Автобус с журналистами уехал в гостиницу, в зале крутились несколько девиц, в слишком коротких юбках, чтобы их можно было принять за журналисток.
Посереди пустого бетонного коридора, с бокалом в руке, стоял председатель правления «Чернореченсксоцбанка», господин Виталий Лагин.
— Добрый вечер, Виталий Афанасьевич, — приветствовал его Денис, — как там ваш кабель?
— А?
— Помните, у вас третьего дни кабель украли. Не нашли?
— Ой, да какой кабель, — поморщился Лагин, — тут такой бардак… А кабель, кстати, нашли. Сегодня утром.
— И где же?
— Да это Головатый искал, не помню… Замели двоих каких-то работяг, они, естественно, отпираются, уверяют, что нашли кабель в стволе заброшенной шахты…
Денис невольно почувствовал безмерное уважение к русскому народу. Вот это да! Какие-то дуболомы действительно умудрились отыскать кабель если не на дне моря-окияна, то — в не менее диком месте. Да как им в голову взбрело заглянуть в ствол «Ударника?» И ведь там с высоты ничего не видно! Эх, если бы русский народ с той же ретивостью искал, где заработать, вместо того, чтобы искать, где что плохо лежит!
— Да, — сказал Денис с насмешкой, — он очень усердно искал, ваш охранник, куда дели кабель. Просто землю носом рыл.
— Он всегда такой исполнительный, — рассеянно заметил Лагин.
«А ведь ты, голубчик, пожалуй, не приказывал ему землю носом рыть», — отметил про себя Денис.
— А Кеша где? — спросил Денис, — что-то я его среди гостей не вижу.
— Да он уже уехал, — отозвался Лагин, — девицу какую-то подцепил и уехал.
Это было плохо. Если Головатый нашел работяг, то он нашел и шахту, где лежал кабель. А если он нашел шахту, он увидел там следы «Тойоты», точно с той же резиной, что у попугая Кеши…
Денис развернулся и побежал к выходу.
* * *
Машину попугай Кеша вел нежно, как колясочку с ребенком, объезжая многочисленные выбоины и бережно переваливаясь через трещины, избороздившие чело чернореченского асфальта.
Наконец через полчаса плосконосая «Тойота королла» остановилась у девятиэтажки на проспекте Коновалова: отдельного особняка попугай Кеша еще не нажил.
Пыхтя и напевая что-то под нос, Стариков поднялся по заплеванной лестнице на пятый этаж. Ольга робко шла за ним.
Двери в квартиру Старикова можно было распознать сразу: двери были железные, обтянутые ярко-рыжей кожей и с глазком посередине, напоминавшим око египетского бога Ра. Дверей было две — Стариков занимал соседние, соединенные между собой квартиры, но на Ольгу это особого впечатления не произвело. Квартиры в этом доме были маленькие и двухкомнатные.
Кеша, пыхтя, отпер дверь, скинул башмаки и жизнерадостно устремился на кухню.
— Кисонька, проходи! — проворковал он.
Ольга, притворив дверь, пошла за ним. Кеша, с бутылкой в руках, уже возился при буфете. Завидев Ольгу, он ухватил бутылку одной рукой, девушку — другой, и так, прижимая ее, и вплыл в гостиную.
— Обрати внимание, кисонька, на вид, — проворковал Кеша, — дивный вид из окна на Осинку и лесные просторы…
Голос Кеши замер.
Широкая гостиная Кеши, переделанная сразу из двух соединенных комнат, была обставлена со вкусом, который был бы изысканным, ежели б у ее хозяина было побольше денег.
Пол был занятут строгим серым ковролином. Вдоль стен стояло несколько шкафов с книгами, сохранившимися с тех дней, когда Иннокентий Стариков был простым инженером. На кожаном диване перед телевизором валялись детские игрушки — дочка попугая Кеши отдыхала с мамой в Испании, подальше от злобных шахтеров и голодных бюджетников.
В кресле рядом с диваном, развалясь, сидел седовласый представительный мужчина. На коленях он нянчил небольшой автомат, вдвое прибавивший в росте из-за навинченного глушителя. Глушитель был толстый и прямой и диаметром точь-в-точь как батон черкизовской копченой колбасы. Это был начальник охраны Чернореченсксоцбанка, Аркадий Головатый.
— Заходите, ребятки, — кивнул Головатый.
— К-как ты вошел? — спросил попугай Кеша.
— Секреты профессии, — осклабился Головатый. — Если ты забыл, птичка моя, то это банк ставил тебе твои противоугонные двери. Согласись, это вполне разумная мера предосторожности, чтобы начальник охраны банка имел в таком разе дубликаты ключей. А вдруг ты, голуба, когда-нибудь на работу не явишься? Или угоришь? Надо же быть рядом какой-то сострадательной душе, чтобы впустить скорую?
