Габриель придет.
В полдень Мартен надевает наушники. Глаза заволокло туманом, он прогуливается вместе с Брюсом Спрингстином по улицам Филадельфии.
Она придет.
В час он покупает хот-дог у разносчика. Расплачиваясь, он не отрывает взгляда от входной двери. А вдруг…
Она вот-вот придет.
В два часа он открывает роман «Похититель сердец», который купил в аэропорту. Проходит еще час. Мартен прочитал три страницы…
Она придет, точно!
В четыре часа он достает «Тетрис» и за десять минут проигрывает пять партий подряд…
Может, она все-таки придет?
В пять часов официанты в кафе начинают смотреть на него с усмешкой.
Два к одному, что она придет.
В шесть часов вечера заведение закрывается. Мартен – последний клиент, и его просят уйти. Но и оказавшись на улице, он все еще верит.
А вдруг…
Сан-Франциско
3 часа дня
Габриель идет по песку к океану. Сердце сжалось в комок и почти не бьется. Погода отражает ее состояние: мост Золотые Ворота едва различим в тумане, на противоположной стороне темно-серые тучи лежат на острове Алькатрас, ветер на пляже валит с ног. Чтобы не замерзнуть, она укуталась в курточку из молескина, которую оставил ей Мартен.
Останавливается, садится на песок, поджав под себя ноги, и достает из сумочки пакет с письмами от Мартена. Перебирает их, разворачивает, перечитывает. «Как только я вспоминаю тебя, мое сердце начинает стучать быстрее. Я мечтаю, чтобы ты была рядом. Мне бы хотелось закрыть глаза, а потом открыть – и увидеть тебя». Габриель достает из конверта подарочки, которые Мартен присылал в каждом письме: клевер с четырьмя листиками, засушенный эдельвейс, старая черно-белая фотография Жана Себерга и Бельмондо из фильма «На последнем дыхании».
Она чувствует, что между ними происходит нечто странное. Такая тесная связь, какой в жизни может больше не встретиться. Она представляет, как Мартен сидит в Нью-Йорке в кафе, где он назначил ей встречу, и ждет ее. Габриель плачет.
В Нью-Йорке кафе уже закрылось, а Мартен все еще не уходит, стоит на месте, окоченевший от холода. В эту минуту он даже и не догадывается о настоящих чувствах Габриель. Не знает, насколько ей было с ним хорошо, как она нуждалась в нем, насколько она была одинока и потеряна до него и как мучилась. Он не знает, что помог Габриель в трудную минуту жизни не оступиться, не пропасть…
На безлюдном пляже в Сан-Франциско начинается дождь, настоящий морской шторм. Со стороны океана доносятся мрачные раскаты грома, они вибрируют в унисон с накатившей волной и постепенно стихают в расщелинах прибрежных скал.
Габриель встает, направляется в сторону фуникулера, чтобы подняться по крутому склону вдоль Филлимор-стрит. Садится в кабинку, выходит на остановке возле собора и оказывается в городской больнице Ленокс. Кутаясь в курточку из молескина, проходит одну за другой раздвижные двери. В приемном покое, несмотря на развешенные по стенам праздничные гирлянды, безрадостно и тоскливо.
Рядом с кофе-автоматом стоит доктор Элиот Купер. Он смотрит ей в лицо, видит припухшие веки и понимает, что она плакала.
– Привет, Габриель, – говорит доктор, стараясь ободрить ее приветливой улыбкой.
– Здравствуйте.
Мартен ждал Габриель до одиннадцати часов, один, ночью, на морозе, на ледяном ветру. Теперь его сердце превратилось в лед. И еще ему стыдно. Стыдно оттого, что он ринулся в бой один, без оружия, с открытым забралом, наивно и глупо, с дурацким юношеским энтузиазмом.
Он все поставил на карту – и проигрался вчистую.
Мартен бредет по улицам, еле волоча ноги: Сорок вторая улица, бары, рестораны, дурные знакомства, спиртные напитки. В ту зиму Нью-Йорк был еще настоящим Нью-Йорком. Уже не такой, конечно, как при Энди Уорхоле, но не настолько стерильный, как позднее. Этот Нью-Йорк был очень опасным городом, особенно для тех, кто решил дать волю своим страстям.
В ту ночь в глазах Мартена впервые появляется жесткость и мрачный блеск.
Он никогда не будет писателем.
Он станет полицейским, сыщиком.
В ту ночь Мартен не просто потерял любовь.
Он утратил надежду.
Эта история о том, как иногда случается в жизни. История о мужчине и женщине, которые долго идут навстречу друг другу.
Все началось с первого поцелуя под дождем, теплым летним утром, в аэропорту, под небом Сан-Франциско. Все чуть было не закончилось в холодную рождественскую ночь в каком-то баре в центре Нью-Йорка и в калифорнийской больнице в пригороде Сан-Франциско.
Потом прошли годы…
Часть первая
Под небом Парижа
Бывает, что одним людям человек нравится по каким-то причинам, а другие за то же самое его ненавидят.
