Когда я увидела Фелипе в таком состоянии, у меня в груди заныло от тоски. Мне хотелось дотронуться до него, но я чувствовала, что это не разрешено, поэтому осталась стоять.
Мой любимый устало улыбнулся и сказал:
– Дорогая, похоже, наша жизнь теперь станет намного интереснее.
Не успела я ответить, как ответственный за допрос взял ситуацию в свои руки.
– Мэм, – сказал он, – мы пригласили вас сюда, чтобы объяснить: вашему другу отныне въезд в США запрещен. Мы будем держать его под стражей до следующего рейса в Австралию, как обладателя австралийского паспорта. После этого в Америку он больше въезжать не сможет.
Первая моя реакция была физической – словно вся кровь в моем теле вдруг испарилась и зрение на секунду утратило способность фокусироваться. Еще через мгновение включился мозг. Я лихорадочно пыталась подытожить, чем нам грозит этот внезапный серьезный кризис. Фелипе зарабатывал на жизнь в Соединенных Штатах задолго до нашего знакомства: он занимался законным импортом драгоценных камней и ювелирных украшений из Бразилии и Индонезии для продажи на американских рынках и в Америку, соответственно, приезжал несколько раз в год. Америка всегда принимала международных дельцов вроде Фелипе с распростертыми объятиями – ведь они привлекают в страну товар и деньги, способствуют развитию коммерческой активности. Благодаря гостеприимству бизнес Фелипе процветал. На заработанные за пару десятков лет деньги он отправил обоих своих детей (они уже взрослые) в лучшие австралийские частные школы. Америка была центром его профессиональной жизни, пусть даже он никогда не жил здесь до недавнего времени. Но здесь находился его товар и все клиенты. Запрет на въезд полностью отрезал ему средства к существованию. Не говоря уж о том, что в Америке жила я, а Фелипе хотел быть со мной – и я никогда не захотела бы жить нигде, кроме Америки, ведь здесь у меня семья и работа. Фелипе тоже стал частью нашей семьи. Его с радостью приняли мои родители, сестра, друзья, весь мой мир. Как же нам продолжать жить вместе, если ему навсегда запретят приезжать? Что мы будем делать? («Где мы будем спать, ты и я? – как говорится в печальной песне о любви индейского племени винту. – На зубчатой кромке обрушившегося неба? Где мы будем спать?»)
– На каком основании вы его депортируете? – спросила я служащего, напустив на себя важный вид.
– Строго говоря, мэм, это не депортация. – В отличие от меня, ему не пришлось напускать на себя важный вид: у него это получалось само собой. – Мы просто отказываем вашему другу во въезде в США на том основании, что за последний год он въезжал слишком часто. Он ни разу не нарушил срок пребывания по визе, и, судя по его передвижениям, он попросту жил с вами в Филадельфии в течение трехмесячных отрезков, покидая страну лишь для того, чтобы сразу вернуться.
С этим трудно было поспорить, потому что именно это Фелипе и делал.
– Это преступление? – спросила я.
– Не совсем.
– Не совсем или нет?
– Нет, мэм, это не преступление. Поэтому мы его и не арестуем. Но трехмесячная виза, которую правительство США предоставляет гражданам дружественных государств, не предназначена для бесконечного количества последовательных въездов.
– Но мы об этом не знали, – сказала я. Фелипе решил вмешаться:
– Вообще-то, сэр, пограничник в Нью-Йорке сказал, что я могу ездить в Штаты сколько угодно, главное – не превысить девяностодневный срок пребывания.
– Не знаю, кто вам это сказал, но это не так.
Услышав его слова, я вспомнила, как Фелипе однажды предупреждал меня насчет пересечения границы: «Не думай, что это такая уж ерунда, дорогая. И никогда не забывай, что в любой день по любой причине любой пограничник в мире может вдруг решить, что впускать тебя ему не хочется».
– Ну и что бы вы сделали, если бы оказались в нашей ситуации? – спросила я.
Этому приему я научилась за многие годы и использовала его каждый раз в тупиковой ситуации: с равнодушными операторами службы поддержки, например, или апатичными бюрократами. Если поставить вопрос таким образом, власть имущий вынужден задуматься и представить себя на месте беспомощного человека. Это такое тонкое воззвание к милосердию. Иногда помогает. Но, если честно, в большинстве случаев не помогает ни капельки. Правда, сейчас я была готова опробовать всё.
– Ну, если ваш друг хочет когда-нибудь снова вернуться в Соединенные Штаты, ему нужна виза получше – более постоянная. На вашем месте я бы ему такую поскорее сделал.
– Понятно, – ответила я. – А какой самый быстрый способ раздобыть эту более постоянную, более надежную визу?
