А чего? Нормальный вроде дядька.
Волнуется. И глаза…
У Егора такие же, черные, с пляшущими канкан чертями.
А Рокси неплохо устроилась, вдруг завистливо подумала Марина. От сыночка — к папочке…
И судя по взглядам, которыми ее одаривает Боталов, там не просто скорострельная интрижка.
Боталов — это не Ашот с его сальными пальцами, плешью на затылке и замашками садиста…
О чем он там спросил? А, про дорогу…
— Да, знаю хорошо. Там нетрудно найти. Дорога как раз в этот дом упирается. Дальше и нет ничего.
— Показать сможете?
— Зачем вам это? — вмешался Сергей. — Я дам вам адрес. Не впутывайте Марину.
— Она уже впуталась, — проворчала Рокси.
— Сергей, не переживайте, — мягко сказал Боталов. — Никто не собирается ее никуда впутывать. Но, согласитесь, гораздо проще, если найдется человек, который сможет показать объект… на местности. Вы же это должны понимать.
— Да что она может вам показать? — возмутился Сергей. — Дорогу? Навигаторы есть. Спутники. Или у вас тут Интернета под рукой не имеется?
— Я там, правда, только раз была, — на всякий случай уточнила Марина, но Боталова это не волновало.
Сорвавшись с места, он схватил телефон и выбежал в приемную.
Сергей вздохнул и покачал головой. Рокси молчала. Из пустой приемной доносился приглушенный голос олигарха.
— Вот и делай людям добро, — пробурчал Сергей.
— Ай, да прекрати, — раздраженно сказала Рокси. — Никто ее не собирается бросать на штурм. Ткнет пальцем в дом и свалит по-тихому.
— Я с ней поеду, — решительно заявил Сергей.
Рокси пожала плечами: мол, делай что хочешь.
То, что она вот так запросто, словно они сто лет знакомы, говорит с Сергеем, Марине не понравилось. Она опустила глаза на подлокотники кресла, увидела на одном из них крохотное пятнышко и поскребла его ногтем.
Пятнышко не оттиралось. Ну и шут с ним!
Боталов вернулся с лицом, на котором светилась бледная тень надежды. Усевшись за свой стол, он решительно сказал:
— Сейчас подъедут мои ребята. Марина, вы отправитесь с ними.
— Сейчас? — ужаснулась она.
— Да.
Она промолчала, чувствуя, как в желудке трепыхается вязкое желе страха.
Почему-то когда она опрометчиво взялась помогать, в голову ей не приходила мысль, что все будет разворачиваться в столь бешеном темпе.
В коленях появилась противная слабость…
Они просидели молча до того момента, как в коридоре послышались тяжелые шаги и в кабинет, аккуратно постучав, вошел высокий седой мужчина с ястребиным взглядом до странности светлых глаз. После этого и без того ошеломляющая скорость происходящего ускорилась как минимум вдвое. Марину утрамбовали в микроавтобус с тонированными стеклами, а вот для Сергея места не нашлось.
— Ты-то куда? — ласково спросил седой, схватив Сергея за плечо.
— Я с вами, — решительно заявил Сергей и рванулся внутрь, но седой держал его крепко.
— Поверь, мент, тебе с нами не надо.
Невзирая на его сопротивление, здоровые мужики вытолкали Сергея прочь и рванули с места так, что Марину вдавило в кресло.
Дороги были почти пусты.
Случись сейчас какая-нибудь задержка, Марина просто начала бы вопить, и вопила бы, пока кто-нибудь не заткнул бы ей рот…
За пару часов дороги Марина успокоилась и даже с интересом пригляделась к своим попутчикам. Особенно ей понравились двое сидящих напротив близнецов с одинаково детскими лицами, круглыми глазками и губами в форме бантика. Они всю дорогу подмигивали ей, причем один исключительно правым, а второй — левым глазом. Иногда это получалось синхронно и походило на какой-то странный семафор. Как Марина ни старалась сохранить серьезность, ее губы против воли начали расплываться в улыбке.
— А я тебя узнал, — лениво сказал вдруг седой, обернувшись к Марине. — Дочка у меня твои песни слушает. Плакат на стенку приколотила.
— Правда? — пролепетала Марина.
— Правда. Вчера вот домой вернулся, а там из компа песня орет. «Бессонница», кажется. Есть у тебя такая?
— Есть, — кивнула Марина и тоненьким голосом поинтересовалась:
— Вам нравится?
— Да ты что, — заржал седой. — Как такая муть может нравиться?! Мне ж не шешнадцать уже! Три раза уже как не шешнадцать!
Марина надулась и уставилась в окно.