Рассел Бэнкс
Париж, левый берег Сены
29 июля
3 часа ночи
Париж растворился в прохладе светлой ночи середины лета. По крыше музея Орсэ, прячась за колоннами, пробиралась украдкой чья-то тень, стараясь избегать мест, освещенных лунным светом. Арчибальд Маклейн в облегающем темном комбинезоне привязал хитрым узлом веревку к страховочному поясу, стянутому у него на талии, поправил шерстяную черную шапочку, надвинутую на глаза. Только они и выдавали его присутствие, поблескивая в темноте на фоне измазанного черной ваксой лица. Грабитель застегнул «молнию» на рюкзаке и посмотрел вниз, на город, распростертый у его ног. С крыши знаменитого музея открывался впечатляющий вид на шедевры архитектуры правого берега: огромный величественный Лувр с многочисленными скульптурами и колоннами вдоль дворцовых стен, воздушный купол базилики Сакре-Кёр, роскошный дворец Гран-Пале, большое извилистое кольцо садов Тюильри и зеленый с золотым орнаментом свод Опера-Гарнье. Ночью столица утрачивает временные ориентиры и кажется сказочной, феерической. Этот Париж походил на средневековый город, рожденный воображением Арсена Люпена, Париж эпохи «Призрака Оперы».
Арчибальд натянул перчатки со специальным покрытием против скольжения, как у альпинистов, расслабил мышцы и сбросил веревку вдоль каменной стены. На сей раз игра обещала быть непростой и рискованной. Но это только добавляло ей прелести.
Полицейский
– Да он с ума сошел!
Прячась в машине, капитан полиции Мартен Бомон в бинокль наблюдал из засады за тем, за кем вот уже три года ходил буквально по пятам. Это был самый знаменитый похититель картин в современной истории – Арчибальд Маклейн.
Нервы молодого сыщика были напряжены до предела. Этой ночью он собирался арестовать злостного, выдающегося преступника, такая удача может выпасть на долю полицейского только раз в жизни. Как же он ждал этого момента, тысячу раз проигрывая в уме сцену задержания. Как бы ему сейчас завидовал весь Интерпол, не говоря уж о частных детективах, нанятых миллионерами, которых Арчибальд в свое время ограбил.
Мартен отрегулировал бинокль, чтобы четче видеть картинку, и напряг зрение, вглядываясь в темноту. Наконец тень Арчибальда попала в поле, освещенное лунным светом. Мартен, чувствуя, как колотится в груди сердце, наблюдал, как вор спустил веревку с крыши и заскользил по ней вниз, вдоль каменной стены здания, по направлению к одному из двух громадных циферблатов, обращенных в сторону Сены. На мгновение полицейскому показалось, будто он различает черты лица своей жертвы. Однако Арчибальд был слишком далеко и спускался по веревке к нему спиной. К тому же не следовало и рассчитывать на подобную удачу, ведь за двадцать пять лет его воровской карьеры ни одному полицейскому так и не довелось видеть Арчибальда Маклейна в лицо…
Арчибальд замер на фоне стеклянного циферблата часов, излучавших слабое свечение. Перед этой махиной, семи метров в диаметре, трудно было не чувствовать гнет быстротечного времени. Понимая, что в любой момент его могут заметить со стороны, он все равно обернулся и посмотрел вниз. На набережной все было спокойно, хоть и не безлюдно: проезжали такси, прогуливались ночные прохожие, кто-то просто бродил по ночным улицам, кто-то спешил домой.
Не торопясь, но и не делая лишних движений, грабитель уперся ногой в каменный выступ, опоясывающий часы по периметру, отстегнул от пояса стеклорез с алмазным наконечником. Быстро и уверенно он нарисовал на стекле циферблата круг внутри цифры шесть, по контуру латунной арматуры, которая ее опоясывала. Как он и предполагал, алмаз поцарапал стекло, повторяя круг шестерки. Арчибальд прикрепил в центр окружности пневматическую присоску с тремя насадками. Потом взял в руки алюминиевый цилиндр, по длине и по форме похожий на рукоятку карманного фонарика, и ловко и уверенно прокатал несколько раз поверх линии на стекле, оставленной алмазным резцом. Воспользовавшись настоящим лазерным лучом, Арчибальд провел по наметившемуся контуру, что позволило ему сделать надрез тонкий и глубокий. Трещина распространилась вглубь по намеченному царапиной следу. Как только стекло стало поддаваться, Арчибальд надавил на ручку присоски. От одного прикосновения массивный кусок стекла свободно отошел, без треска, как по маслу, и плавно лег на пол с внутренней стороны, за циферблатом, освободив ему, таким образом, круглый проход с острым, как у гильотины, краем. С ловкостью акробата Арчибальд проскользнул внутрь через отверстие, открывшее ему доступ в один из прекраснейших музеев мира. У него в запасе было всего тридцать секунд до того, как взвоет сирена.
