— Надо, в конце концов, ее спилить, — пробормотал он сквозь зубы.
Но зубы неожиданно для самих себя разомкнулись, и голос его пронзил царившую в комнате тишину.
«Черт! — подумал он. — Так я весь дом перебужу».
Он прислушался: до слуха его долетало мерное дыхание полов и стен, и он успокоился. Вокруг плотных занавесок начал прорисовываться серый контур дня. Тусклое зимнее утро за окном вступало в свои права. Клод Леон тяжело вздохнул и зашарил босыми ногами по коврику в поисках домашних туфель. С большим трудом он принял вертикальное положение. Сон неохотно расставался с ним, испаряясь сквозь расширенные поры его кожи с мягким шелестом, подобным дыханию спящей мышки. Он пошел к двери, но перед тем, как включить свет, повернулся лицом к шкафу: вчера поздно вечером он состроил перед зеркалом рожу и очень быстро выключил свет. Сейчас, перед тем как идти на работу, ему захотелось полюбоваться ею вновь. Быстрым решительным движением он повернул выключатель — вчерашняя физиономия все еще красовалась в зеркале. Завидев ее, он громко расхохотался. Рожа начала таять на свету, и в зеркале проступил Леон сегодняшнего дня, который, повернувшись к нему спиной, пошел бриться. Надо было спешить, чтобы явиться на работу раньше начальника.
2
С квартирой ему повезло. Он жил в двух шагах от Компании. Повезло, что касается зимы. Летом хотелось погулять подольше. Ему надо было пройти всего каких-то триста метров по проспекту Жана Лемаршана, налогового инспектора, состоявшего на государственной службе с 1857 по 1870 год, героя, отстоявшего в одиночку целую баррикаду в схватке с пруссаками. В конце концов они таки до него добрались, зайдя с тыла, и бедняга, не в силах перелезть через слишком высокую баррикаду, пустил себе две пули в рот из винтовки системы Шасспо; к тому же при отдаче ему оторвало правую руку. Эта история безумно заинтересовала Клода Леона, и в ящике письменного стола он хранил полное собрание сочинений доктора Кабанеса, в черном полотняном переплете, выглядевшее совсем как расчетная книга.
От холода по краю тротуара постукивали красные ледышки, и женщины поджимали ноги под короткие бумазейные юбки. Проходя мимо вахтера, Клод пробормотал «Здрассьте» и робким шагом направился к лифту производства фирмы Ру-Исповедальбюзье, у решетки которого уже стояли в ожидании три секретарши и один бухгалтер. Клод обратился к ним с общим сдержанным приветствием.
3
— Здравствуйте, Леон, — сказал начальник, заходя в кабинет.
Клод вздрогнул и посадил кляксу.
— Здравствуйте, месье Сакнюссем, — пробормотал он.
— Какой вы неловкий, однако! — рассердился начальник. — Сплошные кляксы…
— Извините, месье Сакнюссем, — сказал Клод. — Но…
— Сотрите немедленно!.. — приказал Сакнюссем.
Клод склонился над пятном и начал старательно вылизывать его языком. Чернила были прогорклыми и пахли псиной.
Сакнюссем, судя по всему, был в прекрасном расположении духа.
— Газеты читали? — спросил он. — Конформисты хотят устроить нам красивую жизнь…
— Гм… да… месье, — пробормотал Клод.
— Какие негодяи! — воскликнул его начальник. — Да… Пора наконец проявить бдительность, знаете ли… К тому же все они вооружены.
— А!.. — сказал Клод.
— Это было ясно уже в дни Полбеды, — сказал Сакнюссем. — Ведь оружие ввозили полными грузовиками. Естественно, у порядочных людей, таких, как вы и я, оружия нет.
— Разумеется… — согласился Клод.
— У вас-то нет?
— Нет, месье Сакнюссем, — сказал Клод. — Но в принципе…
— Вы не могли бы достать мне револьвер? — вдруг с бухты-барахты спросил Сакнюссем.
— Видите ли… — замялся Клод. — Может, это и можно сделать через брата мужа моей хозяйки… Я точно не знаю… Гм…
— Вот и прекрасно! — воскликнул Сакнюссем. — Я очень на вас рассчитываю. И, пожалуйста, не слишком дорогой, но с патронами, договорились? Конформисты… Сволочи… Приходится принимать меры!
— Да-да, — согласился Клод.
— Спасибо, Леон. Так я жду. Когда я смогу его получить?
— Это я еще должен выяснить… — сказал Клод.
— Понимаю… Спешить нам некуда… Если хотите, можете сегодня уйти пораньше…
— Что вы… — сказал Клод. — В этом нет никакой необходимости.
— Ну, хорошо, — кивнул Санюссем. — Будьте внимательнее и не ставьте больше клякс, договорились? Работайте аккуратнее, черт возьми! Вам же деньги не просто так платят…
— Постараюсь, месье Сакнюссем, — пообещал Клод.
— И не опаздывайте, — сказал в заключение начальник. — Вчера вы опоздали на шесть минут.
— Да, но я все же пришел на девять минут раньше… — возразил Клод.
— Обычно вы приходите за пятнадцать минут до начала рабочего дня, — сказал Сакнюссем. — Возьмите себя в руки, черт возьми!