— Да ты не кручинься, дуся, — ласково сказал седой. — Мы ж другое поколение. И вашу музыку не понимаем. Шумная она, немелодичная.
— Сами вы дуся, — буркнула Марина и оставшуюся дорогу не проронила ни слова.
Близнецы, настороженно слушавшие их перепалку, снова разулыбались и принялись подмигивать.
Дурашливое настроение пропало на въезде в Софрино.
Только что мирно балагурившие мужики вдруг совершенно преобразились.
Марина время от времени подавала голос, подсказывая, как проехать, но, похоже, шофер и так знал дорогу и лишь хмуро кивал. Не доезжая до места, машину загнали в кусты. Из засады темный дом виднелся отчетливо, как на ладони.
— Значит, есть ли там калиточка какая, ты не в курсе, — с сожалением констатировал седой. — Жалко. Ну да ладно, как-нибудь… Лёлек, Болек — периметр.
Близнецы синхронно кивнули, подняли руки к макушке и натянули на лица черные вязаные шапочки с прорезями для глаз.
Марине стало по-настоящему страшно. Заметив отразившуюся на ее лице панику, седой вдруг оскалил свой акулий рот в дикой ухмылке:
— Не ссы, дуся, все будет чики-пуки.
Вдруг его лицо застыло. Он прижал пальцем торчащий из уха наушник и кивнул сам себе:
— Понял.
Остальные смотрели на него с серьезным выражением лиц. Седой без слов натянул на лицо маску, превратившись в загадочного героя французского кино. Марине даже показалось, что сейчас он разразится глухим утробным смехом. Но он не рассмеялся, а только перевесил короткий автомат себе на грудь. Остальные последовали его примеру.
— Сиди тут, дуся, — скомандовал Фантомас. — Ратмир, останешься с ней.
Одна из масок, в прорезях которой виднелись раскосые глаза, беззвучно покивала.
Остальные совершенно бесшумно выкатились наружу.
Дубы стонали на ветру, шевелили голыми ветками, словно подавая сигналы. Марина напряженно прислушивалась, но из дома не доносилось ни звука.
Ей казалось, что время летит как птица.
То и дело заглядывая в свой телефон, она с удивлением обнаруживала, что прошло всего-то две минуты.
От волнения стало жарко.
Она расстегнула куртку, сдернула шарф, но тут же снова замерзла и закуталась.
Неизвестный Ратмир молча поглядывал на нее. Бесконечная возня с телефоном его явно раздражала, наверняка он боялся, что она отправляет кому-то СМС, поэтому каждый раз, когда Марина смотрела который час, охранник вытягивал шею и бдительно смотрел на ее пальцы.
Ей захотелось курить.
Она вытянула из кармана пачку и зажигалку, но охранник помотал головой. Она рассердилась, но он ткнул пальцем на сигарету, на дом, а потом — рогаткой растопыренных пальцев — в собственные глаза.
Волнуется, что огонек заметят из дома? Сквозь тонированные стекла?
От волнения у Марины пересохло в горле.
Она с вожделением поглядела на оставшуюся после близнецов бутылку с минералкой, но не отважилась попросить молчаливого охранника передать ее. В голове вертелась бессмыслица и еще — страх, что Егора там нет и все было зря.
Сейчас бойцы вернутся и набросятся на нее…
Мелькнуло решение выйти на улицу и сбежать, пока еще есть время.
Как только в голове оформилась эта трусливая мысль, Марина приподнялась. Ратмир вскинул свои чуть раскосые глаза и вопросительно мотнул подбородком.
— Мне надо… — начала Марина, но тут же застыла, услышав, как из дома донеслась приглушенная яростная пальба.
Слез больше не было.
А еще вчера она плакала навзрыд.
Позавчера тоже плакала, но не с таким ожесточением, поскольку позавчера было просто страшно.
Вчера — очень страшно.
Оказывается, бояться смерти можно по-разному. Позавчера она надеялась на спасение и избавление. Вчера надежда умерла, растоптанная и раздавленная тяжелыми армейскими ботинками. Сжавшись в комочек, она прорыдала весь день, пока не уснула на холодном полу, слишком измученная, замерзшая и напуганная.
Сегодня, когда смерть подступила почти вплотную, страх не ушел, но слезы высохли, словно внутри что-то выжгло железы раз и навсегда.
Вытянув руку из-под тяжелой головы, она осторожно встала и сделала несколько коротких шагов, пока не уперлась в стенку. Лампочка под потолком включалась только, когда приходили мучители, а звать их она была не намерена. Все, что она хотела, — сделать хоть что-то, поискать оружие, которым она могла бы защитить себя, мужа и нерожденного ребенка, если их все-таки повезут убивать.