— Или самому вломиться, — угрюмо сказал Кеша.
Головатый лучезарно улыбнулся.
— Ну право, ты же не подозреваешь меня в вульгарном стремлении спереть фамильное серебро, которого у тебя нет?. Или, скажем, те двадцать тысяч долларов, которые ты получил от ОАО «Формика» за предоставленную ОАО ссуду на покупку лекарств, каковую ссуду ОАО проело и улетучилось в неизведанном направлении? Тем более что и доллары-то у тебя в мешке не лежат, а лежат на книжке в Ахтарске в Сбербанке…
Ольга стояла, окаменев. Она пыталась припомнить, запер ли Кеша наружную дверь в квартиру. Кажется, нет. Он просто прикрыл ее и устремился на кухню. Но, может быть, дверь запиралась автоматически? Скорее всего. Но Ольга не слышала щелчка.
Кеша беспокойно дернулся.
— Бог с ними, с двадцатью штуками, — усмехаясь, продолжал Головатый, — мелочи жизни, а? Всегда приберегал их в качестве предпоследнего аргумента, буде случится какой спор с тобой, но вот не пришлось воспользоваться. Только вот третьего дни ты уже не двадцать штук спер, а?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Прекрасно понимаешь. О тебе и твоем подельнике Чиже. Который для тебя грабанул мой сейф.
— Это бред какой-то, — сиплым голосом сказал Кеша.
— Отнюдь. Не забывай, что Чиж не мог проникнуть в банк, просто обесточив сигнализацию. Ему еще нужен был подельник из охраны. В тот день дежурили двое: Черяковский и Чан. Чан напился и мирно дрых. А Черяковский, к твоему сведению, сразу принялся колоться…
Попугай Кеша побледнел.
— Но этого быть не может! — сказал он, — Черяковский… он мертв! Он стрелял в ахтарского гендиректора.
Головатый медленно покачал головой.
— От человека, стрелявшего в ахтарского гендиректора, остался неполный компот хромосом. Конечно, если бы этот товарищ принадлежал к царскому семейству или был еще какой важной особой, возможно, наше государство и нашло бы деньги аттрибутировать слой тканей полпальца толщиной. Но что характерно, никто этим заниматься не стал и не станет. Так что в некоторых кругах посовещались и решили, что будет очень удачно назвать этого человечка Черяковским. Что же касается подлинного Черяка, то он умер несколько позже и мучился значительно дольше, и представь себе, что хотя он был на редкость немузыкальным парнем, он пел перед смертью что твой Шаляпин.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прошелестел одними губами Стариков.
— О папке, которую Чиж свистнул из моего сейфа. По твоему наущению.
— Это бред.
— Брось, птичка попугай. Чиж ни хрена не знал об этой папке. Потому что он ней никто не знал. А догадаться о ее существовании мог только тот, кто что-то смыслил в банковских проводках. И еще — однажды ты видел, как я копирую документы по «Мирте». И так как у тебя на сей счет рыло было тоже в пуху, ты догадался, зачем я это делаю. И потом еще одна маленькая деталь. Знаешь какая?
Стариков молчал. Ольге показалось, что где-то на лестничной площадке хлопнула дверь. Ну и что? Даже если попугай Кеша оставил дверь незапертой, — кто вздумает в нее ломиться?
— Бабки. Товарищ Черяк, будучи человеком опасливым, никак не хотел пускать Чижа в здание под честное слово. Он потребовал с него две штуки баксов. Чиж поколебался и баксы принес. Но ты меня извини — Чиж был хоть и бандюк, а денег у него было шиш. Он ездил на служебной, так сказать, машине, жрал только за чужой счет, и даже ствол у него был служебный. Ему было просто неоткуда взять две штуки баксов.
— Две? — растерянно спросил Стариков, — он мне сказал — три.
Головатый расхохотался.
— Ну вот! Узнаю чисто российское взаимодоверие к партнерам. И вообще — ты думаешь, Чиж с тобой бы поделился? Посмотри на Олечку рядом с тобой. Обрати внимание, что девочка не протестует и не плачет, а стоит, аки жена Лота, и слушает нас очень внимательно. Вот с кем Чиж делился. И вот кто был неустанным движителем всего проекта. Потому что Чиж, упокой Господь его грешную душу, был мелким бандитом и членовредителем, и выше сигарет «Мальборо» и тачки по имени «Мерседес» его мечты не воспаряли. Правда, Олечка?
Ольга молчала. Руки ее слегла дрожали, фарфоровое личико совсем побледнело. Краем глаза она смотрела на бледный, почти незаметный в освещенной гостиной лучик света, который шел из прихожей. Ей показалось, что лучик становится шире. Сквозняк?