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Едва сдерживая волнение, Клод вновь взялся за перо. Рука его дрожала, и он посадил еще одну кляксу. По форме она напоминала ухмыляющуюся рожу, по вкусу же была похожа на очищенную нефть.
4
Он заканчивал свой ужин. Сыр, от которого и остался-то всего один толстый кусок, вяло копошился в желтенькой тарелочке с голубенькими дырочками. Под конец он налил себе полный стакан окиси лития с карамелью, она пробулькала вниз по пищеводу, и Клод почувствовал, как маленькие пузырьки, шедшие вверх против течения, с металлическим позвякиванием лопались у него в глотке. Раздался стук звонка. Он встал и открыл дверь. Вошел брат мужа хозяйки.
— Здравствуйте, месье, — сказал он. Искренняя улыбка и рыжие волосы выдавали его карфагенское происхождение.
— Здравствуйте, месье, — ответил Клод.
— Вот, я принес, — сказал мужчина. Его звали Жжан.
— Ах да… — сказал Клод. — Вы имеете в виду…
— Да-да… — сказал Жжан. И вынул нечто из кармана.
Это был красивый десятизарядный прошиватель фирмы Уолтер — модель ППК: основание его обоймы было отделано эбонитом — к нему аккуратно прилегали две рифленые пластинки, которые и следовало сжимать рукой.
— Прекрасная работа, — сказал Клод.
— Укрепленный ствол, — объяснил брат мужа. — Большая точность выстрела.
— Да, — сказал Клод. — Удобный прицел.
— А в руке-то как лежит… — сказал Жжан.
— Хорошо продуманная конструкция… — сказал Клод, целясь в цветочный горшок, который тут же отодвинулся, чтобы уклониться от удара.
— Прекрасное оружие, — нахваливал Жжан. — Три пятьсот.
— Многовато, — возразил Клод. — Я ведь не для себя покупаю. Он, конечно, столько и стоит, но тот человек больше трех не даст.
— Дешевле не могу, — сказал Жжан. — Самому во столько обошлось.
— Понимаю, — вздохнул Клод. — Но это слишком дорого.
— А вот и нет, — сказал Жжан.
— Я хотел сказать, что вообще оружие — дорогое удовольствие, — сказал Клод.
— Это-то да, — подтвердил Жжан. — Такой пистолет, между прочим, достать совсем не просто.
— Разумеется, — кивнул Клод.
— Три пятьсот, это мое последнее слово, — сказал Жжан.
— Сакнюссем больше трех не даст.
Можно было, конечно, сэкономить на сапожнике и отказаться от новых подметок, тогда Клод смог бы доложить пятьсот из своего кармана.
— Возможно, снега этой зимой больше не будет, — сказал Клод.
— Возможно, — отозвался Жжан.
— В принципе можно подметки и не менять.
— Не факт, — сказал Жжан. — Как-никак зима.
— Деньги я вам сейчас отдам, — сказал Клод.
— Вторую обойму берите так, — сказал Жжан.
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал Клод.
Дней пять-шесть ему придется прожить впроголодь, тогда он сможет компенсировать эти пятьсот франков. А когда-нибудь, быть может, Сакнюссем случайно и узнает об этом.
— Благодарю вас, — сказал Жжан.
— Что вы! Это я — вас, — возразил Клод и проводил его до двери.
— Вот увидите, претензий у вас ко мне не будет, — сказал Жжан на прощание и вышел.
— Это я не себе, — повторил Клод, но Жжан тем временем уже спускался по лестнице.
Клод закрыл дверь и вернулся в комнату. Черный холодный прошиватель всей своей тяжестью навалился на стол рядом с тарелкой с сыром и не издал пока еще ни единого звука: испуганный сыр метался по тарелке, так и не решаясь покинуть сие материнское лоно. Сердце Клода забилось чаще, чем обычно. Он взял со стола мрачный предмет и повертел его в руках. За закрытыми дверями он чувствовал себя героем. Но надо было выйти на улицу и отнести его Сакнюссему.
А ходить по улице с прошивателем было запрещено. Он положил револьвер на стол и стал вслушиваться в тишину: а вдруг соседи подслушали, о чем они тут с Жжаном разговаривали?
5
Клод чувствовал его бедром: он был холодный и тяжелый, как мертвый зверь, он оттягивал ему карман и пояс, и рубашка справа над брюками свисала пузырем. Чтобы ничего не было заметно, Клод надел плащ, но, как только он делал шаг вперед, на бедре образовывалась большая складка. Тут уж ничего не скроешь! Он подумал, что было бы осмотрительнее пойти другой дорогой, и, выйдя из подъезда, резко свернул налево. Шел он по направлению к вокзалу, путь его пролегал одними темными переулками. День выдался унылый — было так же холодно, как накануне. Он плохо знал этот район. Свернув направо, он подумал, что так он слишком быстро вернется к обычному маршруту, и посему, пройдя еще десять шагов, резко свернул в первую улицу налево. Она располагалась под углом, чуть не дотягивающим до девяноста градусов по отношению к первой, шла по косой, и по обе ее стороны располагались магазинчики, очень мало похожие на те, мимо которых он ходил обычно: они были какие-то неприметные, и ничего о них нельзя было сказать.
