Мадди вскочила и побежала за макинтошем. Ей некогда было ждать Берти, который носился где-то по полю. Рыба с картошкой – такое редкое лакомство! В Святой Хильде ее называли грубой пищей, но Мадди было все равно.
Стоя в очереди за едой, она услышала стонущую Минни, сирену, предупреждавшую об очередном налете. Очередь двигалась медленно, Мадди подняла голову к ночному небу и прислонилась к сверкающему, с черными и зелеными плитами, фасаду здания.
На тротуаре замелькали маленькие факелы: люди торопились в убежища.
– Похоже, сегодня Манчестер ждет очередная бомбежка, – вздохнул старик, посыпая солью свою разломанную рыбу.
У Мадди заурчало в животе. Запах масла, картофеля и горохового супа был невыносимо соблазнительным. Она редко ела картошку с рыбой, потому что бабушка любила готовить сама. Если бы только сирены перестали выть!
Пока что Чадли не затронули последние налеты, поскольку здесь почти ничего не было, кроме нескольких мелких предприятий, магазинов и завода по производству авиационных деталей. Джерри [2]предпочитали причалы и доки. Глядя в небо, она увидела темные силуэты, услышала гул и поняла, что нужно спрятаться. Но не раньше, чем она завернет ужин в газету. Наверное, было что-то отважное в том, чтобы стоять в очереди во время налета.
Бабушка отправится «в яму», а дядя Джордж примет все меры предосторожности, полагающиеся во время налета, прежде чем спустится в подвал.
Мадди решила сначала поесть, а потом спрятаться вместе с Берти в убежище, подальше от всех. Там она и погрустит вдоволь. Она знала четыре ругательства: мерзавец, сволочь, проклятие и дерьмо, и могла повторять их вслух, не опасаясь, что кто-то ее выдаст. Было еще одно, которое она слышала, но даже не смела произнести его вслух, из страха навлечь беду на свою голову.
Сирена продолжала завывать, но Мадди отважно сжала сверток и отправилась домой, когда чья-то рука грубо затащила ее в дверной проем.
– Мадлен Белфилд, немедленно в убежище! Неужели не видишь, что бомбы так и валятся! – завопил мистер Пай, главный по гражданской обороне, следивший за соблюдением правил во время налетов, прежде чем потащить Мадди вниз по ступенькам в подвал, где находилось наскоро оборудованное коммунальное убежище. Она едва различала женщин и детей, сидевших на полу с кошками и клетками с золотистыми попугайчиками. Самолеты все ближе подлетали к аэродрому. На этот раз налет был настоящим.
В прошлом году было спокойно, ничего особенного не случалось, но с самого лета налеты происходили почти каждую ночь. Ее школа, когда-то очень отдаленная и потому считавшаяся безопасной, теперь оказалась на линии огня, и именно поэтому учеников увозили в глубь страны.
Возможно, следует отправиться к мисс Коннот, извиниться и пообещать хорошо себя вести… а может, и нет. Мысль о том, чтобы спать в одном дортуаре с Сандрой Боулз и ее вечно щипавшимися сообщницами, наполняла ее ужасом.
А… а Берти?! Где ее чертов пес? Теперь она ругалась на чем свет стоит.
Казалось, прошла целая вечность: Мадди сидела, ждала окончания налета, и запах сырой земли и табачного дыма забивался в ее нос. Она жалела, что находится сейчас не в подвале с дядей Джорджем.
Джордж всегда улыбался и твердил:
– По крайней мере, внизу мы от жажды не умрем, ребята.
С этой привычной шуточкой он принимался за еженощную рутину: выключал газ и воду, выгонял из паба выпивох и направлялся в бомбоубежище, которое называлось ямой. Проверял, готовы ли насосы, на случай пожара. Каждый из них выполнял свои обязанности автоматически. У всех была работа.
Но теперь вой сирен отвлекал Мадди от раздумий.
– Что-то они рано сегодня, – заметил старый мистер Годберг, с несчастным видом сидевший напротив нее на скамье. Он был одним из клиентов, которые приходили в «Фезерс» засветло, чтобы выпить чашку чая с двухпенсовой булочкой. Но теперь он с энтузиазмом грыз чипсы. Здесь же сидела старая Лили, которая обычно покупала в их заведении крепкий портер. Однажды она шепотом призналась, что как-то ночью была украдена цыганами, но Мадди ей не поверила. Тут же была и миссис Купер из кондитерской, с тремя малышами, тащившими за собой одеяла и игрушечных мишек. Один нес еще и резиновую куклу, он с завистью уставился на глазную повязку Мадди и пакет с рыбой и жареным картофелем. В убежище прибежала и жена одного из торговцев рыбой, а с ней пришли два незнакомых Мадди старика, окончательно отравивших воздух дымом своих трубок. Сегодня в вонючем убежище яблоку негде было упасть.