Служащий взглянул на Фелипе, потом на меня и снова на Фелипе.
– Честно? – спросил он. – Вам двоим надо пожениться.
Мое сердце упало, причем звук был почти слышен. Сердце Фелипе упало одновременно с моим – полный беззвучный унисон, я услышала это в тесной комнате. Со стороны может показаться невероятным, что предложение сотрудника Министерства нацбезопаности застигло меня врасплох. Все мы слышали о браках ради «грин-карт». Кому-то, возможно, покажется невероятным и то, что предложение вступить в брак вызвало у меня расстройство, а не облегчение, учитывая наше отчаянное положение: хоть какой-то выход всё-таки. Но всё же эти слова меня удивили. И испугали. Сама идея замужества в моем сознании являлась таким жестким табу, что, высказанная вслух, она явилась для меня реальным шоком. Мне стало грустно и тяжело на душе, как после удара в спину, казалось, меня лишили фундаментального аспекта моего существования. Но острее всего было чувство, что я попала в ловушку. Мы оба в нее попались. Летающая рыба и плавающая птица угодили в сети. И впервые в моей жизни моя наивность ударила меня в лицо как мокрой тряпкой: ну почему я была такой дурой и думала, что мы сможем вечно жить как вздумается!
Какое-то время мы все молчали, а потом служащий министерства, увидев наши понурые лица, наконец спросил:
– Извините, ребята. А чем вам так не нравится эта мысль?
Фелипе снял очки и протер глаза – по опыту я знала, что это признак полного изнеможения. Он вздохнул и ответил:
– Ох, Том, Том, если бы ты знал…
Я не думала, что эти двое уже успели перейти на «ты», хотя, наверное, так обычно и бывает в ходе шестичасового допроса. Особенно если в роли допрашиваемого выступает Фелипе.
– Нет, серьезно – в чем проблема? – спросил офицер Том. – Вы уже и так вместе живете. И видно, что любите друг друга и не женаты на ком-то еще…
– Том, ты пойми, – проговорил Фелипе, наклонившись к нему и окончательно выбирая доверительный тон, словно мы находились и не в госучреждении вовсе, – нам с Лиз обоим пришлось пережить разводы в прошлом, и это было просто… просто ужасно.
Офицер Том промычал что-то вроде еле слышного понимающего «ммм…», потом тоже снял очки и потер глаза. Я инстинктивно бросила взгляд на средний палец левой руки: кольца не было. По отсутствию кольца и рефлекторной реакции скорбного понимания был поставлен моментальный диагноз: разведен.
И тут наш разговор принял сюрреалистическое русло.
– Ну, всегда же можно подписать брачный контракт, – заметил Том. – Это если вы беспокоитесь о финансовых проблемах, связанных с разводом. А если вас пугают отношения, можно обратиться к психологу.
Я слушала и удивлялась. Сотрудник Министерства национальной безопасности США дает нам советы по части счастливого брака! В комнате для допросов! Где-то в недрах международного аэропорта Далласа!
Когда ко мне вернулся дар речи, я наконец выступила с таким блестящим предложением:
– Офицер Том, а что, если я найду способ каким-то образом нанять Фелипе вместо того, чтобы выходить замуж? Можно ему будет приехать в Америку в качестве моего сотрудника, а не мужа?
Фелипе выпрямился и воскликнул:
– Дорогая! Какая потрясающая мысль!
Офицер Том посмотрел на нас как-то странно. И спросил Фелипе:
– Ты что, скорее предпочтешь, чтобы она была твоим боссом, чем женой?
– Ода!
Я чувствовала, как офицер Том почти физически сдерживает себя, чтобы не спросить: «Да что вы вообще за люди?» Но он был слишком хорошим профессионалом, чтобы позволить себе такое. Вместо этого он откашлялся и произнес:
– К сожалению, то, что вы предложили, в нашей стране незаконно.
Мы с Фелипе снова поникли – опять одновременно, в унисон – и погрузились в мрачное молчание. После долгой паузы я снова подала голос.
– Ну ладно, – проговорила я обреченно. – Давайте покончим с этим раз и навсегда. Если я выйду за Фелипе сейчас, прямо здесь, в вашем кабинете, вы пустите его в Америку сегодня? Может, у вас и священник прибережен для таких случаев в аэропорту?
Бывают в жизни моменты, когда лицо у обычного человека становится как у ангела, – это случилось и тогда. Том, усталый, с брюшком и значком техасского отделения Министерства нацбезопасности, улыбнулся мне с такой грустью, добротой и светлым пониманием, каким совершенно не было места в этой душной бесчеловечной каморке. Он вдруг сам стал похож на священника.
