемберлен поджигают его квартиру. Оба были голые, как младенцы, и дико хохотали, а он поджаривался в пламени. Проснувшись, Лэндон потянулся к горлу. В нем саднило и першило. Неужели его еще и душили? Да нет же: вчера наугощался, просидев допоздна у телевизора. Пересохло в горле, только и всего.
За окном его спальни была почти сплошная тьма, дневной свет на небе только-только проклевывался. О погоде судить рано. Подобно многим праздным людям, Лэндон привык наблюдать за погодой, смотрел, куда идут облака, как меняется ветер, словно капитан на старой шхуне. Впрочем, в большом городе на востоке Канады за погодой не очень-то понаблюдаешь: небо почти всегда замусорено странствующими частицами, а ветер гоняет туда-сюда испарения серы. Лэндон пощупал горло и вызвал увиденное во сне, прокручивая его перед мысленным взором, словно киноленту. Его дочь, молодой человек, полыхающая квартира; уже взялись огнем брючины его пижамы, и он выскакивает на улицу, подпрыгивая и дымясь, будто злодей из мультипликации. Рассказать Джинни? Это, пожалуй, ее развеселило бы, может, даже вызвало бы тонюсенькую улыбку на губах молодого человека, который еще вчера сидел в гостиной Лэндона и перечислял преступления западной цивилизации. Лэндон слушал эту безотрадную тягомотину вполуха. Куда больше его беспокоила собственная семнадцатилетняя дочь. Прежде чем явиться, она позвонила ему из аэропорта. Это само по себе уже плохо — ведь ей надлежало быть в Нью-Йорке, в 350 милях отсюда, сидеть на занятиях. В ушах Лэндона заревели мощные двигатели, будто он оказался в аэродинамической трубе. Слышимость была скверная, и он, страшно обеспокоенный, громко возмущался.