– Где твоя собачка? – спросила Лили.
Грохот становился все сильнее.
– Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы убежала куда глаза глядят от этого ада. Собаки чуют опасность. Не расстраивайся, дорогая, ей ничего не грозит.
– Но он не любит стонущую Минни.
Мадди хотелось плакать, и она прижала к себе теплый газетный сверток, чувствуя нараставшую тревогу. Она надеялась, что бабушка захватила в убежище шляпную картонку, где лежали ее украшения, документы, квитанции на страховку, лицензии и удостоверения личности. Задачей Мадди было класть все это в безопасное место. Сегодня коробке придется остаться под кроватью.
Небо по-прежнему кишело самолетами, будто черными жужжащими насекомыми. Полная луна факелом освещала бомбардировщикам дорогу через темное небо. В эту ночь мишенью стал Ливерпуль.
Пол подвала был выложен досками, но они были влажными и пахли плесенью.
– Мадди! Слава богу, ты здесь! Молодец, девочка, что осталась здесь! – воскликнула Айви Сангстер, их прислуга. – Твоя бабушка голову потеряла от беспокойства и отправила меня на твои поиски. Я сказала, что составлю тебе компанию, – добавила Айви, помогавшая в баре, когда посетителей было много. – Как я рада, что нашла тебя.
Плюхнувшись рядом с девочкой, она вытащила фляжку.
– Тебе лучше съесть рыбу с картошкой, пока не остыла.
– Где Берти? Он в подвале?
– Не знаю, дорогая. Твой дядя Джордж, как обычно, спустился вниз. Сама знаешь, он не выносит замкнутых пространств с тех пор, как его завалило в окопе, – прошептала Айви, которая была влюблена в Джорджа и краснела каждый раз, когда он с ней заговаривал. – Твоя бабушка говорит, что у нее болит спина, потому что в убежище приходится сидеть согнувшись. Но им в подвале ничего не грозит.
Они скорчились на скамейках, ожидая, когда закончится налет. Но грохот становился все громче. Мадди вздрагивала от шума, но упрямо цеплялась за сверток с едой. Айви играла на губной гармошке, чтобы скоротать время. Обычно они пели, пытаясь заглушить звук разрывающихся снарядов. Но на этот раз петь никому не хотелось, и Мадди беспомощно пролепетала:
– Мне это не нравится.
Такого ужаса, как сейчас, никогда раньше не случалось. Мадди радовалась, что до открытия паба еще есть время, и клиенты не стали собираться. Иначе в убежище было бы не продохнуть. Ну, ничего, скоро все кончится, они пойдут домой и разогреют ужин.
В убежище было темно, так что когда кто-то зажег факел, Мадди осмотрела стены в поисках пауков и мокриц, чтобы положить их в спичечную коробку, где держала свой маленький зоопарк.
Все старались ободряюще ей улыбаться, но она видела, что окружающие встревожены и нервничают. Она вспомнила, что на плакате, висевшем на автобусной станции, изображались такие же лица с натянутыми улыбками. «Мы вынесем все»…
Она попыталась отвлечься, вспоминая о хорошем. Когда родители отдыхали между очередными турне, мама просто ослепляла клиентов, стоя за стойкой бара: завивка, длинные серьги, блузка, открывающая великолепный бюст, и ровно столько румян и помады, чтобы выглядеть жизнерадостной, даже когда она уставала. Недаром летчиков тянуло к ней, как магнитом. А папа в это время играл на пианино. Иногда Мадди разрешалось заглянуть в дверь и послушать, как поет мама.
Голос мамы имел три громкости: пиано, форте и рев, то, что она называла первыми рядами, галеркой и небесами. Когда она начинала петь, все замолкали, пока она не позволяла им объединиться в хор. Каждый вечер в баре давалось представление, и постоянные посетители просто обожали ее. Папа выдавал кружки и улыбался, когда позвякивала касса. Иногда он присаживался и аккомпанировал маме. Пение мамы вызывало жажду посетителей, что было выгодно «Фезерс».
– Я хочу к маме, – захныкала Мадди. – Она всегда мне пела. Мне здесь больше не нравится.
– Знаю, дорогая, но уже недолго ждать, – улыбнулась Айви.
– Она мне нужна сейчас, и папа тоже. Так нечестно… и где мой Берти? – вскрикнула она, вдруг смертельно испугавшись чего-то.
– Ну-ну, малышка, не капризничай. Мы не можем творить чудеса. Подожди, совсем немного осталось. Лучше поешь. Петь, есть и не обращать внимания на эти налеты – вот это способ показать Гитлеру, кто здесь босс, – посоветовал мистер Годберг. – Ешь свою рыбу с картошкой.
