«Городок провинциальный…»
Городок провинциальный[6],
Летняя жара,
На площадке танцевальной
Музыка с утра.
Рио-рита, рио-рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
Ничего, что немцы в Польше,
Но сильна страна,
Через месяц — и не больше —
Кончится война.
Рио-рита, рио-рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
Я жизнью своею рискую[7],
С гранатой на танк выхожу
За мирную жизнь городскую,
За все, чем я так дорожу.
Я помню страны позывные,
Они раздавались везде —
На пункты идти призывные,
Отечество наше в беде.
Живыми вернуться просили.
Живыми вернутся не все,
Вагоны идут по России,
Но травам ее, но росе.
И брат расставался с сестрою,
Покинув детей и жену,
Я юностью связан с войною
И я ненавижу войну.
Я понял, я знаю, как важно
Веслом на закате грести,
Сирени душистой и влажной
Невесте своей принести.
Пусть пчелы летают — не пули,
И дети родятся не зря,
Пусть будет работа в июле
И отпуск в конце января.
За лесом гремит канонада,
А завтра нам снова шагать.
Не надо, не надо, не надо,
Не надо меня забывать.
Я видел и радость и горе,
И я расскажу молодым,
Как дым от пожарища горек
И сладок отечества дым.
«Москва сортировала поезда…»
Москва сортировала поезда:
Товарные, военные, почтовые.
Нас увозили в дальние места,
Живыми оставались чтобы мы.
Для жизни дальней оставались жить,
Которая едва обозначалась,
Теперь — глаза в слезах, едва смежить,
За все начала, за все начала.
Звон трамвая голосист и гулок,
Парк расцвечен точками огней,
Снова я пришел на переулок —
Переулок юности моей.
Над асфальтом наклонились вязы,
Тенью скрыв дорожку мостовой.
Помню, как к девчонке сероглазой
Торопился я под выходной.
Как, промокнув под дождем веселым,
За цветущий прятались каштан,
Девочка из сорок третьей школы
И до слез смущенный мальчуган.
Мне хотелось слез необычайных,
Клятву, что ли, дать или обет.
Этот дождь, короткий и случайный,
Стал причиной близости к тебе.
Знаю — случай ничего не значит.
Но сегодня поздно пожалел,
Что могло случиться все иначе,
Если б дождь подольше прозвенел.
Звон трамвая голосист и гулок,
Парк расцвечен точками огней,
Снова я пришел на переулок —
Переулок юности моей.
«В лето хорошо бы без билета…»
В лето хорошо бы без билета.
В лето? У него куда билет?
У него трава — одна примета,
Да еще река. Поклон, привет!
А река такая золотая,
А весной такой на свете дождь,
И по свету ветер пролетает,
И обратно ветер не вернешь.
И реке спасибо, и тебе спасибо,
И тебе спасибо, ветер над водой,
Ты такой веселый, ты такой красивый,
Ветер, ветер, ветер,
Ветер молодой.
Летели летние качели
На самом деле,
Дитя орало в колыбели,
И летний день куда-то плыл.
И травы превращались в сено,
Не сразу, скажем, постепенно.
Все было, было постепенно,
Как постепенен летний день.
Меняют люди адреса,
Переезжают, расстаются,
И лишь осенние леса
На белом свете остаются.
Останется не разговор
И не обиды по привычке,
А поля сжатого простор,
Дорога лесом к электричке.
Меж дач пустых она вела, —
Достатка, славы, привилегий.
Телега нас обогнала,
И ехал парень на телеге.
«Под ветром сосны хорошо шумят…»
Под ветром сосны хорошо шумят,
Светает рано. Ты не просыпайся,
Ко мне плечом горячим прикасайся,
Твой сон качают сосны и хранят.
Тебя держу, тебя во сне несу
И слышу — дятел дерево колотит,
Сегодня воскресение в лесу,
На даче, на шоссе и на болоте.
Покой еще не начатого дня,
Неясные предметов очертанья.
Я думаю, как ты вошла в меня,
В мои дела, заботы и сознанье.
Уходят в будни наши торжества,
Но по утрам хочу я просыпаться,
Искать слова и забывать слова,
Надеяться, любить, повиноваться.
Тебе со мною скучно,
А мне с тобою — нет.
Как человек — ты штучна,
Таких на свете нет.
Вас где-то выпускают
Не более пяти,
Как спутник запускают
В неведомой степи.
Любимая, все мостовые,
Все площади тебе принадлежат,
Все милиционеры постовые
У ног твоих, любимая, лежат.
Они лежат цветами голубыми
На городском, на тающем снегу.
Любимая, я никакой любимой
Сказать об этом больше не смогу.
Называлось место: Плёс,
Начиналась осень.
Кто меня туда занес,
Одного забросил?
Было около пяти
И светлело еле,
Воздух голову мутил,
Как «Ркацители».
Не упасть — глотаю всласть
Свежесть, тлен и сырость.
Осень только началась,
Только совершилась.
Это было или нет
В мире беспредельном?
Осень, мелочи примет,
Каждая — отдельно.
А по мне — они все те,
Каждой, вне порядка,
Улыбаюсь в темноте
И зеваю сладко.
На подоконнике жена
Сидела ранним летом,
А комната озарена
Была вечерним светом.
Да, лето только началось,
А к нам вчера приехал гость.
Сегодня он уехал —
И нам оставил эхо.
То эхо — воблы три кило —
Нет громогласней эха!
Еще на улице светло,
И жаль, что он уехал.
«Понедельник, понедельник…»
Понедельник, понедельник,
Понедельник дорогой,
Ты пошли мне, понедельник,
Непогоду и покой.
Чтобы роща осыпалась,
Холодея на ветру,
И спала не просыпалась
Дорогая поутру.
Я знаю, как стары
Стихи про телефоны.
От станции Мары
И до горы Афона
Протянут телефон.
(А если не протянут,
То, значит, его тянут.)
Я расстоянье взял
Немалое — нарочно:
Звонит провинциал,
Провинциалу тошно.
Уже провинциал
Отпил, оттанцевал
И не находит места,
А дома ждет невеста.
Завидую ему.
А где моя невеста?
В Москве или в Крыму —
Мне это неизвестно.
(Читателю о том
Читать неинтересно.)
Читатель, ты прости,
Когда грустит писатель.
Ему сюжет вести
Все кажется некстати.
Г-2, Г-2, Г-2 —
Твой номер набираю,
Набрал его — едва
Твой голос разбираю.
Какая вы сейчас?
Мне легче, но не лучше.
Я думаю о вас,
И это меня мучит.
Наивно, но с утра —
Для жителей безжалостно —
Ору я вам: — Ура!
Услышьте же, пожалуйста!